— А ты что скажешь, Никола?
— У меня из головы не идет тот конный патруль, что венецианцы расстреляли картечью.
— Боишься, они погонятся за нами, когда мы минуем подъемный мост?
— Боюсь.
— Но оставаться здесь мы не можем.
— Такого я бы не посоветовал. Туркам не терпится пойти на штурм города. Осада и так уже затянулась, любое войско утомится.
— Но как я могу подставить жену под удары турецких сабель?
— Разве не меня называли Капитан Темпеста? — сказала герцогиня. — Пусть только сунутся — и моя шпага еще раз напьется мусульманский крови.
— И потом, мы ведь рядом, синьор, — сказал Мико. — Нас немного, но мы сплочены и готовы умереть за своих господ.
— Вот храбрецы, Элеонора, поистине достойные восхищения, — взволнованно сказал Дамасский Лев. — Едем, Никола?
— Я готов, синьор, — ответил грек. — Нам только надо остерегаться летящих из бомбард ядер. Нынче ночью турки, кажется, задумали сровнять с землей все башни Кандии.
— По-моему, ты очень обеспокоен, Никола, — сказал Дамасский Лев. — Ты думаешь о конных патрулях?
— А что вы хотите? Я ненавижу этих каналий, которые появляются откуда ни возьмись и машут саблями без всякой жалости.
— Жилище Домоко недалеко. Укроемся внутри.
— С нашими аркебузами мы способны оказать сопротивление, а может, и преподать им еще один урок.
— Садись на коня, Элеонора, — сказал Мулей-эль-Кадель, приготовившись ей помочь. — И не трогай пистолеты. От конных патрулей лучше отбиваться ятаганами и шпагами.
Герцогиня вскочила на скакуна-полукровку, который, как мы уже говорили, пока еще крепко держался на ногах, и отпустила поводья. Турки словно поклялись в эту ночь уничтожить Кандию. На несчастный город почти без перерыва лился дождь из каменных ядер. Теперь обваливались башни, ибо в домах было уже нечего разрушать. По узким улочкам за бастионами летали и отскакивали ядра, с протяжным свистом разбиваясь на куски. И стены тех домов, что все еще стояли, с грохотом оседали, снесенные напрочь.
Держась поближе к бастионам, всадники добрались наконец до бастиона Понте-деи-Пуньи, где их ждали Домоко и четверо критян.
Навстречу Дамасскому Льву вышел комендант.
— Вы покидаете нас, синьор? — взволнованно спросил он.
— Это необходимо, капитан.
— Вам надо спасти сына. Мы все это знаем, но помочь вам бессильны. Это правда, что все галеры стран христианского лагеря вскорости готовят наступление на флот Али-паши?
— Так утверждает Себастьяно Веньеро.
— Они успеют спасти этот несчастный город?
— Кто может сказать? Все будет зависеть от состояния войск. Несомненно, в этот день христиане будут сильны, но ведь и турки вряд ли дадут слабину.
— Это верно, синьор, на море они все-таки слишком могущественны.
— Но они могут и не выдержать натиска. Турецкий патруль вернулся?
— Нет, синьор. Но мы готовы еще раз выстрелить в них картечью. Вы с супругой сможете выйти спокойно. В пределах дальности наших орудий мы вас поддержим, ну а потом — храни вас Господь.
— Спасибо, капитан. Надеюсь снова увидеться с вами, когда турецкое могущество рухнет.
Венецианец подавленно махнул рукой.
— Кандия кончит так же, как Фамагуста, — обреченно сказал он. — В конце концов, когда мы собирались сюда на Восток, чтобы защищать последние знамена Льва Святого Марка, мы знали, что вернутся далеко не все и не все смогут вновь увидеть набережную Скьявони, Колокольню и Часовую башню. Перед походом все мы написали завещания.
— Синьор, — сказал в этот момент Никола, — подъемный мост опущен, и артиллеристы ждут, когда мы выйдем, чтобы прикрыть нас огнем.
Попрощавшись со всеми, всадники, в сопровождении дюжины аркебузиров с зажженными фитилями, с грохотом проскакали по подъемному мосту. Луна опустилась за горы, и сумрак легкой пеленой накрыл последних защитников Кандии, которую турки осаждали уже дольше двух лет, да так и не смогли победить, поскольку не рассчитывали столкнуться с такими храбрецами.
— Смотрите в оба, — посоветовал Никола, когда они оказались за мостом, — и запалите фитили аркебуз. Меткий выстрел порой стоит больше, чем бестолковая атака.
Все привели оружие в готовность, внимательно вгляделись в расстилавшуюся равнину и, решив, что там никого нет, пустили коней в галоп. Но они ошибались. Турецкий патруль, отброшенный залпом картечи, вернулся в лагерь за подмогой и теперь собирался устроить охоту на христиан.
Должно быть, турки поняли, что люди, проникшие в Кандию, рано или поздно выйдут обратно, и за разрушенным бастионом в зарослях затаились тридцать бойцов, обуреваемых жаждой мести.
Никола, обладатель необыкновенного зрения, сразу заметил тот самый конный патруль, которого он так боялся.
— Разве я не говорил, что они станут нас поджидать? — сказал Мулей-эль-Кадель. — Будет непросто добраться до бухты Капсо со всей этой сворой за спиной.
По счастью, с бастиона Понте-деи-Пуньи за беглецами вели наблюдение венецианцы. И, увидев, что за Дамасским Львом, его женой и их друзьями отчаянным галопом летит погоня, они дали четыре выстрела картечью. Эффект от удара острых гвоздей и окатышей был ужасен для мусульман, которые в этот момент оказались слишком близко от бастиона. Двенадцать-пятнадцать всадников, кувыркаясь, упали вместе с конями и принялись кататься по земле, завывая, как дикие звери. И тут на них обрушилась еще одна лавина картечи.
Но те, кто остался в живых, ничуть не испугавшись, продолжали погоню, крича во все горло:
— В погоню за гяурами!.. Да здравствует Магомет!.. Долой Крест!..
С бастионов по ним выпустили четыре ядра из кулеврин, но артиллеристы, боясь зацепить своих, стреляли слишком высоко, и ядра с глухим рокотом пролетели, никого не задев.
— Теперь их пятнадцать, — сказал Никола, внимательно пересчитав преследователей. — Кони у нас крепкие, и я думаю, до жилища Домоко мы доберемся без неприятностей. Когда приедем, повторим ту же уловку, что и в тот раз, и падальщикам будет не на что жаловаться. Вперед, господин Мулей-эль-Кадель! Скачите первым, за вами ваша жена, а мы будем прикрывать тылы.
— Спасибо, Никола, — сказал Дамасский Лев, вырываясь впереди кавалькады.
— Я постараюсь обеспечить вашей жене оборону с фронта.
Возможно, кони турок тоже были ранены картечью, поскольку они отстали. Погоню продолжали только несколько всадников на арабских скакунах.
Турки неслись как ураган, с саблями наголо, время от времени стреляя из пистолетов. Но кони двигались беспорядочно, и никто не попал в цель. Они непрерывно вопили, подбадривая себя в бешеной гонке, но не преуспели — беглецы резво шли впереди. Время от времени критяне оборачивались, сидя в седле, и стреляли из аркебуз, причем не всегда безрезультатно.
С бастиона Понте-деи-Пуньи дали еще несколько выстрелов из кулеврин, скорее чтобы напугать турок, чем попасть в них, поскольку они уже были за пределами дальности выстрелов.
— Вперед!.. Вперед!.. — кричали Никола и Домоко, стараясь держать дистанцию между собой и безжалостными турками, готовыми всем отрубить головы и побросать их в канаву, чтобы удобрить будущую мусульманскую землю.
Всадники буквально летели между шпалер виноградников и зарослей смоковниц, а за ними неслась дикая орда преследователей, жаждущих христианской крови.
Турки были отличными наездниками, но им не удавалось сократить дистанцию ни на пядь. На все требования остановиться беглецы, понимая, что с ними будет, если они допустят такую оплошность, отвечали выстрелами либо из пистолетов, либо из аркебуз.
Дамасский Лев скакал бок о бок с женой, поминутно тревожно косясь на нее.
— Ты держишься, Элеонора?
— Да, Мулей, и мой полукровка, хотя и наверняка очень голоден, ведет себя отлично, — отвечала Капитан Темпеста.
Казалось, погоня ничуть ее не беспокоила.
В Фамагусте она повидала еще и не такого, и потом, она в буквальном смысле слова выросла под звон оружия.
Критяне скакали еще примерно час, а конный патруль был все так же метрах в двухстах от них. И тут Домоко громко крикнул:
— Мой дом! Еще немного, друзья, и мы будем в надежном убежище, где туркам нас так просто не достать!
Замыкающие дали еще по выстрелу, и еще один турок упал. Держась вплотную друг к другу, всадники въехали в ворота фермы, так и стоявшие открытыми.
— Ведите коней в кухню! — крикнул Домоко. — Они там все уместятся!
Дамасский Лев взял жену на руки и бегом устремился на первый этаж, а патруль тем временем, спешившись, пытался стрелять из пистолетов. Беглецы, ведя под уздцы усталых коней, вошли в просторное помещение кухни. Затем критяне, Мико и Никола встали на часах у двери, раздувая фитили аркебуз.
— Осада номер два! — сказал албанец, целясь в голову командиру патруля.
— Ну что, выкрутимся, как в прошлый раз, Домоко?
— Надеюсь, — отозвался критянин, который, оказавшись в своем доме, чувствовал себя уверенно в компании смельчаков, готовых встретить любую опасность.
Дамасский Лев и его жена уселись за длинный стол и зажгли сильно чадящую лампу.
— А вдруг они нас схватят, Мулей? — спросила герцогиня.
— Однажды мы уже побывали здесь в осаде, однако наилучшим образом отбились, — ответил Дамасский Лев. — Такие конные патрули опасны только в открытом поле.
— Как думаешь, что они предпримут?
— Пошлют кого-нибудь из своих за подмогой, но мы не станем ждать, пока они снова сюда явятся. Критяне хорошо стреляют, да и Мико редко промахивается, когда у него в руках хорошая аркебуза. Слышишь?
Албанец тщательно прицелился в командира патруля и выбил его из седла метким выстрелом прямо в лоб.
Турки пришли в ярость от этой потери и попытались обстрелять ферму, но потом, увидев, что ее обитатели выбежали с аркебузами и быстро встали строем, отступили и попрятались в виноградниках.
— Вот эта плоть как раз для падальщиков, пусть толстеют, — сказал Мико.
— Они уже во второй раз набьют себе брюхо мясом и шкурами мусульман.