Веньеро пришлось бы несладко, если бы они застали его врасплох с его немногочисленной эскадрой! Может, тогда битва при Лепанто закончилась бы полным поражением кораблей Священной лиги.
Но старый мореход уже успел покинуть бухту, а с ним Дамасский Лев, герцогиня, Мико, Никола и паша.
Критяне предпочли остаться на своем несчастном острове, надеясь на лучшие времена.
Веньеро ушел из Капсо буквально за несколько часов до Али-паши и направился в Мессину, где, как мы уже говорили, собрались галеры Священной лиги.
Достаточно было непогоды, встречного ветра или усталости гребцов, и Али-паша снова обрел бы надежду захватить эскадру раньше, чем она дойдет до берегов Сицилии.
— Я поставлю большую свечу Мадонне делла Салюте, — сказал адмирал Дамасскому Льву и герцогине, которые все время были рядом с ним. — Еще несколько часов — и этот пес Али нас бы всех схватил и, может, всех бы уже освежевал.
— А вы не боитесь атаки на ходу?
— Когда я в море, среди своих кораблей, я ничего не боюсь, — отвечал бесстрашный старик.
— А другие мусульманские эскадры нам не попадутся?
— Это невозможно, все галеры, которые находились в заливах Архипелага, были вызваны для осады Кандии. Уверяю вас, мы дойдем спокойно и дней через пять будем приветствовать Этну.
— А мой сын, мой маленький Энцо все еще на борту турецкого флагмана? — спросила герцогиня.
— Я в этом уверен, синьора, — ответил адмирал, — как уверен и в том, что там мы найдем и Хараджу.
Прекрасные глаза герцогини сверкнули ненавистью.
— Паршивая хусифская тигрица!.. — хрипло произнесла она, задохнувшись от гнева. — Пусть она там и остается, я ей всажу с горло свою шпагу по самую рукоять. Эта женщина принесла нам слишком много зла, ведь так, Мулей?
— Так, Элеонора, — ответил Дамасский Лев. — Там буду и я, и эта вероломная женщина получит два удара.
— Приберегите свой удар для паши, — сказал адмирал. — Ваша жена справится и без вашей помощи.
— Ладно, Элеонора, тебе — Хараджа, а мне — жизнь паши.
— А мне — жизнь коменданта проклятой тигрицы, — сказал отец Мулея, появившись на капитанском мостике. — Каждому найдется дело, верно, синьор адмирал?
— Так, значит, вы больше не турок?
— Нет!.. Нет!.. — вскричал паша. — Если нам удастся достигнуть берегов Италии, я тоже приму христианство, как мой сын.
— Наконец-то! — сказал Мулей-эль-Кадель, обнимая отца. — Крест все-таки тронул твою душу.
— Мне кажется, да, сын мой. Я устал от варваров, которые говорят только о том, кого посадить на кол, а с кого содрать кожу. Да будь проклят этот лжец Магомет, сделавший из нас, отважных и доблестных воинов, дикарей, постоянно жаждущих человеческой крови!
— Больше всех в этом виноваты султаны, господин, — сказал Себастьяно Веньеро. — Они непрестанно требовали христианской крови, словно мы специально созданы для того, чтобы нас подвергали всем пыткам, какие только найдутся у ваших соотечественников. Можно подумать, у нас и кожа не такая, как у них, и нервы не такие чувствительные.
— Вы правы, синьор адмирал, — отвечал паша. — Но я думаю, и для султанов придет время упадка. Поживем — увидим.
А тем временем эскадра под предводительством изящного галиота, посланного адмиралом Хуаном Австрийским, чтобы поторопить Веньеро, на всех парусах и веслах пересекала спокойные, прозрачные воды Греческого архипелага, впрочем будучи постоянно настороже. Милях в пятидесяти за ней двигался уже объединившийся флот мусульман, отчаянно пытаясь догнать и атаковать эскадру раньше, чем она доберется до союзников. Впереди флота Али-паша пустил корсара Карраскозу, который командовал самыми легкими и маневренными кораблями. Всего флот насчитывал двести восемьдесят кораблей и восемьдесят тысяч матросов, жаждущих истребить христиан. Они надеялись, что непогода застанет Веньеро и бросит его к берегам Мореи и Эвбеи, но, как мы уже говорили, они имели дело со слишком опытным и решительным мореходом. Заметив, что неприятель преследует его, и, опасаясь, что его могут нагнать более легкие и маневренные корабли Карраскозы, адмирал нацелил все корабли своей эскадры на сицилийские берега, приказав всем держаться вместе.
По счастью, ветер был благоприятный, и все старания паши оказались тщетны. Они только обессилили гребцов, которым никакие удары плетей не могли уже вернуть утраченные силы. Веньеро, уверившись, что его не догонят, тоже старался форсировать переход, и утром, в один из первых дней сентября он достиг Мессины. Там его с нетерпением ожидали союзники, у которых этот старый и отважный капитан пользовался огромным доверием.
Завидев флаги Венецианской республики, все экипажи встретили салютом доблестного капитана, которому удалось довести эскадру с целости и сохранности. С берега тоже палили пушки, а народ изо всех сил размахивал руками и хлопал в ладоши. Дон Хуан Австрийский сразу велел поднять над флагманом штандарт Священной лиги — подарок самого папы, который ему с великой помпой вручили в Неаполе несколько недель назад, — и пригласил Себастьяно Веньеро на флагман, где должен был состояться совет всех капитанов.
Каково же было удивление Дамасского Льва и герцогини, когда на закате адмирал вернулся мрачнее тучи.
— Похоже, вы не особенно довольны военным советом на борту у испанцев, — сказал Мулей-эль-Кадель. — Но ведь мы наконец образовали единый флот, который способен нагнать страху на пашу и всех его приспешников. Еще ни разу в одном порту не сходилось вместе столько кораблей.
— Все это верно, Мулей, — ответил адмирал, пребывавший в скверном расположении духа. — Если бы всеми эскадрами командовал я, уверяю вас, я вошел бы в Константинополь и заставил султана трепетать.
— Но что случилось? — спросила герцогиня.
— Союзники, хотя и горят желанием очистить все восточное Средиземноморье от турецких лазутчиков, не могут на это решиться. Так было и в прошлом году.
— Дон Хуан струсил? — спросил Дамасский Лев.
— Он-то не струсил, он храбрый юноша и грезит о военной славе, но он все время должен согласовать свои действия с Филиппом Вторым, а тот, похоже, очень боится за свои галеры.
— Итак, мы остаемся здесь.
— Стало известно, что Венеция выслала еще одну эскадру под командованием двух бесстрашных капитанов, которых я знаю лично: это Каналь и Квирини.
— И нам надлежит дожидаться эскадры?
— Да, Мулей, и в этом случае мы даем туркам время, чтобы собрать уцелевшие корабли. Оставаться здесь, имея восемьдесят тысяч бойцов, — преступление.
— Постарайтесь повлиять на Дона Хуана.
— Он хоть и побочный, но сын короля, к тому же одного из самых знаменитых в Испании, и мне надлежит только склонить голову и почтительно попятиться, — с горечью ответил адмирал. — После стольких лет плавания и стольких одержанных побед не следовало бы им ставить надо мной командиром мальчика, который впервые взошел на боевую галеру и впервые увидел турок.
— Венецианский сенат не должен был вот так приносить вас в жертву. Надо бы им воспротивиться, — сказала герцогиня.
— Получается, синьора, что Священная лига во второй раз собирается отступить без единого выстрела и без единого абордажа хотя бы одного жалкого галиота под флагом Полумесяца.
— Что же будет? — с тревогой спросил Мулей, подумав о сыне, который находился в когтях паши.
— Придется ждать, — с досадой отвечал адмирал.
— А эскадра Каналя и Квирини придет?
— Кто может сказать? Они вышли в Адриатическое море, а там уже рыщут мусульманские корабли, которые в любой момент могут их атаковать и захватить. Доверимся Господу и Кресту.
И галеры Священной лиги, достаточно сильные, чтобы рискнуть и навязать сражение, в бездействии стояли в порту Мессины, тем самым позволив мусульманам собрать все силы и выбрать наилучшее место, чтобы ожидать противника. Между христианскими капитанами тоже не было согласия. Некоторые хотели сразу выйти в открытое море навстречу эскадре паши, но таких было мало. Другие призывали к благоразумию и настаивали на том, чтобы дождаться подкрепления из Венеции, которое все-таки обещала прислать истощенная войнами республика. Единственным, кто всерьез рвался к сражениям, был Веньеро, но его удерживал граф Агостино Барбариго, генеральный инспектор Светлейшей республики.
Старый воин даже попытался войти в согласие с Колонна, чтобы атаковать самим и убедить остальных последовать их примеру, но законопослушный римлянин, хотя и оценил доводы адмирала, все-таки отказался, опасаясь за галеры папы.
Наконец к середине сентября эскадра под командованием Антонио Каналя и Марко Квирини, каким-то чудом прорвавшись сквозь коварные ловушки турок, бросила якорь в порту Мессины, чтобы сделать отменный флот союзников непобедимым.
Теперь уже ни одно обстоятельство, в том числе и мнение осторожных капитанов, не сдерживало Хуана Австрийского, а потому утром 16 сентября великая армада снялась с якоря в решимости не возвращаться без победы. Себастьяно Веньеро удалось убедить всех капитанов, хотя сын Карла V, который считал его чужаком, остался этим не доволен.
Тут пришло известие, что турецкие галеры, вместо того чтобы подойти к берегам Сицилии, бросили якорь в порту Лепанто, в надежном месте, со всех сторон окруженном скалами.
Но даже близость неприятеля не уняла зависти капитанов друг к другу. Сумятицу среди экипажей, главным образом венецианских, вносили своей дерзостью и наглостью испанцы. Пылкий Веньеро, которого еще больше воспламеняла близость крупного сражения, с риском расколоть Священную лигу преподал жестокий урок зарвавшимся кабальерос. Испанский капитан Скалера́ подбил на дерзкую вылазку несколько своих матросов. Они явились на борт венецианской галеры Андреа Калерджи и учинили там большую драку с применением оружия. Веньеро в смятении бросился на галеру, велел арестовать испанского капитана и двух матросов и повесить их на реях.
Это был серьезный проступок. Дон Хуан Австрийский, с трудом выносивший Веньеро, не смог прийти на помощь своим соотечественникам, и был момент, когда