— Только попробуй, и мы тебя отправим в Константинополь отведать прелестей посадки на кол.
— Ну погоди же…
Солдаты спрятались под защиту двух кулеврин, за редут, который возвышался перед дворцом со стороны лестницы, ведущей к морю.
— Убирай фонарь!.. Хватит!.. — крикнул Дамасский Лев.
Никола уже собрался выполнить приказ, когда прозвучали два выстрела из аркебуз, и зеленые стекла фонаря разлетелись вдребезги. Мулей-эль-Кадель отчаянно вскрикнул:
— Теперь мы пропали!
Зеленые стекла сыпались на пол, подскакивая и разбиваясь на мелкие осколки.
Грек, который и сам чуть не получил пулю, убрал с подоконника только каркас фонаря.
— Да чтоб ваш Магомет поджарился на огне!.. — крикнул он. — Не осталось ни одного стеклышка шириной в ладонь!
— Значит, третьего сигнала подать мы не можем, — сказал Мулей-эль-Кадель, нервно расхаживая по залу.
— А это необходимо, сынок? — спросил паша.
— Да, отец. Третий сигнал должен был означать крайнюю степень опасности, а теперь мы его не подадим.
— Но два сигнала мы все же подали.
— Первый должен был означать: все в порядке, второй: не прекращайте патрулировать, а третий: спешите на помощь. Так мы договорились с адмиралом.
— И ты думаешь, без третьего сигнала эскадра не пойдет к Хусифу?
— Нет, не пойдет.
— Где же теперь найти еще один фонарь? — в ярости щелкая суставами пальцев, спросил грек. — Ведь Санджак говорил, что их должно быть четыре или пять. Помнишь, Мико?
— Да, он так сказал этому чертову армянину.
— Где они хранятся?
— Даже не думай, Никола, — сказал Дамасский Лев. — Ты что, хочешь пойти искать по залам и складам, когда там полно курдов и негров?
— Но, господин, мы должны подать третий сигнал, если хотим, чтобы адмирал забрал нас.
— Знаю. Но пока посмотрим, как будут разворачиваться события. Быть может, солдаты Хараджи побоятся обидеть посланцев султана и не дерзнут нападать. Двери заперты?
— Все, синьор, — ответили венецианцы.
— Будет лучше забаррикадировать их мебелью из комнат.
— Будет исполнено, синьор.
В этот момент снаружи послышался голос армянина:
— Предлагаю переговоры! Я велел загасить все фитили.
21Тайный переход
Мулей-эль-Кадель отодвинул ногой то, что осталось от фонаря, который теперь горел слабым белым светом, и подошел к окну. В руке у него потрескивал дымящимся фитилем готовый к бою пистолет.
— Кто кричит? — спросил он.
— Это я, армянин Хасард.
— Что тебе нужно?
— Хочу сказать тебе, что курды требуют голову человека, который убил коменданта.
— У нас, посланцев султана? Да как они смеют? — крикнул Мулей-эль-Кадель. — Что, в Константинополе уже нет властей?
— Не знаю, что и сказать вам, господин, но посланцы вы или нет, а они собираются отомстить за Санджака.
— И ты полагаешь, я выдам тебе человека, который стрелял, а точнее, ответил на выстрел коменданта?
— Я не в силах сдерживать их, господин.
— Так дай им выпить.
— Они собираются штурмовать ваши комнаты и всех вас подвергнуть печальной участи Санджака.
— Ты врешь, проклятый ворон!.. — крикнул Никола. — Это ты их науськал!
— У меня всегда было отвращение к кровопролитию.
— Давай покороче, — прервал его Мулей-эль-Кадель.
— Я говорю, курды требуют голову убийцы коменданта и, если вы его не выдадите, придут его искать.
— Среди нас?
— Конечно.
— Мы сами, значит, не в счет?
— А кулеврины Хусифа, значит, стоят не больше, чем шпаги и аркебузы? — ответил армянин.
— Ты хочешь разрушить замок твоей хозяйки?
— Я здесь больше не командир: курды не желают мне подчиняться.
— Позови негров, и пусть усмирят курдов.
— Эти тоже меня не слушают, господин.
— Ну тогда иди и арестуй нас, если хватит смелости.
— Советую вам выдать убийцу Санджака.
— Да ты спятил, Хасард.
— Тогда заговорят кулеврины, — с угрозой сказал армянин.
— Стены здесь толстые, двери хорошо забаррикадированы, а наша эскадра патрулирует в море возле Хусифа.
— Что-то я ее не видел.
— Ты никогда не был моряком, — крикнул Никола. — Ты, драный кот с армянских гор, ты даже в темноте видеть не умеешь!
Армянин взвыл, как разъяренный тигр.
— Ах, если б я только смог тебя схватить!.. — крикнул он. — Тогда бы, умирая, я чувствовал себя спокойным.
— Если хочешь партию в ятаганы или каджары, тебе надо только сюда подняться, и мы ее начнем, — ответил грек.
— Чтобы убить меня?
— Шут гороховый! Мы — люди военные, а не писаки какие-нибудь.
— Я вырву тебе язык!
— Меньше болтай, больше делай.
— Курды!.. Негры!.. — заорал армянин, потеряв терпение. — Стреляйте из кулеврин и разнесите весь замок!
— Зря стараешься, — ответил грек. — Пожалуй, мы тут подождем твою канонаду.
Осажденные, опасаясь шальной пули, отошли от оконного проема, вытесанного из кипрского мрамора больше метра толщиной.
С площадки доносились громкие голоса курдов и негров, и время от времени вспыхивали за редутом огоньки фитилей.
— Не решаются напасть, — сказал паша Дамаска, который встал с постели, чтобы принять участие в обороне, если понадобится еще один боец.
Мулей-эль-Кадель и Никола покачали головой.
— Вот увидите, отец, армянин их все-таки уговорит, — сказал Мулей.
— Ведь это он вскрыл печати и прочел письмо, — добавил Никола.
— Похоже, печати султана в Хусифе успеха не имели.
С этими словами Мулей-эль-Кадель осторожно подошел к окну. Снаружи снова донесся тягучий и визгливый голос армянина:
— Здесь командую я!.. И я отвечу за все перед хозяйкой!.. Огонь!..
Окно обстреляли десять или двенадцать аркебуз, пули влетели в комнату и попали в стену, подняв облачка тонкой пыли.
— Не отвечайте! — крикнул Мулей-эль-Кадель, заметив, что венецианцы, Мико и Никола схватились за аркебузы. — Берегите заряды для решающего боя!
— Эх, мне бы увидеть этого шелудивого пса, армянина, уж я бы не промахнулся, — сказал Никола. — Главный лиходей в замке — он!
— Он постарается хорошо спрятаться, мой милый, — заметил Дамасский Лев. — Он видел, как мы отделались от коменданта, и не станет делать глупостей: не высунется на парапет под наши пули.
Комнату прошил еще один залп: в большом окне разбилось стекло, а люстру на потолке разнесло вдребезги. Этим успехи в стрельбе курдов и негров Хусифа и закончились. Для толстых стен замка, построенного на совесть, требовалось другое оружие.
Еще минут пять-шесть солдаты Хараджи в ярости продолжали беспорядочную стрельбу, потом, увидев, что ничего не добились, — осажденные даже не удостоили их ответными выстрелами, — взялись за кулеврину.
— Теперь запоет пушка! — взвизгнул армянин с диковатой радостью.
— Давай-давай, круши замок! — крикнул в ответ Дамасский Лев. — Султан потом утыкает его кольями, на которые насадит всех вас.
— Мы заставим вас сдаться.
— Нас? Ошибаешься, дорогой. Давай напади на нас здесь, где мы сейчас сидим!
— Погодите немного. Так выдадите нам убийцу коменданта или нет?
— Но он уже мертв! Вы его убили первым выстрелом!
— Тогда сбросьте его из окна, чтобы курды отрезали ему голову, а тело вышвырнули в скалы.
— Он еще теплый, мы сидим вокруг и молимся, — отозвался Дамасский Лев. — Поговорим об этом завтра утром!
— Кулеврины к бою! — рявкнул армянин.
— Стреляй, стреляй! — крикнул Никола. — Ты только разрушишь дом своей хозяйки. А что до нас, мы соберем пули и станем играть ими в зару.
— Пальцы обломаете!
— Об этом не беспокойся. Мы тут в полной безопасности, сидим считаем пушечные выстрелы.
В комнате остались только паша, его сын и Мико. Четверых венецианцев поставили охранять две двери, ведущие на лестницу, опасаясь, что могучие негры примутся рубить их топорами.
— Будем держаться ближе к стенам, — сказал Никола, — и тогда нам нечего будет бояться. Чтобы пробить эти стены, нужны тяжелые бомбарды, а не кулеврины. Они и эту комнату, и другие приведут в ужасное состояние, но Хараджа заплатит. Внимание! Вижу огонек большого запала за редутом.
Все отошли от распахнутого окна. Спустя секунд пять-шесть на редуте вспыхнул огонь, и над морем прокатилось эхо от выстрела. Трехфунтовое ядро влетело в окно, одним своим ревом перебило все стекла и угодило в роскошное венецианское зеркало, стоявшее у стены, пробив большую дыру в стене.
— Зара! — крикнул грек, осторожно подойдя к окну. — Я выиграл партию, Хасард, и твоей хозяйке придется заплатить!
— Заплатить за что? — отозвался армянин, не высовываясь из укрытия.
— За большое венецианское зеркало, в которое попало ядро. Я не венецианец, но думаю, не ошибусь, если оценю его по меньшей мере в сотню цехинов. Так-то ты блюдешь интересы своей хозяйки, Хасард?
— Да чтоб передохли все демоны на земле! — взвыл армянин. — Зеркало?
— Большое, то самое, что так красиво сияло рядом с кроватью. Надеюсь, ты его помнишь. Сто цехинов!.. Но Хасард богатенький, он может себе позволить такую роскошь, правда, приятель? — крикнул Никола.
— Ну глядите, я вас достану!
— Да что ты нам сделаешь? Сдерешь с нас шкуру, чтобы на нас поупражнять свое перо?
— Я сброшу тебя со скалы!
— Сначала доберись до нас!
— Сдадитесь как миленькие, это я вам говорю.
— Перед вами писака, который воображает, что вот-вот станет грозным и ужасным, — расхохотался Никола. — С пером воином не станешь, дружок, даже если это перо сказочного гуся.
— Сдаешься или нет?
— Еще чего!.. В Хусифе так хорошо!
— А что вы будете есть завтра?
— Как — что? Спустимся в кухню, и, если повара нас не накормят, мы их перебьем.
— Ну это уж слишком! — заорал Хасард, который, казалось, сейчас лопнет от злости. — Еще один выстрел! Уничтожим этих мошенников! Никакие они не посланцы султана! Говорю вам, это христиане!