— Я тоже про это думаю. А ты заметил, какой важный вид у их главного? Наверное, он визирь, а может, и того выше. Уж я-то в людях разбираюсь.
— А остальные? — спросил Санджак.
— Военные, и кое-кто очень высокого происхождения.
— И тоже турки? Не похожи они на турок.
— А ты только лица рассматривал или заметил, на какой шлюпке они приплыли?
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что я недавно осмотрел шлюпку, и мне кажется, эта лодка не турецкая.
— Что ты такое говоришь, Хасард?
— Я говорю, что я хитрее тебя и все замечаю. А тебе лишь бы кипрского вина выпить.
Санджак быстро вскочил и вышел на террасу, армянин за ним. Комендант внимательно вгляделся в шлюпку, качавшуюся на волнах в бухте возле волнореза.
— Разруби меня ятаган! — подскочив, вскричал он. — А ведь ты прав. Это не турецкая лодка, у нее совсем другие обводы.
— Где гости?
— Пошли к узнику, — ответил Санджак.
— Значит, у них пока не будет времени заниматься нами. Пойдем со мной.
— Куда?
— Дойдем до бухты.
— Крабов ловить пойдем?
— Нет, как следует рассмотрим шлюпку.
— Может, ты и прав.
Они огляделись и, никого не заметив вокруг, быстро стали спускаться по узкой, длинной лестнице, ведущей к самой воде. Дойдя до мола, возле которого была причалена шлюпка, Хасард поднялся на борт и подошел к румпелю. Надпись сразила его наповал: «Мочениго — Венеция».
— На твое несчастье, ты не умеешь читать, — сказал он.
— Зато ты умеешь. А мое умение — драться и убивать.
— Ну, тогда я должен тебе сказать, это венецианская шлюпка, и она носит имя знаменитого адмирала, который отважился встать на якорь возле Константинополя.
— Но может, это трофейная шлюпка, отбитая у венецианцев.
— Гм!.. — отозвался Хасард. — Ты что, не видишь, она почти новая?
— Ну и что ты на это скажешь?
Армянин погладил бороду, сплюнул на палубу и прикрыл глаза, словно собираясь с мыслями.
— Мне кажется, дело мутное.
— И мне так кажется, — ответил Санджак.
— И я бы хотел дать тебе совет.
— Говори.
— Этой же ночью надо послать лодку в Кандию и предупредить госпожу.
— И просить ее вернуться?
— Это было бы лучше всего.
— Думаю, ты прав. Если эти господа действительно посланцы султана, Хараджа с ними разберется. Нынче вечером, как только стемнеет, я велю снарядить большой каик с восемью гребцами и рулевым.
— И правильно сделаешь, Санджак, — сказал армянин. — Лично я хотел бы, чтобы сюда приехал и паша, чтобы лучше разобраться в этом деле.
— Но он занят осадой Кандии.
— Он может взять столько галер, сколько захочет. Они все равно без дела болтаются в водах залива. Ты со мной согласен?
— Полностью, — ответил комендант. — Ты снял с меня огромный груз. Пойдем посмотрим, чем заняты наши гости. Не будем возбуждать подозрений.
— Ха!.. Наверняка возятся с пленником.
Они сошли на берег с венецианской шлюпки и, медленно поднявшись по лестнице, вернулись на террасу. Первый, кого они встретили, был Мико, который широкими шагами расхаживал по террасе и курил короткий чубук.
— Где вы были? — спросил албанец таким тоном, словно был по меньшей мере младшим визирем.
— Ходили за крабами, — с готовностью ответил армянин. — Мы хотели угостить вас отменным блюдом, но море сегодня неспокойно, и на песке мы не нашли ни одного из этих вкусных ракообразных, которые так нравятся Харадже.
— Значит, сегодня ужин будет скудным, — не без иронии заметил Мико, пристально глядя на армянина.
— В замке Хусиф всегда хорошо кормят, — резко ответил Санджак. — Никто из гостей пока не жаловался на стол племянницы великого паши.
— Вы послали рыбаков в море?
— И они уже вернулись с полными сетями. В нашей маленькой бухте водится много рыбы, и особенно много устриц.
— Мой господин их очень любит, — сказал Мико.
Санджак подозрительно на него взглянул и вдруг спросил:
— А какой чин имеет твой господин в Константинополе?
— Он паша, один из самых уважаемых при дворе, к нему все прислушиваются. Он воевал в Азии и в Австрии, в куски разламывал клинки в войне с хорватами и сербами, сражался с венецианцами в Адриатическом море и носит очень знаменитое имя, которое ты когда-нибудь узнаешь.
— Значит, он сильный воин?
— На море и на суше. Султан не послал бы его сюда, если б не знал, какому человеку доверяет эту миссию.
— Но чего боятся в Константинополе? — спросил Хасард. — Что замок Хусиф со дня на день сдастся венецианцам?
— Государственные тайны не обсуждаются, — ответил хитрый албанец. — Мы наблюдаем, следим, составляем суждение, а потом доложим султану.
— О ком? — спросил армянин.
— Ступай писать бумаги, а еще лучше — вели распорядиться насчет ужина. В Константинополе не дожидаются заката, чтобы сесть за стол. Так пища лучше переваривается, и спится спокойнее. Ты меня понял?
— Ты слишком хорошо говоришь по-турецки, чтобы тебя не понять, — ответил армянин, стиснув зубы и испепелив албанца свирепым взглядом.
— Тогда ступай, точнее, убирайся вон.
— Это ты кому? — сказал Санджак, схватившись рукой за рукоять одного из клинков, висевших у него на красном шелковом поясе.
— Твоему приятелю, — ответил Мико. — И оставь в покое каджар. У меня на поясе их висит два, и никто не сравнится с албанцами во владении этими короткими кинжалами.
— Ты бросаешь мне вызов?
— Кто, я? У меня нет ни малейшего желания ни ломать клинки, ни нарушать приказ султана, тебе ясно? Султана.
Комендант опустил голову, что-то процедил сквозь зубы, но перечить не решился и удалился вместе с армянином, взгляд которого источал яд.
— За ними нужен глаз да глаз, — сказал себе албанец, провожая их взглядом. — И сегодня вечером никакого кофе. Алмазную пыль очень легко смешать с сахаром, она вполне сможет оказаться и здесь.
Он вошел в зал и увидел, что четверо негров и несколько пажей хлопочут у стола, украшая его большими букетами цветов.
— Цапни меня акула! — пробормотал Мико. — Вот как слушаются. Стоит только назвать имя султана, как все эти канальи просто летать начинают. Хозяин будет ужинать с отцом, значит мы — полные хозяева в зале. Надо подумать и об ужине для них.
Бесстрашный парень отправился в кухню, где двое поваров готовили рыбу, седло барашка, птицу и морских крабов, и распорядился, чтобы часть ужина подали в комнату узника.
— Таково распоряжение султана, — сказал он. — Мы его посланцы, и он говорит нашими устами.
Перепуганные повара принялись низко кланяться, обещая создать для высоких гостей кулинарные чудеса.
— Говорили, что в замке Хусиф дела обстоят печально, — пробормотал про себя албанец. — А на самом деле тут, похоже, царит полное изобилие. Если останемся здесь еще на пару недель, то на Крит вернемся толстыми, как бочки.
Он отдал поварам последние распоряжения и вернулся в зал, где застал Николу, болтавшего с венецианцами.
— Ну как, паша был рад снова увидеть сына, пусть и ставшего христианином?
— Это была очень трогательная сцена, — ответил грек. — Даже тяжело было смотреть. Зато теперь паша все знает и чувствует себя спокойно под защитой сына, да и всех нас. Он надеется когда-нибудь вернуться в Дамаск, если не пошлет к черту Коран. Думаю, жестокость соотечественников довела его до тошноты, и не исключено, что христианство получит еще одного отступника.
— И еще какого! — сказал один из венецианцев. — Паши, способные попрать Полумесяц, как грибы не растут.
— Говорите тише, — вдруг настороженно сказал Мико.
В дверях показалась фигура неприятного армянина. Этот подозрительный тип, казалось, очень внимательно прислушивался к словам, которыми обменивались гости.
— А вот этого я бы охотно сбросил с замковой скалы, — сказал албанец, стиснув кулаки. — Не знаю почему, но, по мне, он гораздо опаснее коменданта.
Он встал, подошел к армянину и жестко сказал:
— Вели сервировать ужин здесь и в комнате узника.
— Да, мой господин, — подобострастно ответил Хасард елейным голосом.
Спустя пять минут в зале появились повара и пажи, таща множество всяких вкусностей, и быстро исчезли, оставив гостей спокойно ужинать. Мулею-эль-Каделю и его отцу сервировали ужин в их комнатах великолепными серебряными тарелками и бокалами цветного венецианского стекла, которые весили не более ореха.
Венецианцы, Никола и Мико ужинали в спешке, чтобы пойти проведать Дамасского Льва.
Однако не прошло и получаса, как албанец и грек спустились в зал, держа пистолеты с новыми дымящимися фитилями.
— Итак, что теперь? — спросил Мико, убедившись, что никто не может их услышать.
— Нынче ночью, как только гарнизон Хусифа заснет, мы выйдем в море и дойдем до венецианских галер.
— А часовые?
— Мы их убьем ударами ятаганов или каджаров в горло.
— Бежать так быстро? А мне в этом замке так хорошо…
— Мы под подозрением, несмотря на письмо султана, и с минуты на минуту комендант может разоблачить нас перед всем гарнизоном.
— Отплывем в большой шлюпке?
— Да, и лучше убраться отсюда как можно скорее.
— А вот я не на шутку боюсь армянина, причем до такой степени, что отослал обратно принесенный кофе. Я опасаюсь, что они могли подмешать в сахар толченые алмазы.
— И в Турции, и за ее пределами отравить кого-нибудь проще простого, — отвечал Никола. — В Хусифе об этом не говорят, но кто знает, сколько народу Хараджа отправила на тот свет с помощью стаканчика кипрского вина.
— Не пойти ли нам посмотреть, на месте ли большая шлюпка?
— Это я и хотел тебе предложить, Мико, и знаешь почему? Сегодня я видел из окна, как армянин и комендант спускались к морю.
— Молния мне в шлем!..
— Говори тише. Солнце село, настала ночь, и мы можем позволить себе роскошь подышать свежим воздухом на берегу. Только сначала запали фитили у пистолетов.
— Не будем возбуждать подозрений, Никола, — ответил Мико. — Надо будет — поработаем ятаганами.