— Ну у них тоже не кошачьи глаза. Кто сможет что-нибудь разглядеть в такой темноте? — вступил в разговор Мико.
— А ну-ка, послушай теперь ты, албанец, — сказал Никола. — У горцев почти всегда очень тонкий слух.
Все трое застыли, поглаживая коней, чтобы те не заржали, потом Мико отозвался:
— И верно, я слышу далекий шум, и произвести его может только порядочный конный отряд. Клянусь бородой пророка! Только погони нам не хватало!
— Я не ошибся, — сказал грек. — Тех двоих, что мы вышибли из седла, должно быть, нашли, и теперь их товарищи хотят за них отомстить. Ну, даже если они и на арабских скакунах, то наши кони той же породы и весьма высоких кровей, ведь так, синьор Мулей-эль-Кадель?
— Эти кони преследования не испугаются, — ответил Дамасский Лев, который вовсе не выглядел встревоженным. — Ты вел нас к дому своего друга?
— Да, синьор Мулей. И скорее всего, он будет не один, он смог спасти, заплатив изрядную сумму, двоих своих родственников, знаменитых драчунов.
— Дом еще далеко?
— В четырех-пяти милях.
— И нас там примут, даже если у нас на хвосте будет турецкий конный отряд?
— Мой друг не из пугливых, а уж остальные и подавно. Разжечь запалы аркебуз?
— Сейчас это будет неблагоразумно, да и погоня пока слишком далеко. Поскачем быстрее и постараемся, чтобы нас не настигли раньше, чем будем на ферме.
Теперь кони выбивали копытами безостановочную дробь. Почувствовав острые края стремян, они понеслись по полю галопом, между широких борозд, почти начисто лишенных посадок. Всадники постоянно прислушивались, в надежде различить подозрительный шум, но из-за цокота лошадиных копыт ничего не было слышно.
— И все-таки я уверен: за нами погоня, — ворчал Мико.
Часа два всадники скакали по полям, изредка перемахивая через изгороди из смоковниц, без ухода разросшихся ввысь, потом притормозили перед рощей рожковых деревьев.
— Ферма моего друга уже недалеко, — сказал Никола. — Коням надо продержаться еще с полчаса — и мы в безопасности.
— В безопасности, говоришь? — спросил Дамасский Лев.
— Здешние фермы давно стали арсеналами, и там мы найдем и оружие, и новый запас пороха. Хватит, чтобы одолеть целый эскадрон.
— И как только у тебя получается ориентироваться в такой темноте?
— Сам не знаю. Но я ни разу не заблудился ни на суше, ни на море, даже без компаса. Может, у меня в мозгу какое-то шестое чувство, как у перелетных птиц. И заметьте: у меня есть еще одна особенность, очень ценная для этого острова, который часто страдает от засухи. Я слышу подземные реки и умею их находить. Эй! Осторожно! Смотрите, здесь тоже была резня: все поле усыпано скелетами.
— Христиане? — спросил Мулей.
— О, турок тут тоже хватает. Островитяне, разъярившись от бесконечных побоищ, не сдавались, не запалив последнего фитиля и не разломав чьего-нибудь ятагана. Придержите коней и смотрите, чтобы они не поранились.
Они поскакали по полю, сплошь покрытому костями, источавшими невыносимый запах. Тем временем на небе появились звезды, и путники стали различать развалины ферм, некогда процветавших на острове. Должно быть, между захватчиками и островитянами завязалась нешуточная битва, и захватчики, несомненно более многочисленные, именем пророка безжалостно истребили островитян, за которыми не было другой вины, кроме поклонения Кресту. Остальное довершил огонь.
— Это та самая деревня? — спросил Дамасский Лев, указывая на первый из видневшихся домов.
— Да, господин Мулей, — со вздохом отозвался грек. — Турки перебили здесь больше шестисот мирных крестьян, не щадя ни женщин, ни детей. Вам лучше моего известна османская жестокость.
— И я знаю, какой ужас она внушает, — ответил Дамасский Лев. — Как это подло! Как низко! Настоящий воин бьется только с сильным противником!
Понуждая коней делать большие прыжки, путники миновали страшное поле костей и углубились в рощу рожковых деревьев. Едва они въехали в лес, как со всех сторон раздалось громкое хлопанье крыльев, и их обдало мощным потоком отнюдь не ароматного воздуха.
— Это еще что? — спросил Мулей-эль-Кадель, размахивая шпагой.
— Падальщики, — ответил грек. — Черные птицы с длинными клювами, больше метра высотой. До войны они здесь не водились. Говорят, они налетели из дальних стран, чуть ли не из Персии, и явились сюда после долгого пребывания на полях Кипра.
— Где они порядком разжирели, — проворчал Мико.
— Теперь они здесь. Учтите, иногда они нападают даже на людей, если голодны. Мне дважды приходилось отстреливаться от этих вонючих тварей из аркебузы.
— Обойдемся шпагами, Никола, — сказал Дамасский Лев. — Авось не затупятся, они ведь срубали головы туркам, закованным в железо. А огнестрельное оружие пока в ход пускать не надо. Не забывайте, нас преследуют, и даже один выстрел послужит отличной наводкой.
— Верно, хозяин, — сказал Мико. — Ух ты!.. Они пошли в атаку!.. Мало им мертвецов, так они хотят еще и живых сожрать! Полегче, мои дорогие, эта палка режет, как секира турецкого палача. Берегите головы!..
Падальщики, не найдя чем поживиться на полях, где остались одни прокаленные солнцем кости, принялись пикировать на всадников, в надежде набить себе брюхо свежим мясом. Они были черные, как тьма, что их окружала, с клювами длиною в фут. В таком широко разинутом клюве спокойно мог бы уместиться крупный сокол, а то и еще какая птица покрупнее. Они яростно вопили, будто лисицы, и решительно кидались в атаку, целясь в первую очередь в головы коней, которые не были закрыты броней, в отличие от всадников.
— Вот они, союзники турок! — кричал албанец, нанося удары шпагой во все стороны.
Дамасский Лев и грек тоже вступили в бой, хотя и были уверены, что большого вреда от этих мерзких голодных птиц не будет. Они рубили и кололи направо и налево, и под ноги коням летели птичьи головы, крылья и хвосты. Перепуганные кони пустились вскачь огромными прыжками. Лес рожковых деревьев быстро остался позади, и путники снова оказались в полях.
— Будем надеяться, что те, которые за нами гонятся, тоже повстречаются с этими малосимпатичными приятелями, — сказал Мико. — Все турки в той или иной степени суеверны и вряд ли решатся углубиться в лес.
В этот момент в полной тишине, царившей над полями, раздались два мелодичных удара.
— Что это? — спросил Дамасский Лев, приготовившись остановить коня.
— Этот звон говорит нам, что ферма Домоко совсем близко, — ответил грек. — Здешние башенные часы все еще бьют, и я думаю, они единственные из всех, которые турки, непонятно почему, не разбили.
Снова послышался бой часов — два удара. Звучная бронзовая волна завибрировала в воздухе, как живая, а потом с тихой жалобой замерла вдали. Трое всадников на миг переложили шпаги из правой руки в левую и осенили себя крестом. Затем отпустили шенкеля и крикнули коням:
— Вперед!.. Вперед!..
Когда звук часов угас, вдали снова послышался шум безжалостной погони.
— Спаси нас святой крест!.. — крикнул Мико.
— И будем рассчитывать на наши шпаги, — сказал Дамасский Лев.
Перед ними открылась пустынная равнина без шпалер виноградников, без рожковых деревьев, без смоковниц. Из-под копыт коней вылетали тучи пыли. Расправившись с мирными землепашцами ударами сабель и выстрелами из аркебуз, турки подожгли и дома, и посевы. Огонь уничтожил все. Сторонники Полумесяца приготовили захваченные земли к урожаям, обильно удобрив их «навозом войны»: пеплом и кровью.
Проехав еще с четверть часа, всадники увидели чахлые шпалеры виноградников.
— Посмотрите-ка туда, — сказал грек.
— Дом с башней! — воскликнул Дамасский Лев.
— Это ферма моего друга Домоко.
— Он дома?
— Надеюсь.
Тут отчаянно залаяли собаки, и, судя по громкой басовитости их лая, это были крупные звери. Путники придержали коней и въехали на площадку, посередине которой располагалась ферма: массивный дом с каменными стенами и кровлей, с полуразрушенными навесами по бокам. Туркам не удалось поджечь дом, но они разорили навесы, где несчастные крестьяне, хотя и обращенные с горем пополам в ислам, могли укрывать коней и баранов.
Никола вложил шпагу в ножны, поднес ладони ко рту и трижды протяжно свистнул. В следующий момент, когда собаки залаяли еще громче, словно пытались вырваться из дома, маленькое окошко распахнулось, и чей-то зычный голос спросил:
— Кто там? Ислам?
— Нет, Сан Марко! — ответил Никола. — Открой, Домоко: за нами погоня.
— Что, эти псы в тюрбанах?
— Они.
— Погоди, разбужу своих. Никола, это и правда ты?
— Я, и со мной Дамасский Лев.
Окошко снова закрылось, в доме послышалась какая-то возня и скрип старой лестницы. Потом открылась дверь, и на пороге, на ходу раздувая фитили аркебуз, показались трое высоких, крепких, заросших бородами мужчин.
— Побереги оружие для турок, Домоко, — сказал Никола. — Мы христиане.
— Настали скверные времена, никому нельзя доверять, — отозвался крестьянин. — Мой дом в вашем распоряжении, вместе с погребом и амбаром.
Один из его родственников зажег коптящую допотопную масляную лампу, а другой стал привязывать собак, огромных мастино, которые угрожающе скалились и были, наверное, одинаково опасны и для турок, и для христиан. Всадники спешились, не снимая оружия, в том числе и аркебуз, и вошли в просторную комнату. А мужчины тем временем взяли под уздцы коней и отвели их под навес.
Потолок и стены в комнате почернели от копоти, пол был земляной и потому грязный. Вся обстановка состояла из дюжины глиняных кувшинов для хранения масла, которые в то время были такими массивными, что могли устоять даже перед ружейным выстрелом, длинного, изъеденного жучком столетнего стола и нескольких шатких скамеек. Зато по стенам было развешено множество аркебуз с готовыми трутами и сверкающие ятаганы.
Хозяин фермы отличался богатырской статью и силой, несмотря на то что в его длинной бороде уже посверкивали серебряные нити. Он шагнул навстречу гостям: