– А если они все-таки откажутся, Рыцарь?
– А что делали в старые, добрые времена, если правительство не соглашалось? Создавали новое правительство. Любым методом.
– За любые методы – благодарю покорно, – сказал я. – Да и потом, мне кажется, ты в корне ошибаешься. Не те это люди, чтобы повиноваться любому приказу. Если ты даже вот этих твоих воинов не можешь заставить стрелять в людей… Здесь никто не станет делать ничего такого, чего не понимает, во что не верит.
Иеромонах негромко прогудел:
– Вера могла бы спасти. Но чтобы уверовать, человеку должно проникнуться…
– Новыми идеями люди легче всего проникаются, когда они голодны и неустроенны, – задумчиво проговорил Уве-Йорген. – Это я очень хорошо помню.
– Они, насколько мы можем судить, не голодны. Изобилия нет, но на жизнь хватает.
Рыцарь выпятил губу.
– Изобилие организовать трудно, а вот голод… Хлеб имеет свойство гореть.
Иеромонах вытянул вперед свои тяжелые руки.
– А вот я тебя, – сказал он. – Этими самыми руками… И простится мне.
Он не шутил, все поняли это сразу. Ах, подумал я, наш пластичный, наш гибкий, наш дружный экипаж!
– Ладно, Никодим, – успокоительно сказал я. – Он же шутит.
– На больших дорогах этак-то шучивали, – гневно сказал инок.
Георгий молвил:
– Не знаю, зачем так много разговоров и размышлений. Все очень просто. Тех, кто захочет, – увезти. Кто не захочет – оставить. Пусть спасаются, как знают.
Он сказал это совершенно спокойно.
– Просто так – взять и оставить на гибель?
Он кивнул.
– И ты сможешь потом спокойно спать?
Он сказал:
– Если только не съем перед сном слишком много мяса.
Заря человечества, подумал я. Милая Эллада, компанейские боги. И вообще – золотой век!
– Хайль Ликург! – сказал Уве-Йорген и, сощурясь, покосился на меня.
Но сейчас мне было не до Рыцаря.
– Ты не переедай, – посоветовал я спартиоту вроде бы в шутку, хотя мне стало очень не по себе. Но обижаться на него не было смысла, а негодовать – тем более; он принес бы в жертву всех – такова была этика его времени, и хотя с тех пор его научили читать галактические карты и точно приводить машину туда, куда требовалось, иным он не стал: знание даже вершин современной науки не делает человека гуманным, и это было известно задолго до меня.
– Ладно, капитан, – сказал Уве-Йорген. – Не грусти: лучшие решения всегда приходят экспромтом. Если, конечно, сначала над ними как следует подумать.
– Погоди, – сказал я. – Я ведь не зря пропадал в лесу. Может быть, нам пригодится то, что я там видел: следы иной цивилизации. Тоже нашей, земной: потомков той же экспедиции.
– Не выжили?
– Похоже, их разгромили.
– Была война? – насторожился Георгий.
– Мы внимательно слушаем, – произнес Рыцарь.
Я рассказал им, что знал.
Выслушав, Уве-Йорген вскочил.
– Ты жаловался, что у тебя нечем поднять людей! – сказал он. – Они тут такие порядочные… Но оказывается – еще не так давно они прекрасно умели убивать! Чем это не повод, чтобы сковырнуть правительство?
– Да понимаешь ли, – сказал я и хотел объяснить, что сама мысль о свержении законного правительства мне претит – но тут же подавился всеми своими словами.
Потому что из леса показались грибники, и Анна была среди них. Я увидел ее, и у меня перехватило дыхание, так что я сразу понял, что все мои рассуждения относительно нее – от глупости и что даже самой строгой логикой нельзя убить любовь, так же как самой строгой логикой нельзя ее вызвать.
– Ладно, кончили, – сказал я, встал и пошел ей навстречу.
Мы встретились как ни в чем не бывало – во всяком случае, со стороны это должно было так выглядеть, но я не уверен, удалось ли мне добиться желаемого эффекта. Анна улыбнулась, но я сразу почувствовал: что-то не так. Все, может статься, вышло бы хорошо, если бы мы сумели сразу, не замедляя шага, броситься на шею друг другу, поцеловаться, прошептать на ухо какую-то бессмыслицу. Но никто из нас в первый миг не был уверен, как отнесется к этому другой, да и все глазели на нас – и мы чинно поздоровались, а момент был упущен.
– Ну как ты? – спросила она вежливо, и я ответил:
– Да все нормально, как видишь. А ты? Устала?
– Устала, – сказала она.
Мы еще постояли, потом она кивнула:
– Ну я пойду.
Я шагнул в сторону, чтобы пропустить ее, повернулся и пошел рядом: не хотелось показывать, что у нас что-то разладилось.
Около шалаша я спросил:
– Обедом накормишь?
– Да, – деловито сказала она, – в лесу много грибов. Вот, посмотри. – Она приоткрыла корзинку, висевшую у нее на локте, и я заглянул и убедился, что грибов действительно много. Мы еще постояли, затем я сказал:
– Ну тогда ладно… – повернулся и пошел к своим.
Мне надо было что-то делать, и я сказал им:
– Время еще есть. Слушай, Монах: это далеко отсюда?
– Поляна? С полчаса – если шагом.
– Пошли.
Он поднялся с земли. Уве-Йорген заявил:
– Нет, хватит шататься по лесу без охраны.
– Почетный караул не нужен, – возразил я. – Это не официальный визит.
– Не забудь, – ответил он, – что войны нам не объявляли, и мы не знаем, когда на нас нападут.
– Чего ты хочешь?
– Во-первых, пойти с вами. А во-вторых, четверо автоматчиков нам не помешают.
Мне не хотелось спорить, и я сказал:
– Ну давай.
Уве-Йорген скомандовал, и четверо мальчишек, донельзя гордых, мигом схватили свои автоматы.
– Только попроси, чтобы они ненароком не подстрелили нас, – предупредил я.
– Не беспокойся. У здешних ребят крепкие нервы.
– Это хуже всего, – сказал я. – Людей с крепкими нервами бывает труднее всего переубедить.
– Зато они легко переубеждают других, – серьезно сказал он, повесил автомат на грудь и положил на него ладони. – Ну идем?
Когда мы отошли от лагеря, я сказал:
– Ну как тебе лес? Благодать, правда?
И правда было хорошо, если только отвлечься от наших забот. Птицы, вспугнутые нашими шагами, вспархивали и галдели наверху, какая-то четвероногая мелочь шебуршала в кустах – напуганная выстрелами, она затихла было, но теперь приободрилась.
– Я понимаю, что им не до того, – ответил Уве-Йорген, – но я назначил бы сюда хорошего лесника.
Я сначала рассердился, а потом подумал, что лесник и в самом деле не повредил бы.
Дальше шли молча. Валежник хрустел под ногами. Иеромонах что-то бурчал под нос, отыскивая оставленные им знаки.
Минут через сорок вышли на поляну.
– Добрели, – сказал Никодим. – Вот просека, а та, другая, заросла.
Мы убедились, что так оно и было.
– Теперь посередке послушайте…
Земля тут не то чтобы дрожала, но была ощутимо теплее, чем вокруг, и если прильнуть к ней ухом, можно было услышать басовитое жужжание.
– Что станем делать? – озабоченно спросил Иеромонах.
– Какое-то устройство на ходу, – прикинул я вслух. Наверное, того же возраста, что сам корабль, но работает. А раз тут бывали беспокойные времена, думаю, что его не оставили без страховки.
– Шкатулка с секретом, – сказал Уве-Йорген, – нажмешь кнопку, выскочит чертик. И хорошо еще, если просто чертик…
– Посмотрим, – согласился я, – со вниманием.
Мы принялись чуть ли не ползать по поляне – вдвоем, потому что остальные все равно ничего не понимали; мы принюхивались минут двадцать, потом Уве сказал:
– Нет, видимо, пусто.
– Считаешь?
– Рассуждаю. Даже подстраховка здесь должна быть устроена нанедолго; значит, не в траве.
– Да, пожалуй.
– Поищем на опушке, а?
– Знаешь, Рыцарь, деревья тоже умирают.
– Значит, не дерево. Что-то внешне похожее на дерево. На пень. На… что угодно.
Мы поискали, и безуспешно.
– Наверное, – мрачно проговорил Рыцарь, – у них была своя логика, наизнанку. Придется копать. Но никто не отдал приказания взять лопаты, и никто их, естественно, не взял. Возвращаемся?
– Ничего другого не остается, – согласился я.
В лагере после обеда парни ушли сменять посты. Остальные улеглись поспать. Жизнь была, как на курорте, и не хотелось думать об уходящем времени, как на курорте стараешься не думать об этом.
– Анна, – сказала я. – Пойдем, поговорим?
Она сразу согласилась.
– Пойдем.
Мы шли по лесу, и я не знал, с чего начать. Она тоже молчала.
– Слушай, – сказал я наконец таким голосом, что слова можно было принять и в шутку, и всерьез. – Что за мода – бродить с ребятами по лесу?
Она покосилась на меня:
– Это не опасно.
– Почему?
– Несерьезно.
– А со мной – серьезно?
Она помолчала, потом сказала – тоже как бы в шутку:
– Смотри – проспишь. Прозеваешь.
– Тебя?
– Меня.
– Анна…
– Не надо, – сказала она.
– Что, значит – конец?
– Нет, – сразу же ответила она. – Мне с тобой интересно.
– Ну тогда…
– Нет. Так – не надо.
У меня опустились руки. Потом я сказал ей:
– Знаешь, в дядюшки я не гожусь.
– Дурак, – сказала она.
– Я?
– Ты.
– А-а! – сказал я.
Мы еще помолчали.
– Может, ты объяснишь, в чем дело?
– Ни в чем, – сказала она. – Просто так.
– Да почему… – начал было я, но тут же сообразил, что спрашивать об этом и в самом деле не очень-то умно.
– Ладно, – сказал я невесело. – Погуляем еще?
– Да.
Мы пошли дальше.
– Ты просто не представляешь, какое было множество дел…
– Я ведь тебя не спрашиваю.
– Неужели ты думаешь, что я…
– Я думаю, что я тебе не нужна, – сказала она холодно.
– Ну как ты можешь…
– Ты что – не мог даже поговорить оттуда?
– Не мог! Не мог я выйти на связь. Я был далеко от катера!
– Нет, мог, – сказала она упрямо.
Продолжать я не стал, потому что продолжать было нечего. Мы прошли еще немного.
– Пойдем назад? – предложил я.