— А если они вернутся, Мулей? — спросила герцогиня.
— Не надейся, что они отсюда уйдут, — ответил Дамасский Лев. — Даже если в седле останется последний, он все равно будет следить за фермой. Надо их всех перебить из аркебуз.
— А без риска пасть под ударами сабель этих дикарей нам до бухты Капсо не добраться?
— Сейчас их всего девять, ну, может быть, с поля прискачут еще трое или четверо отставших. Но нас достаточно, чтобы обороняться, Элеонора. Мы и в прошлый раз здесь отсиживались, но все закончилось хорошо.
В этот момент возле дверей раздались еще два выстрела, а за ними крик Мико:
— Ага! Еще один вылетел из седла! Если я останусь здесь еще на пару месяцев, то вернусь в Албанию знаменитым стрелком. Эй, бандиты! Не желаете убираться отсюда? Тогда получайте! Ну-ка, друзья, стреляйте-ка вы, пока я перезаряжаю аркебузу.
Четверо критян сделали по выстрелу, а Домоко и Никола берегли заряды.
Турки сначала петляли по винограднику, потом бросились в глубокую канаву и пустились наутек, отстреливаясь на ходу. Но бежать им было недалеко. Каких-нибудь двести шагов, и они добежали до своих коней, уложили их на землю и спрятались за ними, крича во всю мочь:
— Смерть гяурам!..
24Горящие стрелы
Видя, что турки ведут себя спокойно, осажденные прекратили огонь, чтобы поберечь снаряды.
Они расселись за длинным столом обсудить, что делать дальше, и выставили снаружи двух часовых.
— С каждой минутой опасность для нас увеличивается, — сказал Домоко. — Я уже видел, как в сторону Кандии от них ускакал гонец. И его послали явно не затем, чтобы он принял участие в штурме бастиона Понте-деи-Пуньи. В скором времени сюда явятся вооруженные всадники, и для них не составит труда перебить нас всех и не дать нам добраться до венецианской эскадры.
— Мне кажется, ты беспокоишься больше, чем обычно, — заметил Дамасский Лев. — Однако до сих пор я не видел, чтобы ты боялся опасностей.
— Наверное, вы правы, синьор, — отвечал критянин. — Будет нелегко выпивкой заманить сюда патруль, как в прошлый раз, а потом всех прикончить.
— До рассвета осталось совсем немного, — сказала герцогиня. — А что, если попробовать их атаковать?
— Наши кони измучены, они падут посреди поля раньше, чем мы доскачем до турок.
— До бухты далеко?
— Еще пять часов езды, — ответил Мулей-эль-Кадель.
— После такого перехода наши кони не выдержат, верно, Мулей?
— Верно, Элеонора, коням нужен отдых.
— А ведь до эскадры так близко!..
— Не сомневайся, мы доберемся до бухты, даже если за нами будет гнаться патруль, — отвечал Дамасский Лев.
— Мы надолго здесь останемся?
— Думаю, на несколько часов. Если ты устала, то здесь есть кровати, пойди приляг, а мы подежурим.
Герцогиня энергично тряхнула красивой головой и сказала:
— Я привыкла к долгим дежурствам на бастионах Кандии и предпочитаю наблюдать за тем, что делает неприятель.
— Элеонора, доблестна, как всегда!..
— Разве не меня называли Капитан Темпеста? — отвечала красавица с восхитительной улыбкой.
— И были правы, — сказал Дамасский Лев. — Ты самая отважная и задорная женщина христианского мира, ты женщина-воин.
— О!.. Да в мире таких полно. Взять хотя бы Хараджу, она ни в чем мне не уступает.
— Но перед тобой устоять она не сможет.
— Знаешь, мне тоже порой так кажется. Хотя для турчанки у нее превосходный кураж и сильное, тренированное тело. Ясно, что она росла не в расслабляющей обстановке гарема.
— Ее воспитывал дядя, и потом, ее отец был знаменитым корсаром, и в ней течет его кровь.
— А как же Энцо? Вдруг эта злобная женщина его мучает? — с тревогой сказала герцогиня.
— Нет, непонятно, по какому капризу, но паша ему покровительствует, я ведь тебе уже говорил.
— Когда же мы сможем вернуть его?
— Подождем большого сражения между христианским миром и миром ислама, — ответил Мулей-эль-Кадель. — Мы тоже будем в нем участвовать и, поскольку сражение будет морское, сразу же вместе с адмиралом Себастьяно Веньеро атакуем флагман Али-паши. Адмирал мне обещал, а он не из тех, кто бросает слова на ветер.
— Он великий мореплаватель!
— А ведь он уже стар!
Они помолчали. Критяне время от времени стреляли по патрулю из аркебуз, чтобы держать турок в отдалении. Несмотря на обещания великого адмирала, супругами овладело отчаяние.
— Ладно, там будет видно. Не надо терять присутствия духа, Элеонора. Так или иначе, но мы доберемся до бухты Капсо, даже если придется прорываться сквозь отряд из ста патрульных. Эти люди с кривыми саблями меня не пугают.
Он встал и подошел к двери. Пятеро критян, албанец и грек улеглись за огромными тюками с шерстью, которые служили прекрасной баррикадой, поскольку их не могли пробить пули, и довольствовались тем, что время от времени тратили пару зарядов пороха.
— Ну что, Никола? — спросил Мулей. — Как дела?
— Плохо, синьор.
— Почему плохо, ведь турки, похоже, не собираются нападать.
— Уж лучше бы напали, синьор. Если они медлят, значит ждут подкрепления.
— Что-то ты слишком боишься этих патрулей.
— Да ничуть, я бы не возражал на них наброситься с саблями и мечами. Отдайте приказ седлать коней и идти в атаку, и я буду впереди.
— И ты думаешь, наши кони выдержат такой рывок?
— В том-то и беда, синьор. Коням надо дать передохнуть хотя бы пару часов, чтобы у них ноги окрепли и они смогли доскакать до бухты. Дорога там долгая и очень плохая.
— Я знаю. А если турки увеличат численность отряда?
— Перебьем всех, кого сможем, — отозвался Никола.
— Тогда проще будет продержаться.
— Да, синьор.
— А чем они сейчас заняты?
— Они готовятся к какому-то подозрительному маневру, и это начинает меня беспокоить. Рядом с фермой есть конюшня, и там полно соломы. Может, они поджечь нас собираются?
Дамасский Лев вздрогнул:
— Никола, ты что, хочешь меня напугать?
— Как же, напугаешь такого, как вы.
— Ах, выдержали бы только кони атаку!
— Выдержать-то выдержат, но до Капсо не доскачут: все падут по дороге.
— Тогда нам остается только ждать.
— И отстреливаться, насколько сможем.
— А как у нас с боеприпасами?
— Достаточно. По пятьдесят выстрелов на каждого есть.
— Тогда стреляйте.
Дамасский Лев тоже взял аркебузу, запалил фитиль и начал стрелять в турок, которые пытались подобраться к конюшне и поджечь ее. Но критяне не теряли их из виду. Всякий раз, как кто-то из турок садился в седло и пытался незаметно проехать мимо виноградных шпалер, его приветствовали выстрелами из аркебузы. И некоторые попадали в цель. К четырем часам утра осаждавших уже оставалось всего девять человек. Остальные пали либо среди канав, либо между рядами почти оголенных шпалер.
— Вот сейчас самый момент для атаки, — сказал Дамасский Лев Николе.
— Вы правы, синьор. По коням! По коням!
Сделав еще по выстрелу, все быстро вошли в дом и оседлали коней.
— Ты готова, Элеонора? — спросил Мулей жену, которая задремала, облокотившись на стол.
— Как всегда, Мулей, — отвечала отважная женщина, запаляя фитили своих пистолетов.
— Держись за мной. Я лучше тебя знаком с мусульманскими саблями.
— Я тоже достаточно хорошо с ними познакомилась в Фамагусте.
— Это верно, — отвечал Мулей.
Из кухни, где кони отдыхали на мягкой соломе, их вывели наружу. Осажденные уже собирались вскочить в седла, когда вдруг послышались далекие крики, которые быстро приближались.
— Подкрепление! — крикнул грек. — Никому не двигаться с места!
— Мы опоздали, — сказал Дамасский Лев, в сердцах резко махнув рукой и бросив тревожный взгляд на Элеонору.
— Дом крепкий, — сказал Домоко. — Здесь мы долго сможем продержаться. Меня беспокоит конюшня, она стоит открытая. Если они ее подожгут, то огонь перекинется на дом.
— Их тридцать, — сообщил в этот момент Никола, который внимательно вглядывался в даль. — И все с арбалетами.
— Да еще те, кто был тут, — сказал Дамасский Лев. — Вот они, их слишком много для нас.
Он подошел к Николе:
— Ты один можешь нас спасти.
— Говорите, синьор, моя жизнь принадлежит вам.
— Садись на лучшего коня и, пока арбалетчики еще не появились, скачи в бухту Капсо и предупреди адмирала, в какой ужасной ситуации мы оказались.
Не успел Мулей-эль-Кадель договорить, как бесстрашный грек, мельком взглянув на коней, выбрал себе лучшего и уже уносился прочь отчаянным галопом. Турки, засевшие на межах, стреляли ему вслед, но за ним не погнались. Они поджидали своих товарищей, которые с криком «Смерть гяурам!» неслись по равнине на арабских скакунах, буквально стелившихся по земле.
Турки сразу взяли на вооружение огнестрельное оружие, особенно тяжелые орудия, но приберегли арбалеты, стрелять из которых было гораздо легче и быстрее, чем из аркебуз или пистолетов.
Из арбалетов стреляли страшными стрелами со стальными или железными зубчатыми наконечниками. Раны от этих стрел отличались особой тяжестью и очень медленно заживали. Все солдаты, прибывшие в подкрепление, были арбалетчиками.
Едва соединившись с осаждавшими, они принялись доставать стрелы, у которых к наконечникам были привязаны куски ваты, пропитанные горючим веществом, наверное чем-то вроде греческого огня.
Увидев опасность, критяне укрепили баррикаду новыми мешками с шерстью, поскольку шерсть не так-то просто поджечь, и принялись ожесточенно отстреливаться.
Горящие стрелы летели с огромной скоростью, но осажденные из укрытия тоже не скупились на выстрелы, и арбалетчики вылетали из седел вверх ногами, а их кони убегали в поля, и обвисшие стремена с острыми краями больно царапали лошадиные бока.
Дамасский Лев и герцогиня, которой Никола оставил свою аркебузу, тоже прибежали за шерстяную баррикаду, а они были не только непревзойденными фехтовальщиками, но и прекрасными стрелками. Так что многие из арбалетчиков, пытавшихся дерзко атаковать группами, один за другим падали под ноги своим товарищам. Однако огненные стрелы дождем сыпались на ферму, и особенно на конюшню.