— Вы правы, — ответила герцогиня.
— Так ты сдаешься или нет? — тряхнул турка араб.
— Али-паша сумеет за меня отомстить, — ответил капитан шебеки, бросив саблю на палубу.
— Если мы дадим тебе время его предупредить, — вмешался папаша Стаке, — но это вряд ли.
— Вы за это заплатите!
— Мы тебя ждем на Адриатическом море, а лучше — в Венецианской лагуне. Там есть канал Орфано, всегда готовый принять турка с камнем на шее.
— Что вы хотите со мной сделать? — взвыл турок.
— Пока что взять в плен, — ответила герцогиня. — Если бы мы были мусульманами, вы и сами были бы уже мертвы, и ваши люди валялись бы бездыханными. Так что благодарите вашего пророка, что мы христиане, а вы турки. Эль-Кадур, свяжи этого человека и отведи в носовую каюту.
— А вы, лейтенант, — сказал папаша Стаке, — свяжите этих язычников сотней локтей просмоленного каната.
Турецкий экипаж, видя, что его окружили, побросал оружие, понимая, что любое сопротивление плохо кончится.
Греки тут же набросились на пленников и принялись их дубасить кулаками и ногами, и неизвестно еще, не лишились бы турки ушей, если бы не вмешательство Перпиньяно и не присутствие герцогини.
Их быстро связали и затолкали вместе с капитаном в носовую каюту, поставив у люка охрану из двух матросов, вооруженных аркебузами и саблями.
— Синьора, — сказал Никола, подойдя к герцогине, — теперь бухта свободна, и мы можем высадиться. Нас никто не потревожит. Если хотите сойти на берег сейчас, то к рассвету мы будем возле замка Хусиф.
— Черт возьми! — произнес папаша Стаке. — Вот уж не думал, что наша первая попытка пройдет так удачно, без единого выстрела. Вторая будет потруднее.
— Ну, может, она будет и не так трудна, как кажется, — заметила герцогиня. — Мы представимся посланниками Мулея-эль-Каделя, у которых от него поручение к племяннице паши. Разве мы не выглядим как турки?
— Но вы не говорите на их языке, госпожа.
— А я притворюсь арабом. Их ведь немало в войске Мустафы! Эль-Кадур меня научил арабскому языку.
— Хорошая мысль! Мои акульи мозги она бы никогда не посетила, — сказал папаша Стаке. — Араб, да еще какой, синьора! Ни разу такого не видел, а как хорош собой!.. Эх, не знаю, что и сказать… Если бы я не был стариком, клянусь, у меня бы точно голова пошла кругом.
Эль-Кадур бросил на него свирепый взгляд, но старому моряку от того было ни жарко ни холодно. А герцогиня только улыбнулась очередной выходке морского волка.
— Высаживаемся, — сказал Никола.
— А шебека? — спросила герцогиня.
— Двое наших людей отведут ее к галере. Чтобы добраться до товарищей, им хватит и одного паруса. Будут вчетвером охранять турок, которые теперь безоружны. Пойдемте, папаша Стаке, и вы тоже, синьора.
— А кто проводит нас в замок?
— Я, — ответил Никола. — Впрочем, рассвет уже близок.
Он отдал необходимые указания двоим часовым, что стояли возле носовой каморки, и христиане вместе с греками-отступниками снова спустились в шлюпки.
— К берегу! — крикнул Никола. — Теперь нам бояться нечего, а если явится Али-паша, то он сильно опоздает.
Обе шлюпки отделились от шебеки, которая тоже собиралась отплыть, поскольку часовые подняли парус, и направились к берегу. Западный ветер крепчал, и на прибрежный песок накатывали мощные валы прибоя.
Шлюпка папаши Стаке прибыла первой. Он ухитрился не задеть ни одного камня, которые торчали из воды, словно вырастая перед носом, и причалил к песчаному берегу.
Стук брошенных на банку весел растревожил морских птиц, и они вихрем разлетелись в разные стороны и исчезли в темноте.
— Хороший признак, — сказал папаша Стаке, потирая руки. — Если бы здесь были турки, птицы не спали бы на песке.
— Выходите на берег, — сказал Никола, тоже причалив к берегу.
Вооружившись аркебузами, герцогиня, Перпиньяно, Эль-Кадур и остальные сошли на пляж.
Никола их опередил и успел забраться на скалу, откуда внимательно изучал открывшуюся перед ним холмистую равнину, поросшую мощными деревьями.
Нигде, ни внизу, ни на скалистых холмах, что поднимались с другой стороны бухты, не было видно ни одного огонька. Только где-то вдалеке лаяла собака.
— С этой стороны бухту никто не охраняет, — сказал Никола, снова спустившись на пляж.
— Когда мы сможем добраться до замка? — спросила герцогиня.
— Через пару часов, — ответил Никола.
— Может, подождем до рассвета?
— Это ничего не даст, синьора. Я знаю дорогу, тысячу раз по ней ходил, таская на плечах центнеры маиса, и даже бегал под ударами плети тюремщика. Тяжелая тогда была жизнь.
— Значит, пошли?
— Да, синьора, если вы не устали.
— Вперед, и помалкивайте.
Отряд пересек песчаные дюны и спустился на равнину. Грек, который, казалось, видел в темноте, как кошка, шел впереди.
— Вот ведь чертяка! — пробормотал папаша Стаке, толкнув локтем Симоне, который шел рядом. — Эти греки и вправду молодцы, когда собираются насолить туркам. А я-то думал, они сделаны из хлебного мякиша!
— Да, народ что надо, — отозвался молодой моряк, не отличавшийся многословием.
Герцогиня и Перпиньяно вполголоса обсуждали план действий, стараясь все предусмотреть и согласовать, чтобы не допустить ни малейшей оплошности. Ведь за любой промах придется заплатить жизнью, а казнь у турок ужасна…
— Для всех я теперь Хамид, сын правителя Медины, поскольку я хорошо знаю арабский, — заключила герцогиня. — Я ближайший друг Мулея-эль-Каделя. Бен-Таэль, слуга великодушного юноши, подтвердит, что я действительно мусульманин и доблестный воин.
— А вы не скомпрометируете Дамасского Льва? — спросил Никола.
— Он сказал, я могу в любой ситуации воспользоваться его именем, и я им воспользуюсь, — отвечала герцогиня. — С племянницей Али-паши я буду говорить одна.
— Да, синьора, — сказали Никола и Перпиньяно.
— Предупредите наших людей. Мы не должны допустить ни малейшего промаха.
— Иначе всех посадят на кол, — сказал грек. — Племянница паши очень хороша собой, но о ней идет молва, что, если дело касается христиан, она не менее жестока, чем ее дядюшка.
— Я постараюсь укротить эту юную тигрицу, — сказала герцогиня, которой, похоже, в голову пришла какая-то мысль. — Я очень верю в то, что наш план осуществится, как бы дерзок он ни был.
Грек на минуту остановился, чтобы лучше сориентироваться в густой темноте, потом отряд снова двинулся вперед по оврагам, покрытым кустарником, который очень затруднял движение.
Папаша Стаке непрерывно ворчал по поводу буераков:
— Бывают же на свете идиоты, которые утверждают, будто путешествовать по земле — такое уж удовольствие. Они никогда не ступали ногой на палубу галеры, никогда не испытывали прелестей ни бортовой, ни килевой качки. Будь неладен этот Кипр с его турками и киприотами!
К пяти часам утра сумрак начал рассеиваться.
— Видите, синьора? — спросил Никола, указав рукой на обрывистый холм, на вершине которого смутно угадывались очертания огромного мрачного здания.
— Это замок Хусиф?
— Да, синьора.
— Бедный ЛʼЮссьер! Должно быть, он томится в подземелье одной из этих мрачных башен.
— И к тому же наверняка закован в кандалы. Племянница Али-паши не слишком гостеприимна с теми, кто заперт в башне.
13Замок Хусиф
Замок Хусиф был одной из самых грандиозных цитаделей, выстроенных венецианцами на средства Катерины Корнаро, чтобы контролировать добрую часть восточного побережья Кипра, непрерывно подвергавшуюся набегам египетских и турецких корсаров, которые хозяйничали на востоке Средиземноморья.
Его возвели на небольшой прибрежной скале, в том месте, где она обрывалась в море, и снабдили массивными башнями с большим количеством амбразур.
Этот бастион оказывал долгое и упорное сопротивление туркам Мустафы, и кто знает, как долго продлилось бы это сопротивление, если бы на помощь Мустафе не пришли сто галер Али-паши.
Крепость нещадно атаковали с моря, ее денно и нощно обстреливали восемьсот кулеврин, и в конце концов она была вынуждена сдаться под натиском пятидесяти тысяч моряков, после чего воины Полумесяца, по своему обыкновению, вырезали весь гарнизон.
Бастионы крепости долгое время подвергались бомбардировкам мощного флота и были сильно разрушены, но их как следует отремонтировали и передали в руки племянницы Али-паши, женщины молодой и, как говорили, очень красивой, отважной и дерзкой. Она, как и адмирал султана Селима, была непримиримым врагом христиан.
При взгляде на замок, который четко вырисовывался в лучах рассвета на краю скалы, у герцогини невольно защемило сердце. Найдет ли она своего жениха ЛʼЮссьера живым, или злобная турчанка уморила его лишениями и жестоким обращением?
Эль-Кадур, казалось, угадал, какая мысль терзала его госпожу, которая стояла на краю обрыва и глядела на замок; он подошел к ней:
— Ты ведь думаешь о виконте, верно, госпожа?
— Да, Эль-Кадур, — с грустью ответила герцогиня.
— Боишься, что племянница паши его убила?
— Как ты догадался, о чем я думаю?
— Слуга привыкает заранее предвидеть желания своего хозяина, — с горечью ответил араб.
— Как ты думаешь, он еще жив?
— Его пощадили после взятия Никозии, значит, решили, что за него можно взять выкуп. Давайте поторопимся, госпожа. Еще немного, и нас обнаружит крепостной гарнизон.
Они ступили на узкую тропу, вырубленную в скале, круто обрывавшейся в море. Эту тропу могла бы оборонять от целого войска горстка людей, даже плохо вооруженных.
Внизу открывалась пропасть, на дне которой мрачно ревело и грохотало Средиземное море.
Никола решительно шагнул на тропу, но сначала попросил герцогиню покрепче прижаться к стене и не смотреть на море, чтобы не закружилась голова.
Пройдя по тропе минут десять и не встретив ни одного патруля, греки и их друзья уже решили, что турки слишком уверены в своей безопасности, чтобы бояться атаки со стороны христиан, и так уже почти уничтоженных. И вдруг тропа вывела их на широкую площадку, над которой высился огромный замок.