— Бедная девушка, которую Менкери возвысил царскими почестями и которую народ за розовые щечки чтил как богиню. Ей было назначено взойти очень высоко.
— Почему?
— Рассказывают, что однажды, когда она купалась в реке, с неба слетел орел, схватил одну из сандалий, оставленных девушкой на песке, унес ее в Мемфис и бросил к ногам царя, сидевшего на свежем воздухе. Царь очень удивился и заинтересовался, потому что сандалия была крошечного размера. Он велел искать владелицу по всему царству, ибо девушку с такой маленькой ножкой представлял себе только как красавицу. И ее нашли. Звали ее Нитагрит. Царь сразу влюбился и женился на ней, нарек ее более изящным именем Родопе и…
Рассказ Нефер вдруг прервал отдаленный рокот барабанов, и улица стала понемногу заполняться возбужденными людьми. Все подходили очень быстро, а некоторые бежали бегом.
— Что происходит? — спросил Миринри.
— Какая-нибудь религиозная церемония, — ответила Нефер.
— Может быть, — заметил старик. — Кажется, мы недалеко от храма Сфинкса.
— Ты не ошибся, — ответила Нефер. — Вот она, площадь, где стоит самый древний из храмов, которыми гордится Мемфис.
— Пойдем посмотрим, — сказал Миринри. — Должен же я знать религиозные церемонии своего народа.
Они ускорили шаг, а рокот барабанов все приближался, и в него вплетались резкие звуки труб, рожков и флейт. Толпа сбегалась, причем состояла она в основном из женщин, потому что мужчины обычно сидели дома и занимались домашними делами. Миринри, Нефер и Унис быстро вышли на площадь, уже запруженную народом. Посередине площади возвышался огромный храм.
Его называли храмом Сфинкса, и он был самым знаменитым в Мемфисе. Пескам Ливийской пустыни не удалось занести и разрушить его, как занесли они почти все следы египетской столицы. Этот самый древний в мире монумент по простоте конструкции представлял собой переход от мегалитических строений к собственно произведениям архитектуры.
Из надписи, относящейся к царствованию Хеопса, которую несколько лет назад обнаружил на фасаде археолог Мариетт, расчистив его от песка, следовало, что в еще более древние времена его уже заносил песком ветер, дувший вдоль Нила, и тогда его тоже откапывали. Находку, как и гигантского сфинкса, находящегося внутри храма, отнесли к постройкам времен шесу-хор, то есть предков фараонов, народа, таинственным образом исчезнувшего, но успевшего создать первую цивилизацию в долине Нила.
Храм занимал обширную территорию и вмещал тысячи людей, которые могли свободно разгуливать между бесчисленных квадратных колонн, сложенных из огромных гранитных и алебастровых глыб, поставленных друг на друга. Они поддерживали горизонтальную платформу и потолки в залах.
К тому моменту, когда Миринри и его друзья подошли к храму, из просторной двери выходили музыканты и музыкантши и звонко разносились звуки бронзовых труб, простых и двойных флейт, арф, лир, треугольников и свистулек из бронзы и фарфора.
Нефер вдруг сильно побледнела.
— Это бога Аписа ведут к Нилу на водопой! — крикнула она, прижавшись к Миринри.
— Это ведь бык, да? — спросил юноша.
— Да.
— Пойдем посмотрим.
— Я боюсь.
— Чего боишься, Нефер?
— Мне пришло на ум мое пророчество.
Миринри пожал плечами.
— Тебе слишком часто что-то мерещится, — сказал он с улыбкой.
— А если там будет…
— Кто?
Нефер замолчала. Она смотрела на Миринри с тревогой, но внимание юного Сына Солнца отвлекло шествие, появившееся в дверях храма.
Сначала на площади показались музыканты и музыкантши, которые шли впереди, оглушая всех громкой музыкой, а за ними, сверкая браслетами и драгоценностями, разноцветным облаком выпорхнули роскошно одетые танцовщицы и выстроились двумя длинными рядами. Это были храмовые жрицы, и в их задачу входило сделать религиозные церемонии как можно более привлекательными. Древние египтяне обожали наводнять свои храмы роскошью, намного превосходящей роскошь христианских храмов.
Многие сотни музыкантов и танцовщиц уже пошли сквозь толпу, теснившуюся на площади, когда из дверей храма вышел редкой красоты черный бык с золочеными рогами. Его сопровождали два отряда царской стражи и множество жрецов. Это был знаменитый Апис, которому посвящен храм Сфинкса и которому весь Египет поклонялся как эманации Птаха.
Жрецы, как правило, очень придирчиво отбирали молодого бычка и следили, чтобы у него на теле обязательно присутствовали особые знаки, подтверждающие божественное происхождение. Таковыми являлись черный цвет шерсти, треугольная белая метка на лбу, темное пятно вдоль позвоночника, хоть немного напоминающее орла, еще одно пятно под языком, похожее на скарабея, и раздвоенные волоски на хвосте.
Эти особые знаки на теле бычка аккуратнейшим образом выявляли жрецы. Впрочем, им зачастую было достаточно неопределенного расположения пучков шерсти, так же отдаленно напоминающего необходимые фигуры, как небесные созвездия напоминают медведицу, лиру или кентавра…
Египтяне относились к этому везучему животному с таким же благоговением, с каким и по сей день сиамцы относятся к белому слону. Когда бык умирал, во всем Египте объявляли траур. Однако жить дольше двадцати пяти лет бычку не дозволялось. Как бы ни была для жрецов прискорбна эта миссия, но зажившееся на свете животное они топили в источнике, посвященном Апису. Затем его тело, тщательно набальзамированное и ароматизированное, хоронили в специальной усыпальнице рядом с такими же бычками, его предшественниками.
Едва бык появился, как вся толпа пала ниц, уткнувшись лбами в камни, а напуганное громкой музыкой животное глухо замычало и припустило бегом.
За ним ехали двадцать боевых колесниц с двумя наездниками на каждой — возницей и каким-нибудь высокопоставленным чиновником, который горделиво стоял, опершись на копье. Такие колесницы и составляли египетскую кавалерию, поскольку, как мы уже говорили ранее, верхом египтяне не ездили. Колесницы были снабжены огромными корзинами с резервуарами для оружия и колчанов со стрелами по бокам. Они крепились над осями колесниц и были украшены, как и дышла, металлическими пластинами и сияли яркими красками.
Каждую колесницу тащила пара великолепных коней в разноцветных чепраках и с султанами на головах. Вид этих колесниц, несущихся во весь опор по полю брани, был необыкновенно живописен. Египетские цари обычно сражались, стоя на таких колесницах и в решающий момент возглавляя атаку.
Толпа, уже успевшая подняться на ноги, снова пала ниц.
Из двери храма, сверкая золотом, выплыл роскошный паланкин. Его несли на плечах четверо высоких полуобнаженных эфиопов, и у каждого на руках и ногах позванивали драгоценные украшения.
В паланкине полулежала, лениво откинувшись на широкую голубую подушку, расшитую изумрудами и рубинами, молодая девушка. Ее наполовину закрывало опахало из страусовых перьев, которое за длинную ручку держала рабыня. На девушке были ожерелья из драгоценных камней и широкие золотые браслеты, а на голове странный головной убор из золотых пластинок с изогнувшейся змеей, то есть с символом власти.
Лицо ее сияло почти белой кожей, на нем выделялись яркие коралловые губы, а прекрасные бархатные глаза смотрели одновременно и властно, и нежно. Черные, воронова крыла, волосы были заплетены во множество косичек, которые выбивались из-под золотой шапки и рассыпались по плечам.
Едва Миринри увидел девушку, как у него вырвался неудержимый крик:
— Моя царевна!
И прежде чем Унис успел его удержать, он уже опрокинул несколько человек из толпы, смял ряды лучников и упал на колени перед паланкином, протянув руки:
— Ты узнаешь меня? Это я вынес когда-то твое прекрасное тело из реки!
И толпа, и стража, сопровождавшая процессию, на несколько секунд застыли, онемев от удивления. Юная царевна, привстав, пристально, с огромным удивлением рассматривала юношу, тоже не говоря ни слова.
И вдруг все с шумом накинулись на дерзкого мальчишку. В воздух поднялись тесаки, дубинки и секиры, готовые изрубить его на кусочки.
Над площадью взвился властный голос царевны:
— Остановитесь!
Миринри не шевелился. Он по-прежнему стоял на коленях перед золотым паланкином, протянув руки и не сводя глаз с дочери всемогущего царя.
— Ты меня узнаешь? — повторил он.
Царевна едва заметно кивнула, и щеки ее порозовели. Оружие опустилось, но лучники двойным кольцом окружили Миринри и Нефер, которая решительно протиснулась сквозь толпу. Им не давали уйти и, видимо, только ждали приказа, чтобы покончить с ними.
— Следуй за мной в царский дворец, — сказала наконец царевна. — Нитокри узнает в тебе того храброго юношу, что когда-то спас ее в верховьях Нила из пасти крокодила.
Миринри издал крик радости, и ему эхом отозвался печальный стон Нефер.
Процессия снова двинулась вперед. Миринри вместе с Нефер шли позади роскошного паланкина, взятые в тесное кольцо дюжиной царских стражников. Стражники смотрели на них отнюдь не дружелюбно. Унис, ругаясь, отошел в сторону.
Дойдя до конца улицы, шествие разделилось. Те, кто шел за Аписом, начали спускаться к реке, а кортеж царевны, состоявший в основном из царских сановников на колесницах и гвардейцев, повернул к восточной части столицы.
Нитокри, прекрасная дочь Пепи, снова откинулась на подушку, а рядом с паланкином шла рабыня-эфиопка и обмахивала царевну опахалом из разноцветных страусовых перьев, скрепленных полукруглой золотой пластиной. Казалось, Миринри больше не интересовал красавицу, но время от времени она оборачивалась, медленно поднимала длинные ресницы, и ее бархатные глаза с быстротой молнии впивались в юношу. Она с восхищением оглядывала своего спасителя, любуясь тонкими чертами его лица, его мощной и в то же время гибкой фигурой. В поле ее зрения попадала и Нефер, которая молча, со слезами на глазах брела сзади. Конечно же, она знала, кто был этот юноша, что спас ее от верной смерти, и отдавала себе отчет, что в их жилах течет одна и та же божественная кровь, что оба они — Дети Солнца.