— Советник со мной, — сказала Ястра. — Ветра нет.
Последние слова означали, видимо, что она свободна и действует без принуждения. Когда они были произнесены, часовой отступил, прижавшись спиной к стене и подняв ствол, словно шлагбаум:
— Можно войти.
Только после этого мы вошли в детскую — наверное, другого названия этой комнате было не придумать.
На пороге я остановился, пытаясь вспомнить, что же здесь находилось раньше, когда я еще жил в этом доме. И тут же усмехнулся: я входил сейчас в собственный кабинет — рабочее место Советника Жемчужины. Правда, тамбура тогда не было — его выгородили уже после. Ну что же: разумное использование освободившейся площади. Можно было только надеяться, что хоть жилые апартаменты мне сохранили.
Здесь находился еще один солдат, вернее — Острие стрелы. Ястра кивнула ему:
— Разрешаю выйти. Позову, когда понадобится.
Унтер отсалютовал и вышел. Слышно было, как в коридоре щелкнула зажигалка, и я подумал, что передышка лишь обрадовала охранника. Ястра затворила дверь, что вела в прихожую. И только после этого кивнула мне, как-то непривычно для меня улыбаясь:
— Ну, иди. Да смотри же!..
И откинула кружевной полог.
Младенец безмятежно спал. Я на его месте вел бы себя точно так же — при такой-то охране. Ястра оказалась заботливой матерью. Минуту-другую мы постояли молча, любуясь. Я, во всяком случае, изо всех сил делал вид, что любуюсь. Меня и на самом деле охватило давным-давно уже не испытанное чувство; я затруднился бы точно охарактеризовать его, но это было нечто, подобное медленному растворению в сахарном сиропе, обладающем, однако, крепостью матросского рома. Что же касается зрительных ощущений, то младенец был как младенец, все у него, по-моему, было на месте — во всяком случае то, что я мог увидеть. Упитанный младенец и, я бы сказал, миловидный. Мой сын. Чертовски трогательно это было, ей-Богу.
Я нагнулся пониже, стал протягивать руки, чтобы извлечь его из гнездышка. И был немедленно отвергнут — не мальчиком, конечно, его мамашей, — с такой силой, что чуть не впечатался в противоположную стену.
— Ты с ума сошел! Весь в заразе!..
Господи! Да, я основательно успел забыть, как это бывает.
— Не спросил даже, как его зовут, и лезешь!
Правильно, не успел. Как-то не подумал.
— Извини, ты права, конечно. Как всегда. Как же его зовут?
— Ну спасибо, что поинтересовался наконец. Запомни: Яс Тамир. По традициям Династии и моего рода, в имени должны быть элементы имени матери, отца и рода. Тамир Третий, кстати, был великим завоевателем. Он семьдесят лет возглавлял наш род — великий род горных Тамиров. Запомни это навсегда!
Прочтя эту нотацию, Ястра сама, с великой осторожностью, извлекла младенца из его уютной норки. Он открыл глаза. Я испугался, что сейчас заревет, — я этого не люблю, — но он, похоже, понял меня и промолчал. Видимо, родственная связь между нами и в самом деле была достаточно крепкой. Ястра же, держа ребенка на руках, уселась на мягкий табурет…
— Ты что… ты что?!
— Собираюсь кормить, естественно; я не признаю кормилиц: потом властелинам приходится разбираться с молочными братьями. И вот обхожусь своими силами, — заявила Правительница безмятежно, не выказывая ни малейшего смущения. — Ты забыл, как это делается? Или тут есть что-то такое, чего ты раньше не видал?
Она явно имела в виду свою грудь — ту, что извлекла сейчас из соответственно сконструированной одежды. Ребенок разинул рот, не дожидаясь команды, и принялся за работу. Ястра глядела то на него — с прямо-таки рекламной улыбкой (при помощи таких вам стараются всучить зубную пасту или жевательную резинку), то на меня — взором победительницы.
Я и в самом деле чувствовал, что позиции мои слабеют. Я успел основательно забыть ее, да и дела не способствовали размышлениям о любви. Но сейчас она была перед моими глазами, и…
— Убери руку! — Это было озвучено голосом разгневанной кобры.
Пришлось отдернуть пальцы.
— Я только хотел убедиться, что это не мираж…
Она усмехнулась — совсем как раньше:
— Ты, кажется, не против?..
— Полностью — за.
Черт, у меня даже голос сел.
Она же из змеи превратилась в горлинку — или какие там еще бывают воркующие птички:
— Я тоже…
Я уже стал оглядываться в поисках удобного приспособления; честное слово, я охмелел, не найду другого слова. Она вовремя вернула меня к реальности:
— То, чего тебе хочется, милый, ты получишь в соответствующей обстановке, а не на глазах у всех подсматривающих. Но может быть, ты хочешь идти по стопам Изара? Тебе нужны зрители?
— Да я вовсе не имел в виду…
— Помолчи, помолчи. Итак — даю тебе семь часов, чтобы ты привел себя в порядок. Не слишком много, по-твоему?
— Меня это устраивает. Смогу хоть немного отдохнуть. Только — где?
— Кабинет твой я, как видишь, заняла. Но личные апартаменты Советника по-прежнему в твоем распоряжении.
Это и в самом деле было очень кстати.
— А теперь, — сказала она, — официальная часть. Не исключено, что кому-то все же удалось заметить твой приход. Пусть все наушники Изара знают, для чего ты прибыл, и делают вывод, что ты немедленно и убыл. — Она усмехнулась.
— Я готов.
— Советник! — произнесла она громко и четко, так, что слова ее, пожалуй, можно было бы услышать едва ли не во всем Жилище Власти даже и без подслушивающих устройств. — Я сердечно благодарю вас за все услуги, оказанные вами Власти в дни вашего пребывания на посту. С искренним сожалением должна сказать вам, что изменившиеся условия делают вашу дальнейшую деятельность в этом качестве излишней. Вам будет выплачено установленное вознаграждение, мне же остается лишь пожелать вам всяческих успехов в делах, которыми вы станете заниматься в дальнейшем.
И она протянула мне руку для поцелуя. Я снова опустился на колено.
— Сердечно благодарю Жемчужину Власти и мою повелительницу за все благодеяния, оказанные за время моего пребывания на посту Советника, и за ту высокую оценку, какую ей угодно было дать моим скромным усилиям. Желаю править без забот многие циклы и десятки циклов. Дни службы Жемчужине останутся счастливейшими в моей жизни. Низко преклоняюсь.
Теперь все формальности можно было считать совершенными. Те, кого это интересовало, получили возможность с облегчением перевести дыхание: моя отставка прошла без всяких неприятных неожиданностей.
Так, во всяком случае, они должны были думать.
Что же касается меня, то мне и в самом деле не мешало поспать если и не в свое удовольствие, то хоть несколько часов.
Распрощавшись с Жемчужиной Власти согласно всем требованиям этикета, так что даже самый строгий блюститель ритуалов не нашел бы, к чему придраться, я покинул ее приемную и безмятежно направился по длинному и, как всегда, полутемному коридору по направлению к моим комнатам.
Все шло нормально. Даже до удивления. Дверь, что вела в мои покои, оказалась незапертой. Внутри все было, похоже, в том же состоянии, в каком осталось, когда я в последний раз — кажется, уже очень давно — выходил отсюда. Я раздвинул створки шкафа. Мой гардероб не понес никакого ущерба, так что можно было выбрать наряд по своему вкусу. Я достал халат и направился в ванную.
Теплый душ помог расслабиться. Предвкушая несколько часов полного ничегонеделания — блаженное, давно уже не испытываемое состояние, — я переместился в спальню, разобрал постель, с удовольствием отметив, что белье оказалось свежим, и сразу же провалился в радужную неразбериху сновидений.
Сперва я подумал, что это очередной сон, которых я успел уже увидеть уж не знаю, какое количество. Снова был лес, в котором мы только что праздновали новую встречу друзей на Ассарте, передо мною стоял Риттер фон Экк. Он говорил:
— Капитан, эти парни засунули нас в машину и везут куда-то. Мы не сопротивлялись, хотя они, конечно, для нас не противники. Если у тебя все в порядке — откликнись и решим, что нам сейчас предпринять для пользы дела. Мы нужны тебе сейчас — рядом с тобою? Или, может быть, сразу уточним, кому куда направиться и в какой роли? Чтобы не терять времени.
Он вопросительно смотрел на меня. Я с интересом ждал, в какую сторону сон повернется дальше. Но сон не поворачивался. А Уве-Йорген, обождав, снова начал:
— Капитан, вызывает Рыцарь. Слышишь меня? Нас тут подхватили эти парни…
Слово в слово он повторил уже сказанное. И только тут я сообразил, что это вовсе не сон. Хотя и по-прежнему лежал в мягкой постели, на свежих простынях. Это был вызов по нашей местной связи, которая не нуждается в приборах и устройствах, не боится никакого глушения, а передача идет из головы в голову. Сколько я успел проспать? Три часа. Бедные тарменары. Они не понимали, как легко любой из нас мог бы стряхнуть их с себя — не труднее, чем заползшего на сапог жучка.
— Рыцарь, здесь капитан. Слышу, все понял. Приказ: пока что сопротивления не оказывать. Потому что они везут вас сюда, в Сомонт. А я тем временем подумаю — кому что. На «Алис» никто не наткнулся?
В его голосе прозвучало удивление:
— Хотел бы я знать, как это может случиться.
— Да нет, это я так… спросонья. Хорошо. Вызовешь меня, как только прибудете на место.
— Понял, капитан. А если в дороге станет опасно?
— Разберетесь сами. И найдете меня. Нахожусь в моем официальном месте. Если будут изменения — сообщу этим же способом.
— Принято к исполнению. Конец связи.
— Успеха.
Я снова расслабился. Прекрасно: можно было доспать никак не менее трех часов. Если, конечно, еще кому-нибудь не придет в голову помешать человеку с толком использовать заслуженный отдых.
6
В тесной кухоньке уединенного домика на окраине Сомонта на полпути от плиты к столу Леза остановилась: в комнате маленький Растин снова заплакал в своей постельке; кормить его было еще не время — просто он н