Второе. Впредь до достижения Властелином Яс Тамиром возраста Полновластия, Правительница и Мать Ястра сохраняет все права и несет все обязанности Правительницы. Далее же будет, как укажет Властелин.
Третье. В государстве Ассарт сохраняется единая армия и единое командование ею.
Четвертое. Единое командование армией нашим соизволением и властью Правительницы вручается благородному Уль Тамиру вместе со званием Первого Полководца и с вручением ему соответствующих его сану регалий.
Что мы и свидетельствуем и подтверждаем своими собственноручными подписями, с приложением древних печатей наших донкалатов.
Заключено в Жилище Власти в Сомонте".
Осталось только назвать дату, что верховный правитель бумаг и сделал. И тут же двинулся прямо к донкам — со свитком и склянкой с благородной тушью, из которой торчало старинное перо с хорошо очиненной и расщепленной на конце палочкой из светлой древесины хайрат, что растет в приморском донкалате Калюск.
Донки же непроизвольно попятились — и отступали до тех пор, пока не спрессовались в плотную, тяжело дышащую массу. Прятали руки за спину. Одно дело — стучать языком, и совсем другое — ставить свою подпись, да еще и с приложением печати.
Но распахнулись внутренние двери — и лакеи понесли на высоко поднятых руках громадные блюда с целиком зажаренными свиньями, баранами, козами, телятами. Аромат распространился просто-таки неописуемый. И дрогнули сердца.
И распахнулись двери наружные — и сделалось видно, что толпятся за ними истосковавшиеся по мужской ласке девушки, которых столь бесцеремонно выдворили из теплой трапезной на прохладный ветерок, гулявший по двору. Чего доброго, еще простудятся, бедняжки…
Нет, даже у донка сердце — не камень. И вот один — тот, чья девушка стояла первой в дверях, — не взял, а просто выхватил деревянное писло, с которого черные капли падали на роскошный костюм, — и учинил лихой росчерк. Из медальона, что висел на шее на золотой цепочке, тут же извлек плоскую печать — и приложил к кляксе красного воска, только что возникшей на свитке благодаря расторопности канцеляриста.
И вот уже девушка бежала к нему, и они вместе — к столу, под одобрительным взглядом Правительницы.
Работа пошла к концу. Но — до него так и не добралась.
Застопорил дело Великий донк Плонтский. Перед ним, протягивая палочку с тушью, стоял верховный правитель бумаг. А рядом с ним и чуть позади плотной группой расположились еще восемь донков не столь, может быть, могучих, но не менее упрямых. Донк Плонтский не поднимал руки. И смотрел не на правителя государственных документов, а куда-то вверх — может быть, на горельефное изображение Великой Рыбы, что красовалось на стене над стульями Властелина и Правительницы. Может быть, донк просил Рыбу обрушиться всей тяжестью на негодную бабу и раздавить ее в лепешку — кто знает?
— Что вы мне тут поднесли, правитель бумаг? — наконец заговорил Великий донк — таким тоном, словно ему на блюде предложен был тухлый кусок конины или собачатины вместо ароматного ломтя кабаньего окорока. Кроме отвращения, в голосе Плонта прозвучала и совершенно ясная угроза.
— Государственный документ на подпись, Смарагд Власти, — ответил чиновник спокойно. — Изволите прочесть, если вам угодно, и подписать.
Великий донк словно бы и не услышал этих слов.
— Правительница! — Сейчас он соизволил перевести глаза на сидевшую во главе стола и как бы даже не интересовавшуюся происходящим вокруг нее Ястру. — Если тебе изменяет память, возьму на себя труд напомнить: я уже сказал, что прежде всего мы — я и все эти донки — желаем своими глазами убедиться в подлинном существовании того Уложения, о котором вы изволили столь захватывающе рассказать. И лишь после этого и в зависимости от результатов мы решим, уместно ли нам ставить свои подписи под этим вот (он небрежно повел пальцами в сторону правителя бумаг с его свитком) весьма сомнительным, на мой взгляд, текстом.
(Неудача! Все летит, как с горной тропы в пропасть! — такая мысль возникла у Ястры. — Да и то сказать — как же можно было рассчитывать упоить этого бугая, который, по рассказам знающих людей, способен и два ведра вылакать и после этого еще целый день охотиться, не слезая с седла!)
Однако ни одна черточка ее лица, выражавшего лишь уверенное спокойствие, да еще немного — скуку, не шевельнулась.
— Ах, тебе угодно своими глазами увидеть документ?.. Это делает честь твоей дотошности, донк. (Вот именно так: донк, а не Великий донк, никакого заискивания!) Могу ее только приветствовать.
— В таком случае, вам остается, Правительница, лишь распорядиться, чтобы его доставили сюда. Мы прочитаем его слово за словом — и тогда выскажем свое мнение.
— Его? Надо полагать, донк имеет в виду именно подлинник Уложения?
— Ты не ошиблась.
Только после этого ответа выражение лица Правительницы изменилось: из равнодушно-благожелательного стало едва ли не презрительным:
— Боюсь, что усталость, вызванная путешествием и связанными с ним… лишениями (она лишь на миг перевела взгляд на стол и тут же вернула его обратно — но все следившие за диалогом заметили и поняли, что именно она имела в виду), — все это несколько затуманило твое мышление. Ты не ошибся, донк, предполагая, что документ этот крайне важен и представляет громадную ценность для Ассарта. Но как же вы — могли — подумать! — что я соглашусь пойти на подобный риск: изъять древний акт из Архива Властелинов, где он постоянно пребывает под бдительным надзором и в условиях, какие непременны для вечного сохранения такого рода документов, — и не только доставить его сюда, но и передать в руки людей, мягко выражаясь, не лучшим образом владеющих собою! Ты что, действительно считаешь меня слабоумной, Великий донк?
(На сей раз «Великий» было произнесено таким тоном, каким на улицах обычно выговаривают самые непристойные ругательства.)
— И тем не менее, Правительница…
— Не перебивай, донк, тебе ли не знать этикета! Сперва я скажу все, что намерена. Итак, ни я и никто другой не вправе отказывать вам в резонном желании — своими глазами убедиться в существовании и подлинности Уложения. И я ни в коем случае не намерена отказывать вам. Напротив: я весьма заинтересована в том, чтобы вы убедились и громогласно заявили о его существовании. Поэтому объявляю — для сведения вашего и всех желающих: после того, как завершится обед — а он, замечу кстати, по-настоящему еще и не начинался, — и после того, как все до единого благородные донки удовлетворят все свои желания и как следует отдохнут от тягот, — только тогда, то есть не раньше завтрашнего дня, всем желающим волнующий вас документ будет предъявлен для обозрения там, где он постоянно хранится — в условиях, как уже сказано, обеспечивающих его безопасность.
(Если уж блефовать — то решительно и изо всех сил: в случае неудачи провал будет, так или иначе, полным. Смелее, смелее!)
— Если кому-то будет угодно, они смогут привлечь к рассмотрению документа своих специалистов, какие способны являться экспертами по проблемам подлинности исторических государственных актов. Надеюсь, такая перспектива, донки, вас устраивает?
Она обращалась уже не к Плонту и его группе, но ко всему застолью сразу — немало уже раздосадованному задержкой: мясо остывало и девушки скучали. И застолье ответило Правительнице одобрительными возгласами.
Плонт постарался, однако, чтобы последнее слово осталось за ним:
— У нас достаточно терпения, Жемчужина, чтобы обождать в столь приятной обстановке, пока документ принесут сюда, — чтобы потом и вы, и каждый из нас мог спать спокойно.
«После такого количества выпитого большинство уснет в любом случае», — подумала Ястра. Но вслух проговорила:
— После решения совершить то, что я только что на ваших глазах сделала — объявить о введении во Власть моего сына, — я еще не возносила просьбы о Посвящении Богу Глубины. А это необходимо. Действие первого Посвящения окончилось со смертью старого Властелина. Посвящение Изара отныне потеряло силу. Поэтому я обязана сейчас же отправиться в Храм Глубины. Никто не может сопровождать меня туда: охрана если и будет, то лишь до последней развилки туннеля. Ты знаешь, где совершается этот обряд, благородный донк Намир?
Он слышал об этом храме, разумеется; о святилище где-то в недрах Жилища Власти: легенды об этом подземелье ходили всякие, и главным образом — страшненькие: кто-то когда-то якобы увидел там нечто, от чего разом и навсегда лишился разума. Об этом все знали, бывать же там донкам не приходилось.
— Правительнице виднее, — нехотя согласился он. — Но ведь это займет не так уж много времени? Скоро ли Жемчужина завершит ритуал?
— Через шесть-семь часов.
— Так долго?
— Мне нужно после заседания Совета еще приготовиться. Я серьезно отношусь ко всем нашим ритуалам. Особенно древним. И стараюсь тщательно выполнять их.
Про себя она усмехнулась: эта серьезная тщательность не мешала ей нарушать все и всяческие установления. Но это — ее личное дело.
— Кроме того, — проговорила она, чуть улыбнувшись, — все, кто видит меня, должны быть убеждены, что я, управляя от имени моего сына, не собираюсь поддаваться каким-либо новым веяниям.
Иными словами: не тревожьтесь, донки, на ваши права никто не станет посягать.
— Это можно только одобрить. — Донк Намир кивнул, но тут же криво усмехнулся: — Итак, документ представят нам завтра. Будь по-твоему. Однако в таком случае мы и подпишем завтра — если все будет так, как Правительница обещала!
На это Ястра ответила — так, словно проблема ее уже более совершенно не волновала:
— Да-да, конечно — как вам будет угодно…
Большинство ведь, как-никак, подписало. Ну а с этими… разберемся как-нибудь.
— Здоровье Властелина Яс Тамира! — провозгласила Ястра.
И проследила. Выпили все. Как и полагалось — до дна. Впрочем, иначе здесь и не пили.
Теперь можно было — хоть на мгновение — спокойно перевести дыхание. Перед новой схваткой. Ястра предчувствовала, что схватка будет.