— Часа через два, а может и раньше, будем в Кандии, — сказал Никола. — У тебя сердце колотится?
— Ни капельки, — ответил албанец, пожав плечами.
— То, что ты затеял, напугало бы и смельчака.
— Я бегло говорю по-турецки, молюсь, как муэдзин, кто же заподозрит во мне христианина с письмом к султану? Ты ведь знаешь, в Константинополе полно моих соотечественников.
— И в гаремах тоже, — заметил Никола. — Вам там отдают предпочтение и считают самыми убежденными мусульманами.
— Нет, Албания еще не вся принадлежит туркам, — ответил Мико. — Пусть только явятся к нам в горы, и тогда посмотрим, как Полумесяц поднимет над нашими вершинами свой флаг.
— Эй, смотри! Там свет!
— Сигнальные огни эскадры паши?
— Наверное, — отозвался Никола, который снова встал, чтобы осмотреть берег.
— А как же твое убежище? — спросил Мико, готовясь постепенно спустить латинский парус.
— Подожди пока.
Каик на большой скорости прошел три-четыре мили, потом грек направил его к берегу, где виднелись нагромождения скал. За ними, похоже, был крутой изгиб берега, поскольку оттуда долетал громкий шум прибоя.
— Вот и мое убежище, — сказал Никола. — Там наверху есть несколько пещер, где христиане прятались от турецких сабель. Отсюда до рейда Кандии не более двух миль, и скал, похожих на эти, на берегу больше нет. Сумеешь найти это место и меня забрать?
— Не ошибусь, приятель, — ответил албанец. — Как только вручу письмо, если паша меня потом не повесит, брошу здесь якорь, обещаю тебе.
— В последний раз тебя предупреждаю: даже не пытайся вызволить сына Дамасского Льва. Погибнешь и никому не будешь нужен. Мы позаботимся о том, как вырвать его из когтей хусифской тигрицы.
Он взял узел с продуктами, закинул за плечи аркебузу и, удостоверившись, что ятаган на месте, спрыгнул на берег.
— Уходи сразу, — сказал он албанцу. — С тех пор как пришли эти мусульманские псы, в Кандии полно шпионов.
— Доброй ночи, Никола, и да пошлет нам Господь удачу.
Одним ударом весла албанец отчалил от берега, поставил парус по ветру и быстро растворился во мраке. Грек проводил его глазами, пока тот не скрылся, и полез вверх по скале к хорошо известной ему пещере. Скала была не очень крутая, и через несколько минут он оказался уже на пятидесятиметровой высоте. Немного побродив среди камней, он остановился перед широким темным проемом.
— Ну вот и моя комната. А как там шлюпка?
Он обернулся и посмотрел на море, но каик, как мы сказали, уже исчез из виду.
— Безумная затея. Ну и смельчак этот албанец.
Не успел он это сказать, как почувствовал, что его крепко схватили за плечи, и услышал хриплый крик в два голоса:
— Ага! Попался, христианский пес!..
Нападение было так внезапно, что грек даже не успел ни скинуть с плеча аркебузу, чтобы действовать ею как дубиной, поскольку фитиль был погашен, ни вытащить из-за пояса ятаган.
Это были двое матросов из флота паши, которые выскочили из пещеры, набросились на Николу и схватили его за руки.
— Ты что здесь делал, грязный пес? — спросил тот, что постарше, бородач весьма свирепого вида.
Турки разоружили его и принялись трясти, крепко держа за руки.
— Никакой я не христианин, видите, я говорю по-турецки, как вы, — с готовностью отвечал Никола.
— Ну да, все так говорят, чтобы спасти свою шкуру, — с ухмылкой сказал бородач. — Так мы тебе и поверили.
— Я до последних дней служил паше, был одним из мастеров на флагманской галере.
Оба турка, сжимая в руках сверкающие ятаганы и ощупывая пояса с торчащими из-за них пистолетами, разразились хохотом.
— Грязная свинья! — рявкнул бородач. — Пытаешься нас надуть? Мы не из тех, кто бросает пойманную добычу, правда, Китаб?
— Конечно, — ответил второй, — христиане — добыча скудная, они и цехина не стоят.
— Что вы от меня хотите? — спросил грек, даже не пытаясь сопротивляться.
— Что мы хотим! — заорал бородач. — Ах!.. Ах!.. Ты видал таких дураков, Китаб?
— Не-а.
— Я тоже. Господин мастер паши, окажите любезность, отдайте нам свою шкуру. Головы критян идут по цехину за штуку. А на цехин бедный матрос может неделю угощаться кипрским вином, как султан.
— И где же это их скупают? — с иронией спросил Никола.
— На флагманской галере.
— В таком случае, когда паша увидит мою голову и узнает меня, он велит посадить вас на кол.
— Полегче, матрос недоделанный, ты, небось, и на галеру-то никогда не поднимался. Мы еще посмотрим, останется ли голова, которую мы принесем паше, в таком же прекрасном виде. Ладно, паршивый христианин, ты нам порядком надоел, время тебе приготовиться к смерти. Верно, Китар?
— Клянусь бородой пророка! Я не желаю потерять свой цехин.
— Как нам с ним расправиться?
— Канальи! — крикнул грек, изо всех сил пытаясь вывернуться у них из рук.
— Есть идея, — сказал Китаб. — Я ни разу не видел, как взрывается христианская тыква.
— И что? — недоуменно спросил бородач.
— Мы дадим ему в каждую руку по пистолету и заставим его застрелиться. Голова останется христианской, а вот лицо после двух выстрелов в упор станет неузнаваемым. А будет артачиться, зарубим его ятаганами.
— Нет, Китаб, мы привяжем его к якорю нашей шлюпки и тихо опустим в море. Вот увидишь, крабы быстро объедят ему башку.
— Ума у тебя, как у ангорского кота, — сказал Китаб. — Паша скажет, что мы выудили какого-то утопленника, и тогда прощайте, цехины.
— А ты говоришь прямо как Магомет, — сказал бородач. — Ну, тогда будем смотреть, как разлетаются христианские репы. Или ты думаешь, они остаются целыми?
— Нисколько в том не сомневаюсь.
— Даже после выстрелов наших пистолетов? Хочешь, поспорим на цехин?
— Идет.
— Тогда запалим фитили.
Они выпустили грека, который все равно не мог бы сбежать, стоя на самом краю скалы, и преспокойно стали готовить к бою оружие, словно речь шла о том, чтобы пристрелить бродячего пса.
— И что я должен сделать? — спросил Никола, увидев, как задымились фитили.
— Вышибить себе мозги, — сказал бородач. — Мы поспорили на твою голову, и ни я, ни мой приятель не собираемся проиграть. Закрой глаза и жми на курки!
— Давайте. Я все равно уже мертвец.
И двое лоботрясов со словами «Валяй, расшиби вдребезги свой христианский арбуз!» отдали ему пистолеты.
Прогремели два выстрела, и в то же мгновение раздался крик: кричали двое. Никола крепко сжимал два тяжелых пистолета, но, вместо того чтобы выстрелить себе в голову на потеху двум бандитам, отскочившим от него на три шага, открыл по ним огонь, выкрикнув при этом:
— Это я, придурки, полюбуюсь, как разлетятся ваши турецкие арбузы.
И он сдержал слово. Оба мусульманина, получив по пуле в лоб, повалились на землю рядом с пещерой, орошая все вокруг кровью и брызгами мозгов.
— Гурии вас ожидают, добро пожаловать! — грозно произнес грек.
Он разоружил мертвецов, забрал боеприпасы и столкнул их тела со скалы. Послышались два громких всплеска, и все стихло. Турки были уже среди гурий.
15На галере Али-паши
Пока грек столь быстро и успешно расправлялся с двумя незадачливыми мошенниками, Мико на всех парусах несся к рейду Кандии. Чтобы не получить шальной заряд из какой-нибудь кулеврины, он зажег фонарь и прижался к берегу, строго держась по ветру. Вдали поблескивали огни турецкой эскадры. Фонари у турок были большие и яркие, некоторые в метр-полтора высотой, все серебряные, а на флагманских галерах — из чистого золота. В открытом море светились сигнальные огни галиотов, курсировавших вдоль рейда, чтобы оградить пашу от любых неожиданностей. Мико, такой же бывалый моряк, как и грек, точно сориентировал паруса и направил каик к полугалере,[33] которая, подняв весла, шла свободным ходом в миле от берега.
Над морем сразу же взвился голос, который с угрозой крикнул:
— Эй, ты, остановись, или мы угостим тебя зарядом картечи, как христианскую собаку! Стой!
— Я турок, иду из бухты Капсо с письмом от султана! — крикнул албанец.
— Подойди ближе!
Албанец спустил паруса и точно и быстро подвел каик к левому борту полугалеры.
— Поднимись! — крикнул тот же голос.
Албанец привязал шлюпку к трапу и легко вскарабкался на палубу.
На него тут же набросились капитан и человек шесть офицеров. Грубо схватив его за горло, капитан сказал:
— Покажи письмо.
— Я должен передать его только в руки самого паши, — ответил албанец.
— Не такой я дурак, чтобы его вскрывать. Великий адмирал меня посадит на мачту, как на кол, а мне вовсе неохота там оказаться. Я хочу сначала увидеть, как разорят Кандию.
Матросы принесли фонарь.
Мико достал письмо, которое хранил во внутреннем кармане, и показал удивленному капитану огромные печати султана.
— Да забери меня все гурии, что бродят по нашему раю! — слегка побледнев, вскричал капитан. — Хорош бы я был, если бы выпустил в этого человека заряд картечи. Разрази меня бомбарда!.. Печати настоящие. Я их знаю…
Потом, внимательно и подозрительно посмотрев на Мико, сказал:
— Кто дал тебе письмо?
— Я не могу тебе сказать. Это касается только паши, и я тоже дорожу своей шкурой.
— Ты прав. Ты еще совсем молод, и, может, тебе доведется увидеть и другие победы ислама.
Он усадил в каик двоих матросов и велел взять его на буксир. Гребцы заработали веслами, и полугалера устремилась к османской флотилии, широким полукругом стоявшей на якоре напротив Кандии. Похоже, и осаждавшие, и осажденные в эту ночь объявили передышку, потому что и кулеврины, и бомбарды молчали. Только на аванпостах время от времени слышались выстрелы из аркебуз. Ловко маневрируя, полугалера прошла мимо двух сотен кораблей эскадры, не задев ни одного, и причалила к борту флагманской галеры. Шканцы флагмана ярко освещали три больших фонаря.