— Видишь? — спросил Манерос, указывая на него жрецу.
— Вижу, — ответил тот. — Вели привести писцов и палачей и пригнать повозки. Через полчаса Пепи увидит руки давних сторонников своего братца.
Четверо юношей в набедренных повязках, со свитками папируса и перьями в руках, выступили вперед и уселись по бокам от Херхора. Это были писцы, персоны весьма уважаемые и почитаемые при дворах фараонов, поскольку они регистрировали все мало-мальски важные события, писали некрологи для вельмож и царей, вели строгий учет вынесенным приговорам и литературным публикациям (в ту далекую эпоху писателей тоже было предостаточно). Они взяли свитки папируса, висевшие у них на поясах, и развернули их, изготовившись писать. Стебли знаменитого папируса нарезали тонкими полосками, пропитывали гуммиарабиком, склеивали и формовали из них прямоугольные листки, служившие египтянам бумагой.
За спинами писцов тотчас возникли двое атлетически сложенных рабов-нубийцев. В руках они держали тяжелые бронзовые топоры с широкими и острыми лезвиями. Это были царские палачи.
Херхор не сводил глаз с дыма, который волнами поднимался над сороковой ступенькой. Его высохшее лицо озаряла жестокая радость. Вдруг он резко крикнул:
— Натянуть луки!
На ступеньке, шатаясь и как-то неестественно подергиваясь, появилась фигура. Человек вылез из западной галереи и сразу остановился, гневно взмахнув рукой. А лучники, окружившие пирамиду, тем временем натягивали луки.
Херхор поднялся, опираясь на нубийца, и крикнул:
— Сдавайся, или я прикажу тебя убить! Царское правосудие тебя настигло, но Пепи милостив даже к мятежникам, посягнувшим на его власть. Спускайся!
За первым вышедшим потянулись еще люди, они выходили и падали на ступеньки и очень быстро заполнили все пространство. Застигнутые дымом, проникшим во все пустые камеры и коридор, мятежники были не в состоянии справиться с огнем, полыхавшим в шахте. Чтобы не задохнуться, они ринулись к западному входу и сгрудились на ступенях гигантской пирамиды. Они стояли неподвижно, словно приросли к камням, и тогда Херхор повторил:
— Сдавайтесь, или гвардейцы штурмуют пирамиду!
И вдруг воздух прорезал крик:
— Вперед! Лучше умереть с оружием в руках! — Это кричал Ата.
Те семь или восемь тысяч воинов, что прятались в чреве пирамиды, быстро выбегали из нее, устремившись со ступенек, как лавина. Все они были вооружены мечами, топорами и длинными кинжалами.
Царские гвардейцы втрое, если не вчетверо, превосходили их численностью, к тому же были снабжены широкими щитами. Они встали стеной у западного входа в пирамиду и сомкнули ряды. В мятежников полетел дождь стрел.
Те из мятежников, кого достали эти стрелы, падали один за другим и катились вниз, как мертвые, подскакивая и ударяясь о ступеньки. Но остальные, во главе которых стоял Ата, разъяренный, как голодный лев, бешеной лавиной неслись вниз, размахивая тесаками и секирами.
Этот сумасшедший бег продолжался не более минуты. Стрелы гвардейцев были не в силах остановить людской поток, который быстро достиг подножия пирамиды и с отчаянной яростью набросился на подданных узурпатора.
Сторонники Тети почти все были люди пожилые, но оружием владели искусно, поскольку участвовали в долгой и изнурительной кампании против халдеев. А потому могли представлять серьезную опасность и для царских гвардейцев, хотя те и превосходили их числом.
Крик стоял ужасающий. Ата во главе сторонников Тети несокрушимым броском смял первые ряды гвардейцев и попытался прорваться. Но, к несчастью, отряды, до сей поры укрывшиеся в пальмовой роще, поспешили на подмогу тем, кто окружал пирамиду, и усилили их ряды. На мятежников обрушилась еще тысяча воинов на боевых колесницах, запряженных горячими конями. Они летели прямо на ряды сражавшихся, внося сумятицу.
Все кончилось в несколько минут. Отчаянную храбрость сторонников Тети сломило численное преимущество противника. Поражение было сокрушительным.
Херхор, бесстрастно наблюдавший за жарким боем со своей повозки, увидел, что мятежники разоружены и взяты в кольцо, и крикнул:
— Пусть выйдет вперед главарь презренных!
Ата, весь в крови, в окровавленном схенти, поскольку только что отчаянно сражался, шагнул вперед и бросил на жреца презрительный взгляд.
— Главный — я, — сказал он. — Хочешь меня убить? Пожалуйста. За меня отомстят скорее, чем ты думаешь. Царствование узурпатора Пепи скоро кончится навсегда.
Херхор впился в египтянина взглядом и произнес:
— А я тебя знаю.
— Вполне возможно, — ответил Ата.
— Я тебя видел на Острове теней.
— А, и ты тоже там был?
— Где Нефер? — заорал старик, скрипнув зубами.
— Пойди найди.
— А Унис?
— Это мне неизвестно…
— А Миринри?
— А мне откуда знать?
— Они же были с тобой.
— А я их потерял по дороге, — с издевкой ответил Ата. — Хочешь их найти — поищи вдоль Нила. Только имей в виду, что Нил — река длинная и его истоки скрыты в сияющем мире Ра и Осириса.
— Ты издеваешься надо мной! — рявкнул Херхор.
— Жизни моей захотел? Я же сказал: бери. Миринри и Унис за меня отомстят.
— Унис! — взревел великий жрец с невыразимой ненавистью. — Он должен быть у меня в руках, понимаешь ты это или нет? Именно он, больше, чем Миринри.
— Что так?
— Он враг гораздо более опасный. Один я знаю, кто скрывается за этим именем.
— Ну так в чем же дело? Арестуй его.
— Где ты с ними расстался?
— Я же сказал тебе, старик: на берегу Нила.
— Или, может, они здесь?
— Только они смогут тебе сказать. Давай допроси их.
— А гнев царя тебя не пугает?
— Я знал только одного царя — великого Тети. А его мне бояться нечего, ведь он мой друг.
— Хватит! — в ярости крикнул Херхор.
— А! Царские палачи, — сказал Ата. — Догадываюсь, какая судьба меня ждет. Вот тебе мои руки!
Он спокойно прошел сквозь ряды солдат и протянул руки первому из палачей, стоявших с поднятыми топорами.
— Давай руби, — сказал он. — Дух старого воина от этого не пострадает.
Лезвие дважды сверкнуло, и кисти рук несчастного упали на землю.
— Подари их узурпатору, — произнес гордый египтянин, брызнув кровью в лицо верховному жрецу. — Настанет день — и Унис и Миринри заставят тебя дорого заплатить за эту пытку.
Помощник палача быстро свалил его на землю и окунул кровавые обрубки в таз с теплым маслом, чтобы остановить кровотечение.
— Следующие! — крикнул Херхор.
Перед его повозкой прошли шестьсот человек, и на землю упали тысяча двести рук. Спустя полчаса шестьдесят боевых колесниц покинули подножие пирамиды, чтобы представить при дворе кровавые трофеи.
24Бог Апис
На следующий день после визита Аты Миринри, Унис и девушка, прихватив с собой инструменты, чтобы сойти за бродячих музыкантов, вышли из домика на назначенную встречу. Им предстояло пересечь весь огромный город, который на многие километры раскинулся вдоль берегов Нила, а потому они постарались выйти вовремя, чтобы к закату быть возле пирамиды.
Выйдя из квартала иностранцев, они углубились в сеть извилистых улочек, ведущих к центру столицы. Поначалу вдоль улочек тянулись жалкие лачуги с земляным полом, в которых две комнатушки служили кладовками, а дворик — одновременно и спальней, и кухней, так как бедняки предпочитали спать на свежем воздухе. Потом лачуги сменили дворцы со строгими, скупыми линиями.
Архитекторы Древнего Египта, проектируя дома, не очень-то давали волю фантазии, да и о прочности построек особенно не заботились. Прямым тому доказательством служит то, что ни один жилой дом, даже предназначенный для богатого вельможи, до нашего времени не достоял.
Египтяне стремились строить на века только храмы и гробницы. Храмы заключали в себе магические формулы и вечные ритуалы поклонения, и, пока они существовали, божество было милостиво. А захоронения защищали мумии и статуи мертвых, земное прибежище душ, чтобы их молчаливые обитатели не опасались, что их останки кто-то потревожит в глубине усыпальниц.
Тем не менее своим дворцам египтяне старались придать некоторую солидность и элегантность: строили красивые перистили[59] с тонкими, расширявшимися кверху деревянными колоннами, украшали потолки затейливыми рисунками, инкрустировали полы малахитом и ляпис-лазурью, а также пристраивали к домам террасы и снабжали внутренние дворики фонтанами и завешивали их огромными тентами, чтобы создать тень. Пол во внутреннем дворике обычно был выложен яркой мозаикой.
В пустыне, где вырос Миринри, он ничего подобного не видел, а потому со все возрастающим восхищением разглядывал грандиозные храмы, сверкающие золотом обелиски, бесконечные ряды дворцов и гигантских сфинксов на площадях. Лица сфинксов напоминали лица царей первых династий.
— Ну и как тебе твоя столица? — спросил Унис, который вообще ничему не удивлялся, словно Мемфис был ему хорошо знаком.
— Моя? — переспросил Миринри. — Она еще не моя.
— Завтра ты станешь царем, и узурпатор больше не займет трон, украденный у тебя. Когда сторонники твоего отца неодолимой лавиной ворвутся в город, объявляя царем сына великого Тети, народ тут же встанет на их сторону. Народ не мог забыть того, кто спас Египет от халдеев.
— Я готов повести за собой старых друзей отца, — сказал Миринри, — и даже смерть меня не остановит. До пирамиды далеко?
— Путь еще дальний, — сказала Нефер, шагая рядом с ним.
— А ты знаешь дорогу?
— Я много раз танцевала погребальный танец вокруг этой пирамиды. Прекрасная Родопе любила музыку и танцы, и после ее смерти самые красивые девушки Мемфиса каждый год приходят, чтобы порадовать танцем ее мумию.
— Родопе! А кто она была? Царица? — спросил Миринри.