Чем дальше, тем лучше стал я понимать невеселую истину: к достижению цели мы избрали не самый короткий и не самый продуктивный путь. Иными словами – неправильный.
Хотя вначале казалось, что именно так мы дойдем до цели скорее и успешнее всего. И в самом деле: мы занимаем шесть позиций из числа важнейших в этом мире, таким образом получаем сразу шесть полноводных каналов информации о множестве людей, просматриваем их, анализируем – всего и забот. Найти нас в телах высокопоставленных лиц этого мира будет весьма затруднительно: не так-то уж просто склонить такое лицо подвергнуться подробному и достаточно неприятному анализу, чтобы установить – а не подселился ли кто-то в него; затруднительно – даже если возникнут обоснованные подозрения в том, что в нем сидит кто-то чужой, и хорошо еще, если пассивно сидит, а то ведь, быть может, и заставляет это лицо действовать в интересах своего оккупанта. Попробуйте сказать такое кому угодно – и я посмотрю, как вас будут через минуту выносить из его кабинета, хорошо, если не ногами вперед. То есть нам представлялось, что в таком положении мы будем неуязвимы, прекрасно информированы и сможем в два счета использовать хозяев облюбованных нами тел для того, чтобы не только отыскать девять укрывшихся от преследования «одухотворенных» и не только обеспечить их безопасность, но и выйти наконец на недостающего десятого, после чего распрощаться с миром Альмезота спокойно и даже комфортабельно.
Теперь уже можно сказать: мы выбрали такую методику лишь потому, что ни один из нас в прежних своих жизнях не был начальником, руководителем, главным лицом. Все мы были тем, что называется рядовым и сержантским составом, и единственный офицер среди нас, Уве-Йорген, пилот истребителя, тоже командовал по сути дела лишь сам собой даже в те времена. Сам же я хотя и считался на Ассарте какое-то время то ли вторым, то ли даже первым лицом в мире, на самом деле всего лишь носил этот титул, на деле ничего не решая и ничем не командуя. И потому пребывание на позициях, относящихся к высшим кругам власти, представлялось нам не таким, каким было на самом деле, и имело к истине такое же отношение, какое история с Золушкой имеет к судьбе нормальной рядовой служанки. Иными словами, мы жили в сказке, придуманной нами для самих себя. А вокруг существовал совсем другой мир.
И вот теперь пришла пора разочарований. И началась она почти сразу же после того, как мы, более или менее придя в себя в новых телах, приступили к делу.
Мы поняли, что, во-первых, человек на высокой позиции ни в какой мере не является самостоятельным и независимым. Точно так же, как не может быть таким только что появившийся на свет новорожденный. Он целиком и во всем зависит от тех, кто его родил, кто кормит его, одевает, защищает и так далее. Без них он слаб, беспомощен и, скорее всего, протянет в этом мире очень недолго. Так же обстоит дело и с высоким начальством. Мой домовладелец, например, второе лицо в иерархии Державы, отнюдь не родился на свет вице-провектором; конечно, бывает и так, но только при наследственной монархии, в которой, однако, реальная власть давно уже перешла к другим людям. Занять свое нынешнее положение мой сосед по оболочке смог лишь в результате того, что его выбрали, поддержали, подняли, провели и утвердили другие люди, раньше его добившиеся влияния и обладающие большими деньгами. В демократиях (а альмезотская Держава на полном серьезе именовала себя именно так) принято заявлять, что каждый руководитель является слугой народа. Слугой – безусловно. Народа – бред. Он – слуга тех, кто сделал его руководителем и в любой момент может с достигнутой высоты вернуть его на самый низ – даже и в уютное тесовое помещеньице метрах в двух под поверхностью земли. И свобода действий и решений у этого человека ровно та же, что и у обычного слуги, иными словами – ее просто не существует. Так что, разместившись в таких оболочках, мы всего лишь обеспечили себе безопасность на какое-то достаточно непродолжительное время – только и всего. И теперь думать о том, что занятые позиции помогут нам достаточно свободно сноситься с теми, кто послал нас, а затем и без помех покинуть и эти тела, и весь этот мир, – думать об этом всерьез не приходилось. Это был очень наивный расчет.
Однако с этим мы еще как-нибудь примирились бы: в конце концов, мы достаточно привыкли к риску, иногда даже чрезмерному, если только игра стоила свеч. Но на этот раз получилось не так – и в этом заключалось основное и самое горькое разочарование. Речь идет, как уже ясно, именно об информации, а точнее – о тех людях, которых мы могли с этих новых позиций видеть и просматривать.
Вообще-то, если судить по объему, то информации было предостаточно. Зачастую очень полной, детальной, всесторонней. Прямо-таки чудесной информации о множестве людей, хоть каким-то образом причастных к властям, к их сторонникам – или противникам. Единственным ее недостатком было то, что эти люди нам были ну совершенно не нужны.
Почему? Да потому, что все, что мы узнавали о них, касалось исключительно того, что принято называть подковерной борьбой в коридорах и кабинетах власти. Мой «теловладелец» обладал великолепным подбором весьма убедительных материалов, которые принято называть «компрой», на людей одного с ним уровня; на людей на один, два, три, порою даже десять уровней ниже. И даже – страшно сказать – на того единственного, кто находился выше его: на самого провектора. На него, кстати сказать, компромат был самый богатый: и видео-, и аудиозаписи, и доклады наблюдателей, и на всякий случай заготовленные впрок объяснения и показания и девиц, и мальчиков, удостаивавшихся высочайшей близости, и людей, у которых провектор – равно как и члены его клана – брал, и всех, кто ему давал очень немалые, на мой взгляд, деньги и оказывал негласные услуги, и которые часто были теми же самыми людьми, у кого брал и сам вице. Установив это, я не мог не отдать должное храбрости вице-провектора, стань это известно тем лицам – и его пост уже наутро оказался бы вакантным. Однако, невзирая на уровень риска, он продолжал получать и накапливать информацию такого рода; видимо, это помогало ему чувствовать себя в своем кресле достаточно уверенно.
Ну и прекрасно; но нам-то эта информация была нужна как мертвому припарки: нашей целью вовсе не было проведение санации во властных кругах Альмезота и не какие-то рекомендации по этому вопросу. Речь шла не о тех, кто правил этим миром, но о тех, кто не был совместим не только с людьми власти, но и с этим самым миром в целом. И вот о таких людях информации просто не было, ни бита. Сначала это меня изумило: конечно, не для масс населения, но для высшего руководства известно о таких людях должно быть все, совершенно все. Но – не было. О таких мой сосед по телу, как я с удивлением убедился, не знал ничего и не желал знать. Его это совершенно не интересовало. И – как я вскоре понял – не только потому, что реальное руководство мировым хозяйством выполнялось киберсетью, а потому, что он как бы вывел себя – и всех подобных ему – за скобки, и его мир ограничивался орбитой власти, а за ее пределами ничего вообще не существовало. Следовательно, я мог сидеть на этом месте годами и оставаться столь же далеким от нужных мне людей, как и накануне моего подселения в это новое тело.
В общем, представилось мне, и я, и весь наш экипаж пока более всего походили на шестерку удильщиков, рассевшихся с удочками вокруг ванны в своем доме, забросившим крючки с наживкой и ожидающим, что кто-нибудь клюнет, хоть какая-нибудь уклейка для начала. Ждать нам, как начал я понимать, пришлось бы неопределенно долго; самое малое – пока не придет кто-то с ведерком пойманной рыбы и не выплеснет ее в нашу ванну. Но все яснее становилось, что если кто-то и придет, то не затем, чтобы вы смогли выудить что-то, но лишь затем, чтобы выудить нас самих и свеженькими плюхнуть на горячую сковородку.
Да, путь, по которому мы двинулись, привел в тупик. Это не делало нам чести, но еще хуже – заставляло искать другие пути в самых не подходящих для этого обстоятельствах и далеко не в лучшее время.
Тем не менее выход нужно было найти срочно, пока еще нам не дышали в затылок и у нас оставалась еще хоть какая-то свобода маневра.
Свобода, как говорят, это возможность выбора. Если бы еще кто-нибудь подсказал, что именно выбрать!
И, похоже, кто-то меня услышал. Судя по тому, что канал связи с Виргой снова ожил, и я смог услышать:
«Опасность! Не сомневайся, действуй сразу».
Опять без подписи. Ни намека на то, кто это, откуда. А следовательно, не человек из нашего экипажа. И уж подавно – не из Фермы. Кто?
Скорее всего, тот самый Некто, желающий добра мне, всем нам и, возможно, тому делу, ради которого мы тут оказались. Очень интересно. И обнадеживает: возникнув раз, он, несомненно, будет выходить на связь и в дальнейшем. Надо подготовиться к этому. Чтобы в следующий раз установить источник.
Именно к такому выводу я пришел, когда мягко, мелодично, весьма деликатно зазуммерил коммик на столе. И вице-провектор, в это время, параллельно моим мыслям, переваривавший очередную дозу интересной для него информации, откликнулся не сразу и не очень доброжелательно:
– Ну, что там еще?
– Прошу извинения, ваше высокопревосходительство…
Начальник секретариата.
– В чем дело?
– Тут очень настойчиво добивается аудиенции у вас некий горожанин…
– Он слабоумный? Или вы?
– Прошу прощения, я не стал бы беспокоить вас, но перед тем, как ему прийти, была связь с отцом канцлером омниархата, и он просил уделить именно этому человеку максимум возможного внимания, удостоить встречи и выслушать его. Уверял, что очень важно.
Вот как. Омниархат – это серьезно. По пустякам не общаются. И оказанных услуг не забывают. Любопытно, что это так припекло святых отцов?
Все происходит по старой поговорке: на ловца и зверь бежит, разве не так?
– Его там… проверили?
– Ну… ваше высокопревосходительство!