— Когда ты прикажешь, госпожа, я покажу, как сражается сын паши Медины.
Хараджа снова на нее посмотрела и прошептала про себя:
— Красив и смел. А что больше? Красив или смел? Ладно, посмотрим.
В этот момент слуги внесли золотое блюдо с двумя серебряными чашами великолепной чеканки, наполненными йогуртом.
— Отведай пока этого, эфенди, — сказала племянница паши. — А я велю седлать моего коня. В моем замке ты гость, и я найду чем тебя занять. Мне нравится твоя компания, и несколько дней ты проведешь со мной.
— А как же Мулей-эль-Кадель?
— Подождет, — небрежно ответила Хараджа.
— Я тебе сказал, что приказ доставить виконта в Фамагусту, возможно, отдал Мустафа.
— И этот тоже подождет. Я не привыкла, чтобы мне кто-то приказывал, даже султан. Кипр — не Константинополь, а Средиземное море — не Босфор. Эй, вы, презренные рабы, седлайте моего скакуна.
— Еще один вопрос, госпожа.
— Говори, эфенди.
— А мог бы я взглянуть на виконта?
— Его здесь нет, — ответила Хараджа. — Нынче утром я отправила его обследовать дальнее болото, мне сказали, что там много пиявок.
— И ты его заставишь их ловить? — спросила герцогиня, еле сдерживая ужас.
— Нет, он будет только руководить работой. Мустафа и Мулей-эль-Кадель найдут его не слишком истощенным. Этот аристократ меня заинтересовал, хотя он такой же пес-христианин, как и все они. Однако он может заплатить хороший выкуп, а люди богатые даже у племянницы адмирала вызывают некоторое почтение. Поднимайся, мой милый капитан. В замке гораздо приятнее, чем на этих вонючих болотах.
Герцогиня доедала йогурт, украдкой насмешливо поглядывая на племянницу паши, а доев, сказала:
— Я готов, госпожа, выезжаем, когда пожелаешь. Женщин не заставляют ждать, как говорят в западных странах.
Хараджу, похоже, заинтересовала последняя фраза, потому что она сразу спросила:
— А ты путешествовал по христианским странам?
— Да, госпожа. Мой отец хотел, чтобы я познакомился с Испанией, Францией и прекрасной Италией.
— Зачем?
— Чтобы я совершенствовался во владении оружием.
— Значит, если представится случай, ты сможешь биться и оружием с прямым клинком?
— Более того, на мой взгляд, такие клинки лучше кривых турецких сабель.
— Берегись. Метюб — прекрасный фехтовальщик, и его не испугают ни итальянская или французская шпага, ни турецкая сабля.
— Кто знает, госпожа.
— А ты уверен в крепости своей руки, эфенди, ведь ты еще так молод!
— При чем тут возраст? Все дело в умении и точности удара, а не в возрасте.
— Ладно, посмотрю на тебя сегодня вечером в поединке с Метюбом.
— Я его не боюсь.
— Не боишься первой и храбрейшей шпаги флота?!
— Ты мне это уже говорила, — ответила герцогиня, улыбнувшись приветливо и немного лукаво. — Мы сразимся, и думаю, ты будешь довольна.
— Я стараюсь свести знакомство с лучшими фехтовальщиками из мусульман. Кафир!
— Я здесь, госпожа, — отозвался слуга, входя в шатер.
— Мой конь?
— Уже готов.
— Капитан, в замке Хусиф нас ожидает завтрак.
— Я к твоим услугам, — сказала герцогиня, склонившись перед грозной турчанкой. — А как же виконт ЛʼЮссьер?
— Он приедет завтра. Это важный вопрос — пиявки в моих болотах. Они могут стать источником больших доходов, а киприоты об этом и не догадываются. Странное дело! Получается, что этим тварям христианская кровь нравится больше, чем мусульманская. Может, она слаще на вкус?
— Может быть, — ответила герцогиня, бросив на племянницу паши мрачный взгляд.
— Мой милый капитан, мы отъезжаем!
Они вышли из шатра. Чернокожий слуга держал под уздцы белого арабского скакуна под длинным красным чепраком с золотым шитьем и с усыпанным мелкими бриллиантами султаном на голове.
— Мой боевой конь, — сказала Хараджа. — Мне прислал его Джебель Шамар. Думаю, на Кипре не найдется коня быстрее его. Я его очень люблю, и ты, как араб, наверное, знаешь, что в сердцах твоих соотечественников первое место занимает конь, а потом уже жена. Это верно, капитан?
— Да, госпожа.
— Странные люди арабы! Ведь, как говорят, в их стране столько красивых женщин! У Магомета тоже, наверное, был недурной вкус. Да, вот еще что: скажи мне, как тебя зовут?
— Хамид.
— Хамид… а дальше?
— Элеонора.
— Элеонора! — воскликнула племянница адмирала. — А что означает это имя?
— Не могу тебе сказать.
— По-моему, оно не турецкое и не арабское.
— Мне тоже так кажется, — с тонкой иронией произнесла герцогиня.
— Может, оно христианское?
— Не знаю.
— Элеонора! Что за странный каприз, что за странная фантазия пришла в голову твоему отцу, когда он давал тебе такое имя? Но оно красивое и звучное. Садись на коня, Хамид-Элеонора. К полудню будем в замке Хусиф.
Племянница паши вскочила в седло без чьей-либо помощи, с ловкостью и быстротой настоящей наездницы, и крикнула, отпустив поводья:
— За мной! Держись рядом, милый капитан! Заставим твою свиту поторопиться!
16Причуды Хараджи
Отряд безудержно ринулся вперед, ибо Хараджа короткими и резкими ударами руки и дикими криками пустила своего арабского скакуна в бешеный аллюр.
Эта странная женщина, казалось, была в настоящем опьянении от неистовой скачки. Может быть, это напоминало ей лавирование на дядиных галерах, когда ветра Средиземного моря свистели в ушах.
Ни внезапные прыжки скакуна, когда он перелетал через трещины и расщелины, ни тряска ее не трогали и ей не мешали. В седле она держалась прямо, словно слилась воедино с конем.
Лицо ее оживилось, черные глаза горели, длинные волосы развевались по ветру. Она непрерывно пришпоривала коня, вдыхая воздух полной грудью и покрикивая между рывками уздечки и грубоватым похлопыванием по холке:
— Поднажми, капитан, арабский скакун не может отставать!
Герцогиня, прекрасная наездница, превосходившая в этом искусстве многих мужчин, невероятными усилиями заставляла своего коня держаться ноздря в ноздрю со скакуном племянницы паши.
А вот эскорт постепенно отставал, все более отдаляясь, несмотря на крики и безжалостное пришпоривание несчастных животных. Не отставать от женщин удавалось только турку и Перпиньяно.
Эта дьявольская скачка продолжалась минут двадцать и утихла только на площади перед замком.
Молниеносно развернув коня, чтобы заставить его притормозить, герцогиня спешилась и хотела помочь Харадже, но та остановила ее властным жестом:
— Племянница Али-паши спешивается и идет на абордаж без помощи оруженосцев или матросов.
Она ловко спрыгнула на землю, даже не опираясь на стремена, обернулась к герцогине и сказала с вызывающей улыбкой:
— Мой милый капитан, ты гость моего замка, и любое твое желание для меня — приказ.
— Ты слишком любезна, госпожа. Я постараюсь не злоупотребить твоим гостеприимством.
— Напротив, я требую, чтобы ты им злоупотребил, — ответила Хараджа.
— Но тогда уже не я буду командовать, — рассмеялась герцогиня.
Племянница адмирала на секунду задумалась над таким ответом, потом тоже рассмеялась:
— Ты прав, капитан. Я и правда, как обычно, принялась раздавать приказы. Это дурная привычка, но что ты хочешь? Я привыкла приказывать, а не подчиняться. Пойдем, завтрак уже готов: я слышу, муэдзин приступил к полуденной молитве.
Потом, махнув рукой и едва заметно пожав плечами, прибавила вполголоса:
— С пророка хватит и молитвы жреца. А Бог велик, он может сделать для нас исключение, по крайней мере на сегодня.
— Что она за женщина? — прошептала про себя герцогиня. — Она жестока к христианам, потому что они не мусульмане, а сама потешается над религией пророка и Аллаха. Будь начеку, Капитан Темпеста!
Хараджа отдала коней на попечение конюхов, которые бегом прибежали из замка, представила им свиту герцогини и, по-свойски взяв ее за руку, поднялась по лестнице и вошла в просторный зал, где у дверей дежурили двое арабов в длинных белых плащах с большими красными кистями на капюшонах и саблями наголо в руках.
— Завтрак готов? — спросила Хараджа, даже не взглянув на них.
— Да, госпожа, — отвечали стражники, поклонившись до земли.
Зал, как и все гостиные в турецких домах, был обставлен очень элегантно, хотя и просто. Никаких огромных столов или тяжеловесной резной мебели в нем не наблюдалось.
Несколько диванов с шелковой узорчатой обивкой, обилие занавесок и ковров, сверкающих серебряным и золотым шитьем, легкие этажерки по углам, на стенах паноплии[12] с красиво развешенной коллекцией оружия из всех стран Европы и Азии. Там были громоздкие длинноствольные аркебузы без узоров и инкрустаций, аркебузы турецкие и персидские, богато украшенные золотом и резными фигурами, сабли, ятаганы, французские и итальянские шпаги, кинжалы, мизерикордии — клинки с короткими, узкими лезвиями — и еще много всего.
Посередине зала стоял изящно сервированный стол, покрытый желтой, с белыми цветами, шелковой скатертью, и на нем серебряные тарелки с дивной гравировкой, бокалы и рюмки, а также вазы из муранского стекла.
— Садись, мой милый капитан, — сказала Хараджа, уютно устраиваясь в небольшом старинном кресле с парчовой обивкой. — Мы будем завтракать вдвоем и сможем поговорить свободно, никто не будет нам мешать. А об эскорте не беспокойся, эфенди, их отлично примут, и у них не будет повода обижаться на отсутствие гостеприимства. У меня прекрасные повара, а продукты доставляют прямо из Константинополя и с островов Архипелага — все, что пожелаю. Кстати, ты вовремя приехал, я угощу тебя волшебной рыбой из Балаклавы.
— Из Балаклавы! А что это за рыба?
— Как, ты не знаешь легенду о волшебной рыбе?
— Нет, госпожа.
— Я тебе расскажу, когда будем ее есть.
— Нет, все-таки она странная… — пробормотала про себя герцогиня.
Хараджа взяла со стола серебряный молоточек и ударила в золотой колокол.