1
В тот памятный вечер, я, если не забыл читатель, должен был идти в Большой театр. Слушая друга, я ни разу не вспомнил об этом, и только на второй или третий день обнаружил в кармане кителя билет.
Мне не давала покоя история замечательного подвига советской девушки, и приблизительно год спустя я написал об этом рассказ.
Прошел еще год. И вдруг я получил неожиданное письмо. В нем было всего несколько строчек: «Если вы хотите знать продолжение истории „Виллы Эдит“, то по приезде в Москву приглашаю вас на Молчановку, дом 9, квартира 11. Считаю, что история эта поучительна для наших людей. Петровский».
Мог ли я остаться спокойным?! Ведь письмо было написано знаменитым генералом Петровским, который, видимо, прочел мой рассказ в газете.
Немедленно взяв отпуск, я вылетел в Москву.
Квартира генерала оказалась именно такой, какой описал мне Саша. Генерал — сухой, подтянутый, совсем седой, но по-юношески подвижный, сам встретил меня.
— Хорошо, что приехали сразу. Я сейчас… — он замялся… — в отпуске. Сердце… — И генерал махнул рукой, как-то вдруг став знакомым и близким, словно я знал его уже много лет. Не верилось, что передо мной прославленный друг и соратник Дзержинского.
А Петровский тем временем деловито заговорил:
— Я пригласил вас потому, что, прочтя ваш рассказ, понял, как важно, чтобы эта история стала известной до конца. Вы правильно сделали, изменив имена врагов. До времени, может быть, действительно не стоило открывать карты, но теперь нет смысла таиться. Эта история поучительна еще и потому, что вначале, как вам известно, она окончилась для нас поражением.
— Вначале?! — воскликнул я. Петровский кивнул.
— И Саша ничего не знает?
— А вы давно с ним встречались? — спросил в свою очередь генерал.
Я вынужден был сознаться, что вот уже около года не видел своего друга и не переписывался с ним.
— Да, да, это похоже на вас, молодых людей, — слегка улыбнулся генерал. — Были бы вы стариком, не потеряли бы из виду друга.
Этот заслуженный упрек заставил меня покраснеть. Я отвернулся, скрывая смущение, и мой взгляд упал на большой портрет Нины, висевший в соседней комнате. Петровский остановился сзади меня и тихим голосом, в котором я уловил нотки боли, проговорил:
— Вот она какая была, моя доченька.
Я ждал, что генерал еще что-нибудь скажет о своей приемной дочери, но он уже другим тоном продолжал:
— Не будем отвлекаться, приступим к делу. Петровский подошел к дивану, сел и пригласил меня.
— Ну, что ж, наберитесь терпения выслушать до конца эту историю. И вот еще о чем я вас попрошу: не пишите от моего имени.
Я выполнил просьбу генерала и переношу вас, читатель, к следующим главам повести.
2
…Гладкая поверхность моря всколыхнулась, и из воды появились две головы в прозрачных колпаках-шлемах. Пловцы направились к маленькой шлюпке. Перевалившись через борт шлюпки, они быстро и ловко сняли с себя легкие резиновые костюмы и с наслаждением подставили обнаженные тела яркому калифорнийскому солнцу. Невдалеке виднелась зеленая шапка острова Каталина. По направлению к шлюпке спешила небольшая двухмачтовая яхта с белоснежным корпусом и сверкающими бронзой надстройками.
— Чудеса, Джон! — воскликнул один из пловцов, щурясь на солнце и потирая руки. Второй довольно рассмеялся и осторожно, стараясь не замочить, открыл пачку сигарет.
— Неправда ли, здорово, Клифтон? — Он вытащил зубами одну сигарету и ловко прикурил.
— Ваш подводный сад не имеет себе равных, особенно эта аллея актиний, — продолжал восторгаться тот, кого назвали Клифтоном. Это был уже знакомый нам Клифтон Брандт.
— А коралловая беседка?
— О беседке не говорю, прелесть!
Оба замолчали, наслаждаясь солнцем и спокойным морем.
— Алло, мистер Эллиот, какие будут приказания? — донесся крик с яхты.
Джон лениво повернул голову.
— Ждать в дрейфе. Позову.
Молчание снова нависло над шлюпкой. Вдруг на острове что-то сверкнуло раз… другой. Эллиот рассмеялся.
— Это Мэдж зовет нас обедать. Видите, Клифтон, когда я долго вожусь в своем саду, она сигналит, что пора на обед.
Клифтон вздохнул.
— Да, хорошо женатым людям. А вот меня некому звать обедать.
— А я давно говорю тебе, дружище, что пора жениться. Хватит жить бобылем, губить молодость, — наставительно произнес Эллиот. Брандт расхохотался.
— Молодость, сэр! Где она, моя молодость? На Севере? В Германии? На полях России?! И потом дело не только в молодости. Мне почему-то кажется, что до тех пор, пока я не буду иметь такой яхты, как ваша «Рыбка», такой виллы, как ваша «Звезда»…
— Такого подводного сада… — подсказал Эллиот.
— Нет, Джон, с подводным садом я бы подождал, — серьезно возразил Брандт.
— Словом, — перебил его снова Эллиот, — ты недоволен своим материальным положением. Не так ли?
— Я не могу этого сказать, — осторожно возразил Брандт.
— Во всяком случае, ты не прочь заработать?
— Что-нибудь новое, Джон? — догадался Брандт.
— Нет, Клифтон, не угадал. Старая история. То, на чем ты дважды чуть не сломал себе шею.
— «Вилла Эдит»? — удивленно произнес Брандт.
— Она. В пятьдесят первом ты впустую прогулялся к ней. Сознаюсь, в тот год я немало пережил, нас преследовали неудачи за неудачами. Потерять такой самолет! Это слишком дорогое удовольствие, и я представляю ликование русских, когда они отправили его на дно Балтийского моря. Но теперь все о’кей: мы нашли человека…
— Нашли Вольфа?!
— Да, мой друг, — торжествующе подтвердил Эллиот.
3
…Развалясь в шезлонге, человек читал газету. Рядом на легком столике лежала целая груда газет и журналов. Поодаль от кресла стоял еще один стол с пишущей машинкой и кипой бумаги. Солнце, пробиваясь сквозь зеленые побеги плюща, которыми были увиты потолок и стены террасы, бросало на пол и на человека яркие блики.
Отбросив газету, человек встал, хрустнул пальцами, энергично прошелся по террасе. Он был еще не старый, держался бодро, хотя под глазами набухли мешки, а фигура предательски расплылась.
— Ральф Краузе, старый разбойник, — бормотал он, косясь на газету. — Ге-не-рал Ральф Краузе снова на коне! Старый дружище, удачно увильнувший от петли в Нюрнберге! Ха-ха! — Человек остановился у окна.
— Да, да, эту мысль необходимо записать: старые кадры становятся надежным оплотом нового мира, — пробормотал он, поворачиваясь к машинке, и, не садясь, стал бойко выстукивать.
— Ральф, черт побери, генерал Ральф! Как его называли у нас в Бухенвальде?.. Ах, да — «Смерть-Краузе»… Но, нет! С меня довольно! Не выманишь даже генеральским чином. Паола! — вдруг закричал человек. — Паола, мой кофе!
В глубине дома послышался шум, и на террасе появилась старая женщина с подносом.
— Мартинес докладывает, что машина готова, синьор, — проговорила она.
Хозяин рассеянно кивнул головой, беря чашку с кофе и гренки. Старуха ожидала, стоя позади шезлонга.
— Эй, где тут гасиенда «Ночная роза»? — вдруг раздался веселый громкий голос со стороны дороги, скрытой густым кустарником. Хозяин замер с недонесенной до рта чашкой.
— Синьор, это к нам; — проговорила старуха.
Бешеными глазами хозяин взглянул на старуху, а в это время с дороги снова послышался все тот же голос:
— Алло, есть тут кто-нибудь живой, черт побери?!
Кусты затрещали, и прямо перед террасой появился человек в светлом спортивном костюме и такой же светлой шляпе. Он весела расхохотался.
— Ай-ай-ай, дружище, разве можно заставлять меня в мои годы лазить через заборы, словно мальчишку, — проговорил он, легко взбегая по лестнице на террасу. — Вы так спрятались, что вас сразу не найдешь. Полчаса езды от Буэнос-Айреса, а глушь, словно в центре сельвы.
— У нас нет сельвы, — внезапно осипшим голосом отозвался хозяин.
— Ну и не надо, — весело согласился гость. — Но я что-то не замечаю, что вы рады встрече, оберштурмбаннфюрер Вольф.
При последних словах хозяин вскочил, со злобой глядя на гостя:
— Какого черта вы ворошите прошлое! Меня зовут синьор Энрико Хаунес, а вы болтаете черт знает что.
— Ну, ну, хорошо… Надеюсь, вы все же поздороваетесь, ведь мы как-никак — друзья… — примирительно сказал гость, садясь вместо хозяина в шезлонг. Вольф побагровел, но сдержался. А человек как ни в чем не бывало огляделся и, заметив машинку, с интересом склонился над листами.
— О! «Мемуары воина». Очень хорошо, — весело продолжал гость. — А это что? Так, интересно: «Старые кадры становятся надежным оплотом нового мира». Прекрасно, Вольф, это именно та самая мысль, которую я надеялся уловить в вашем сегодняшнем настроении. Рад, искренне рад!
Вольф мрачно смотрел на пришедшего.
— Кстати, дружище, чтобы вы не забыли: меня теперь зовут Дэнни, Джемс Дэнни.
— Ну, здравствуйте, Джемс Дэнни, — пробурчал Вольф.
— Здравствуйте, дорогой, здравствуйте, — засиял Дэнни. — Я очень рад, что вы, наконец, узнали меня и вспомнили нашу старую дружбу.
— Которая была так коротка, — насмешливо вставил Вольф.
— Не надо, Вольф, — серьезно возразил гость, — не богохульствуйте, господь сохранил вас именно для нашей дружбы, и мы не должны смеяться над этим.
— А вы стали ханжой, Брандт, — заметил Вольф.
— А вы стали очень невнимательны. В прошлый раз вы сразу стали угощать меня чудесным коньяком, а потом перестрелкой. На первое я согласен и сейчас…
— Паола! Коньяк и еще кофе! — приказал Вольф женщине, которая продолжала безмолвно стоять в углу комнаты.
— Вы неплохо устроились, Вольф. Гасиенда, слуги… И счет в банке совсем неплохой.
— Вы и счет успели проверить? — со злобой проговорил Вольф.
— Так, случайно. Собственно, меня интересовал не сам счет, а некая доверенность…
— Какая еще доверенность? — Вольф наклонил голову и стал похож на боксера, готовящегося встретить атаку противника.
— Да так, одна фальшивая доверенность, выданная некогда советской разведчицей некоему гитлеровскому разведчику, на основании которой последний завладел состоянием одной знатной немецкой дамы.
Вольф усмехнулся.
— Ну, тут мне беспокоиться не о чем. Вы не докажете, что моя покойная невеста не была истинной Эдит Хеймнитц. А доверенность?.. Это вы бросьте… ее составлял лучший нотариус Кенигсберга.
— А вы уверены, что Эдит — покойница? — спросил Брандт.
— Абсолютно, — самоуверенно отозвался Вольф, — этому удару ножом я напрактиковался в Мюнхене, а там — сами знаете — умели учить.
Брандт, улыбаясь, молча смотрел на Вольфа. Тот резко отодвинул свой кофе.
— Вы хотите сказать, что, возможно, я ошибся и Эдит жива. Но меня это не беспокоит — шпионка не предъявит своих прав на мои деньги.
— Вы совершенно правы, — не предъявит. Тем более, что в Мюнхене вас действительно научили толковому удару. Год назад я имел печальное удовольствие посетить так называемую Германскую Демократическую Республику.
— Вот как! — заинтересованно проговорил Вольф. — Вы были в Германии?
— Да, проездом.
— Проездом? — Вольф расхохотался, — Представляю себе…
— Да, проездом, — невозмутимо подтвердил Брандт. — И, кстати, совершенно случайно узнал там забавную вещь.
— Какую же?
— Я узнал, что настоящая Эдит, Эдит Хеймнитц жива, что она прожила всю войну в России, в плену, пока ее русская преемница обделывала свои дела в Германии. А после войны она была отпущена на родину и вернулась в Рим.
Брандт замолчал и с удовольствием стал прихлебывать кофе, долив в стакан коньяку.
— Послушайте, ну и что же? — с беспокойством проговорил Вольф.
Брандт не спеша поставил кофе на столик около машинки, плеснув при этом на листы рукописи.
— Тысяча извинений, Вольф, я залил ваши труды. Да, так вот, она, конечно, не знает, что потеряла деньги не в результате войны и военных случайностей, а благодаря вам, Вольф.
Брандт проговорил это, добродушно посмеиваясь, но взгляд его, обращенный на Вольфа, был пристальным, испытующим, холодным. Вольф побледнел, но старался держаться спокойно.
— Так, дальше… — проговорил он, облизывая пересохшие губы.
— Да ничего не было дальше, — рассмеялся Брандт. — Не надо так волноваться, мой друг. Просто я хотел сказать, что Эдит вышла замуж за своего старого поклонника Джона Костера, американского миллионера, так что вы, к сожалению, не можете повторить своего жениховства. Ну, а Джона Костера, вы, конечно, знаете, он своего не упустит.
— Но почему же… — у Вольфа перехватило горло, и он не смог говорить дальше.
— Вы хотите спросить, почему мы, зная, что вы ограбили Эдит, не сообщили Костеру об этом? Да потому, дружище, что мы вас любим и совсем не хотим, чтобы вы стали нищим.
Долгое молчание нависло над террасой. Брандт пил кофе, все больше и больше доливая коньяком пустеющий стакан, а Вольф мрачно задумался, упершись глазами в неподвижный куст огромного колючего кактуса. Солнце бросало сквозь листву красноватые отсветы, небо пылало багряным пламенем. Откуда-то из глубины дома раздалась музыка — американский рокк-энд-ролл. Вольф повернулся в своем кресле, с ненавистью взглянул в сторону, откуда доносилась музыка. Брандт, напротив, весело притоптывал в такт. Потом, налив в свой совсем пустой стакан коньяку, придвинул кресло поближе к Вольфу.
— Понимаете, дружище, теперь, после прошлых неудач, мы должны очень многое сделать, чтобы исправить положение. Нам, американцам, не безразлично, если русские разберутся в подземных коммуникациях города. Подземное городское хозяйство, все туннели, мастерские и склады, скрытые под землей, — все это в ваших документах, которые нам не удалось извлечь из тайника и увезти ни в сорок пятом, ни в пятьдесят первом году. Русские не представляют, что у них под ногами. Они только частично используют энергетическую систему, водопровод и канализацию. А архивы разведки, оставленные вами в тайнике? А списки восточнопрусской агентуры?..
— Вы знаете и об этом? — Вольф поднял удивленный взгляд на Брандта. Тот коротко кивнул.
— Знаю. И еще знаю, что перед моим прибытием в Кенигсберг было исполнено два приказа вашего фюрера: первый — сбор всех драгоценностей от населения, второй — захоронение этих драгоценностей и всех сокровищ Королевского прусского музея, в том числе и знаменитой янтарной комнаты, вывезенной в сорок втором году фельдмаршалом Кюхлером из Петергофа. Знаю, что оба эти приказа были исполнены особоуполномоченным Гиммлера оберштурмбаннфюрером Вольфом. Так вот, все эти сокровища должны принадлежать нам, американцам, или… пусть будут погребены навечно.
Вольф тяжело вздохнул.
— Вот так-то. Придется поработать. Нам нужен план подземелий, нам нужны архивы разведки, нам нужно знать, где хранятся сокровища. Хочу добавить: никто не знает точно, что именно из ценностей было спрятано в подземельях. Поэтому с нас не спросят отчета… Запасайтесь чемоданами!
Глаза Вольфа алчно блеснули.
— А если я откажусь от экспедиции?
— Мы перестанем любить вас, — с улыбкой ответил Брандт.
— А если русские уже все отыскали? — продолжал упорствовать Вольф.
— Это исключено. По данным нашей разведки — а мы не можем ей не верить, — русские не открыли тайн кенигсбергских подземелий.
— Тогда… — хотел что-то еще сказать Вольф.
— Тогда вперед, к богатству! — воскликнул Брандт. — Ведь мы с вами, друг мой, старейшие и опытнейшие разведчики и пройдем всюду, куда только захотим.
Вольф налил в стаканы коньяк и чокнулся с Брандтом.
— Когда мы едем?
— Ну, не так скоро. Сначала мы побываем у моего друга Джона Эллиота. Если бы вы знали, какая у него яхта, какой чудесный подводный сад!..
4
Вечерняя Москва была шумной, оживленной. По обеим сторонам улицы деловито проплывали троллейбусы, проносились автомобили, по тротуарам бурлили потоки прохожих, спешивших в кино, клубы, театры, на концерты.
Никто из многочисленных прохожих, задержавшихся у светофора на углу Садового кольца и улицы Горького, не обратил внимания на сверкающий лаком «бьюик», который, прошелестев шинами по мокрому асфальту, промелькнул под зеленым светофором и исчез, смешавшись с десятками машин, в направлении Смоленской площади. Милиционер, стоявший постовым на площади Маяковского, тоже проводил «бьюик» равнодушным взглядом.
На Смоленской площади машина свернула влево, долго кружила по переулкам Арбата, затем по набережной доехала до Каменного моста, пересекла Красную площадь, миновала многошумную улицу Горького, вновь пересекла Садовое кольцо, но уже в другом месте, и вынеслась на Ленинградское шоссе. Здесь автомобиль не задерживали светофоры, и он прибавил скорость. Через несколько минут сверкнули перебегающие по воде блики света, замелькала ограда Химкинского речного вокзала, и «бьюик» резко затормозил. Из машины выскочили два человека, оглянулись и, увидев, что на шоссе никого нет, скрылись в темных аллеях парка. Автомобиль снова набрал скорость и растаял в темноте.
Люди, покинувшие машину, ничем особенным не отличались. Один, плотный и высокий, был одет в парусиновую гимнастерку и брюки, заправленные в кирзовые сапоги, на голове его была фуражка, в руках он держал туго набитый старенький портфель. Такую полувоенную форму любят у нас носить хозяйственники. Второй, сухощавый, среднего роста, был в шелковой безрукавке и спортивных брюках. Он нес маленький чемодан. Оба имели озабоченный вид людей, боявшихся куда-то опоздать. Они быстро миновали темные аллеи парка и, пройдя мимо ярко освещенного здания вокзала, увенчанного шпилем со звездой, снова вышли на шоссе. Ни разу за все время они не заговорили друг с другом. Оглядевшись, толстый «хозяйственник» подошел к такси, стоявшему неподалеку от входа в вокзал. Второй последовал за толстяком.
— К станции «Белорусская»! — тоном бывалого хозяйственника сказал шоферу толстяк, когда он и его спутник сели в такси.
Пока «победа», набирая скорость, мчалась по автостраде, сухощавый незаметно поглядывал в окно. Возле станции метро «Белорусская» они на ходу расплатились с шофером. Спустившись на эскалаторе, они сделали нелепую, с точки зрения постороннего наблюдателя, вещь: немедленно перешли на эскалатор, идущий вверх, и, пока поднимались, внимательно смотрели: не повторит ли кто-нибудь их трюк. Снова выйдя на улицу, они сели в другое такси. На этот раз их заказ был более солидным: — В Можайск!
Шофер переспросил и, получив подтверждение, повел машину по направлению к магистрали Москва-Минск.
Поздно вечером спутники приехали в Можайск, явились на станцию железной дороги и, став в очередь к кассе, взяли бесплацкартные билеты на поезд Москва — Калининград. Когда, сверкая огнями, подошел поезд и отъезжающие бросились разыскивать свои вагоны, двое не спеша пошли вдоль состава туда, где светился красный огонек последнего вагона.
5
Московский поезд прибыл в Калининград точно по расписанию. Сквозь широкие окна вагонов была видна оживленная толпа встречающих.
Асанов не спешил покинуть свое купе и, лишь когда перрон стих, вышел туннелем в город.
Саша давно хотел и никак не решался приехать в Калининград. Слишком живы были воспоминания о событиях тех лет. С трепетным чувством он вышел на площадь перед вокзалом и огляделся. Как все изменилось с тех пор! На том месте, где он и его товарищи увидели сидевшую в автомашине Эдит, стояло несколько такси, и около них толпились пассажиры. По площади со звоном мчались новые трамваи, сновали грузовики. По тротуарам пробегали стайки школьников, шли девушки в спецовках, густо припудренных известковой пылью, проходили щеголеватые военные моряки. К пригородному поезду спешили женщины с корзинками и авоськами, наполненными покупками.
Асанов пешком направился по улице, ведущей от вокзала к центру города. Здесь еще видны были следы войны. Целые кварталы руин заросли травой и кустарником, древние готические строения, назначение которых теперь трудно было определить, зияли глазницами окон. Но улица вставала из развалин. В груде битого кирпича неторопливо ворочался огромный экскаватор, и перед ним выстроилась целая очередь самосвалов. На уже расчищенной площадке работали бульдозеры — готовили место новому дому. А вот и новые дома — большие, просторные, светлые. Их словно из детских кубиков — блоков — собирали башенные краны, похожие на гигантских аистов.
Миновав мосты через канал и Преголю, Саша остановился на площади у бывшего королевского замка. Глядя на мрачные развалины, на полуразрушенный главный корпус, на разбитую сторожевую башню, Асанов думал о той всесокрушающей силе, которая пронеслась над этой цитаделью прусских хищников.
Не замечая усталости, он шел дальше. Его поразила новая асфальтированная площадь, и он понял, что, видимо, сюда переместился теперь центр города.
А вот и знакомый памятник Шиллеру. Буря войны пронеслась над высокой бронзовой фигурой.
Саша не сел в такси, не вскочил в проходивший трамвай, хотя уже узнал, что первый номер довезет его к переезду, от которого рукой подать до «Виллы Эдит». Слишком сильно было волнение от встречи с прошлым…
Увидев здание с надписью гостиница «Москва», он, не раздумывая, зашел в вестибюль.
За окошечком, над которым висела табличка: «Дежурный администратор», сидел пожилой мужчина, углубившись в какой-то журнал. На вопрос: «Есть ли свободный номер?» — дежурный, отложив журнал, бойко ответил:
— Да, пожалуйста, на втором этаже.
— Можно занять его?
— Будьте добры, ваши документы.
Саша подал паспорт администратору. Тот, мельком посмотрев его, приподнял брови, внимательно перечитал фамилию и, возвращая паспорт, проговорил, передавая маленькую бумажку: — Вам вызов.
— Какой вызов? — не понял Саша.
— Вызов на телефонный разговор. В четырнадцать часов. Москва.
Асанов изумленно взглянул на администратора.
— Разговор с Москвой?..
Теперь удивился администратор.
— Да, а в чем дело?
— Но, позвольте, я только что приехал к вам в город, я даже не знал, что у вас тут есть такая гостиница, и пришел совершенно случайно.
Администратор рассердился:
— Вот что, гражданин! Не хотите говорить, не говорите, дело ваше, а меня прошу не задерживать.
Саша, недоумевая, опустил бумажку в карман. Первая мысль была о том, что что-то случилось в радиокомитете, где знали, что он проводит отпуск в Калининграде, вторая — о доме. Но он жил один, сестра с мужем уехали на курорт, следовательно, оттуда никто не мог звонить. Да и кто же мог предположить, что он остановится именно в «Москве».
Размышляя, Асанов заполнил анкету приезжающего, прошел в номер, переоделся в легкий летний костюм и взглянул на часы. Было двенадцать. Отдыхать не хотелось. Тревога, охватившая его при получении вызова, смешивалась с настроением, не покидавшим с самого момента прибытия в город. Эти два чувства властно гнали его снова на улицу, туда, откуда десять лет назад, весенней мартовской ночью мчался «мерседес», увозя Эдит в последний путь…
6
Кустарник, разросшийся за эти годы, заслонял дом с улицы, и, только подойдя вплотную к нему, Асанов увидел за тонкой металлической оградой-сеткой фасад дома и поблекшую от дождя и времени надпись — «Вилла Эдит».
Впервые он видел виллу весной, ночью, в лунном свете. Теперь ярко сияло солнце, воздух был напоен медовым ароматом цветущих лип. Воспоминания нахлынули на Асанова. Машинально он шагнул вперед, отворил калитку и замер, забыв об окружающем.
Вот здесь, на крыльце, стоял Вольф. Вот сюда подъехала машина Брандта. Там, за углом, притаились они: Виктор, Володя, Нина и он. Ему вдруг до боли отчетливо почудилось, что она здесь, стоит рядом, смотрит на этот дом.
Асанов вздрогнул, почувствовав чье-то прикосновение и, обернувшись, увидел мальчика лет шести-семи. В синей рубашонке-косоворотке и коротеньких серых штанишках мальчик держал в руке тонкий веревочный повод, которым был привязан разомлевший от жары пестрый щенок.
— Вам кого нужно, дяденька? — с любопытством рассматривая незнакомца, спросил этот новый хозяин виллы.
— Никого… Я так… — вдруг смутился Саша и, облегченно вздохнув, потрепал светлые волосы мальчика. — Никого, дружок, я просто ошибся домом.
Асанов направился к выходу, а мальчик побежал в сад. Обходя небольшой разбитый в саду газон, Саша скорее почувствовал, чем увидел, двух пожилых мужчин на тротуаре напротив дома. Что его заставило свернуть в росший поблизости кустарник, этого он не мог себе объяснить ни в тот день, ни позже. Но, оказавшись в кустах и взглянув еще раз на мужчин, он мгновенно узнал их. Да, да, он узнал их! Это были Вольф и Брандт., Много времени прошло с тех пор… Вольф, сильно постаревший и обрюзгший, был одет в парусиновый костюм и сапоги. В руках он нес потертый портфель. Брандт выглядел моложе. Сухая ловкая фигура его была так же стройна и подтянута, как десять лет назад. На нем были шелковая безрукавка и спортивные брюки.
Саша весь сжался, лихорадочно соображая, что делать. Вольф и Брандт остановились недалеко от калитки и, вполголоса переговариваясь, поглядывали временами на дом. Асанов не мог слышать, о чем шел у них разговор.
Дом казался безлюдным, даже мальчик с собакой не появлялся. Постояв с минуту, Брандт и Вольф медленно двинулись по направлению к городу. Еще не решив, что предпринять, но твердо зная, что нельзя упускать этих людей из виду, Асанов осторожно вышел на улицу, пересек ее, прячась за липами, и пошел вслед за удаляющейся парой.
Как-то несколько месяцев назад, разговаривая с друзьями, Саша спросил: «Братцы, осталось у нас что-нибудь от бывших „крылатых воинов“, бесстрашных десантников-парашютистов?» Майор Воронов, смеясь, заявил тогда, что брат его жены превратился в типичного штатского и даже завел подтяжки, «чтобы свободнее жирок нарастал…» Сейчас, следуя по пятам врагов, Асанов понял: нет, ничего не забыто! Он все тот же солдат, воин.
Почему они здесь? Зачем пришли к вилле? Ответ мог быть только один. Значит, документы не найдены до сих пор и по-прежнему очень нужны Брандту, раз десять лет спустя он все пытается разыскать их.
Вольф и Брандт остановились на трамвайной остановке. Асанов сначала замедлил шаг, а потом тоже остановился, сделав вид, что рассматривает вывешенные на столбе правила выпаса скота в районах линий железных дорог. Когда трамвай тронулся и проехал несколько метров, Саша бегом догнал его и вскочил во второй вагон.
Остановки следовали одна за другой. Кондукторша привычным голосом объявляла: «Кинотеатр „Победа“», «Каштановая аллея», «Площадь Победы»… Через окно трамвая было видно, как Вольф н Брандт сошли на площади.
Стараясь оставаться незамеченным, Асанов снова направился за ними. Лавируя между спешащими во всех направлениях людьми, он вдруг увидел шпионов в нескольких шагах, около лотка с мороженым. Оба держали в руках вафельные стаканчики.
Из-за угла вынырнул «ЗИМ» с двойным рядом шашечек на кузове. Саша увидел, как Вольф махнул рукой, шофер затормозил, и оба шпиона скрылись в машине. Как назло, вокруг не было ни одного такси.
С отчаянием Асанов смотрел на номер машины — «КЕ–52–30». Надо немедленно бежать в Комитет государственной безопасности! Взглянув на часы, Саша махнул рукой: без пяти два, разговор с Москвой не состоится…
7
В вестибюле дома, окна которого были, как занавесом, закрыты густо разросшимся плющом, Асанов потребовал, чтобы его немедленно провели к начальнику.
В темноватом прохладном кабинете Сашу встретил пожилой седой полковник. Стараясь говорить как можно короче и яснее, Асанов заявил:
— Только что я видел двух шпионов. Одного я знаю тринадцать лет, другого — десять. Они уехали в неизвестном направлении в такси «КЕ–52–30».
Полковник приподнял брови, взял карандаш.
— Ваша фамилия? — произнес он.
— Асанов, — начиная раздражаться нарочитой, как ему показалось, медлительностью полковника, ответил Саша.
— Как? — переспросил полковник и встал.
— Асанов, — еще раз повторил Саша, видя, как полковник быстро листает записную книжку.
— Где вы остановились в Калининграде?
Обескураженный невниманием полковника к его сообщению и странными вопросами, Саша пожал плечами:
— В «Москве». Но это не имеет отношения к моему сообщению!
— А может быть, и имеет. Разве вам не передавали вызов на телефонный разговор с Москвой?
Александр изумленно взглянул на полковника, но ничего не успел сказать: на столе зазвонил телефон.
— Не беспокойтесь, товарищ генерал. Он здесь… Нет, в том-то и дело, что нет. Сам не понимаю еще, хотя чувствую, что он каким-то своим путем добрался до дела… Пожалуй, даже новое… Есть, ясно.
Полковник протянул трубку Александру:
— С вами хочет говорить ваш старый знакомый.
Стараясь подавить внезапно нахлынувшее волнение и догадываясь, кто этот «старый знакомый», Асанов взял трубку.
— Здравствуйте, майор, — услышал он далекий, но ясный голос генерала Петровского, и от того, что к нему обратились, назвав старым воинским званием, Сашу охватило еще большее волнение.
— Здравствуйте, товарищ генерал!
— Вы предупредили мое намерение. Пока я разыскивал вас в Москве, вы укатили в Калининград. — Голос генерала был весел, но Александр напряженно вслушивался в его слова. Он знал, что Петровский говорит всегда только то, что нужно сказать.
— Ваш северный приятель объявился в Москве, — говорил тем временем Петровский.
— Нет, — вырвалось у Александра.
— Что? — не понял генерал.
— Десять минут назад я видел его здесь в сопровождении «жениха» Эдит.
Последовала короткая пауза. Потом снова раздался голос Петровского:
— Где вы их видели?
— У виллы. Они стояли и беседовали. Потом уехали. В такси. Я потерял их из виду.
— Все ясно. С вами побеседуют. Жду с победой. До свидания. Александр попрощался и на минуту замер у телефона. Все, что произошло с момента отъезда из Москвы, всколыхнуло давно забытое, напомнило молодость, заставило сильнее биться сердце. Однако какая еще будет беседа? Что скажет ему полковник?
Кладя на место телефонную трубку, он вдруг заметил военного, которого вначале не увидел в полумраке кабинета. В глубоком кресле сидел худощавый полковник. Военный встал, и в ту же секунду Саша узнал Леонтьева. Какое-то мгновение друзья молча смотрели друг на друга.
— Ты здесь?.. Сидел и молчал?.. Откуда взялся? Ведь за тридевять земель!.. — бессвязно говорил Саша, обнимая Леонтьева.
Положив руки на плечи друга и заставляя его сесть, Леонтьев обратился к полковнику:
— Надо распорядиться, Павел Иванович, насчет такси, все-таки это — ниточка…
Полковник вышел.
— Я здесь по приказанию Петровского, — заговорил Леонтьев, когда они остались вдвоем с Асановым. — Молчал потому, что ты говорил и даже спорил за всех троих, а потом просто не успел — позвонил генерал.
Леонтьев улыбнулся, затем стремительной легкой походкой прошелся по кабинету, отдернул синюю шелковую штору и распахнул окно. В тишину кабинета ворвался шум города.
— Ты видел Брандта здесь, на улице, — снова заговорил он. — Значит, нас опередили. Мы предполагали, что Брандт еще в Москве, и генерал из чистой предосторожности послал меня сюда. А сегодня ночью я был предупрежден, что должен разыскать тебя… Так, значит, и Вольф здесь?
— Да, и он здесь, — коротко подтвердил Асанов. — Документы найти не удалось?
— Нет, Саша. Не удалось. Я работал в Калининграде с 1946 года по пятидесятый. Прощупал всю «Виллу Эдит» и могу сказать точно: там ничего спрятано не было. Больше того, я обследовал все окрестности в радиусе трехсот метров. Возможно, Нина знала что-то.
— А документы имеют значение и до сих пор?
— Видишь ли, фашисты работали с дальним прицелом. Мы имеем данные, что, кроме чертежей и схем подземелий города, Вольф хранил списки тайной агентуры. В подземельях старого Кенигсберга было захоронено огромное количество ценностей. После войны мы пытались разобраться в этих подземных лабиринтах, но без карт и схем сделать это нелегко. Теперь ты понимаешь, как нужны нам документы Вольфа?!
В кабинет вернулся полковник.
— Я распорядился выяснить, где высадились пассажиры такси «КЕ–52–30».
— Мы уходим, Павел Иванович, — обратился Леонтьев к полковнику. — Распорядитесь, пожалуйста, установить усиленное наблюдение за виллой.
— Я уже сделал это.
Владимир вышел и через несколько минут вернулся, переодетый в гражданское платье.
— Ну, куда мы идем? — спросил Саша, когда они вышли на площадь.
— Пока никуда. Нам нужно ждать ночи. Ночью они придут…
8
Ночь была ветреная, и Саша чувствовал, как холод заползает за ворот рубашки. Леонтьев лежал рядом совершенно неподвижно, и даже дыхания его не было слышно. Морской влажный ветер гнал по небу тяжелые грозовые тучи.
В доме было тихо. Изредка по шоссе проносились машины. Город спал. Это была третья ночь, которую Леонтьев и Асанов проводили около «Виллы Эдит».
Да, в лице Брандта они имели дело с опытным и умным разведчиком! Поймать такого не так-то легко и просто. Ведь удалось же ему ловко ускользнуть в пятьдесят первом!
Размышления Саши были прерваны. Сильные пальцы Леонтьева сжали его руку. Еле слышный шорох донесся со стороны дома. Казалось, кто-то крадется вдоль задней стены ограды. Теперь оттуда нетрудно попасть к дому — старой решетки нет.
— Я свистну, только тогда… — прошептал Владимир. Он пополз вперед. Сжимая в руках пистолет, Асанов последовал за другом.
Внезапно Асанов замер, и в то же мгновение он увидел две тени. Они были на расстоянии не более пяти шагов.
Незнакомцы тихо переговаривались, а минуту спустя один из них поднялся на брусья колодца и вдруг исчез в нем. Туда же последовал и второй.
— Что это? — обернулся Саша к Владимиру.
— Колодец, но он наполнен испорченной водой, я обследовал его.
Неслышно подойдя к колодцу, Асанов и Леонтьев остановились.
Ни единого звука не доносилось снизу.
Нащупав тонкую веревку, уходящую вниз, Владимир осторожно потянул ее. Веревка свободно подалась. Товарищи переглянулись.
— Ждать?
— Нет, вниз! — ответил Александр.
— Нет, ждать! — решил Владимир.
Друзья сели возле колодца, чутко прислушиваясь. По-прежнему ни звука не доносилось из железобетонной трубы. Минут через десять они поднялись.
— Что же делать?
— Ждать. Это не просто колодец! Ясно, что это вход в подземелье.
— А может быть, из него есть другой выход?
— Тогда они бы не пришли к вилле.
— А ты уверен, что другого выхода нет?
— Нет, не уверен, — признался Леонтьев.
— Товарищ полковник, какие будут приказания? — раздался вдруг шепот из темноты. Темный силуэт отделился от кустов.
— Караульте возле колодца. Брать только живьем. Если позовем, придете на помощь, — распорядился Леонтьев, перекидывая ногу через край колодца. — Дерну два раза, потом спустишься ты, — обратился он к Асанову. — Не подам сигнала пять минут, спускайся с людьми сразу. — Леонтьев скользнул вниз по веревке.
В тревоге Саша склонился над колодцем. Дохнуло затхлой сыростью. Он невольно поежился.
Прошло около минуты. Веревка, которую сжимал Асанов, дважды дернулась. Не раздумывая, Саша перекинул ноги через край колодца. Стены его были липкими и холодными.
Ноги Асанова коснулись чего-то упругого, похожего на железную сетку. Взглянув вверх, он увидел кружок темно-синего неба. Колодец оказался очень глубоким — не меньше тридцати метров. Воздух был затхлый, от него першило в горле и слезились глаза.
Два луча фонариков вспыхнули почти одновременно. Друзья осмотрелись. Они стояли в центре круга не менее двух метров в диаметре. Под ногами у них была редкая железная сетка, покрытая илом. Ясно были видны следы тех, двух.
— Смотри, — прошептал Леонтьев, показывая на отверстие в цементной стене колодца.
Оба нагнулись. Пролезть через отверстие было невозможно: толстые железные прутья крест-накрест загораживали и без того узкий проход.
— Это водосток, — сказал Владимир. — Они каким-то образом открыли его, и вода ушла из колодца. Саша пристально всматривался в следы на иле. Возле водостока виднелись отпечатки, не похожие на следы ног. Казалось, кто-то стоял на коленях перед отверстием.
Асанов встал на колени и просунул руку в отверстие.
— Есть!
— Что такое?
— Не понимаю: какой-то рычаг, ручка…
Как только Асанов нажал рычаг, откуда-то сверху упали куски слизи. Кусок стены бесшумно выдвинулся наружу, и мрак колодца прорезал электрический свет.
Асанов на руках подтянулся к образовавшемуся входу. Длинный с овальным сводом туннель открылся перед ним. Покрытые слоем пыли, тусклым светом горели на потолке плафоны, убегая бесконечной лентой вдаль.
— Ну, что там? — нетерпеливо толкнул Асанова Владимир.
Саша пролез через дверцу и очутился в туннеле. Владимир последовал за ним. Положив в карманы ставшие ненужными фонарики, друзья безмолвно смотрели на пустое, мрачное подземелье.
— Откуда же свет? — проговорил наконец, Асанов.
— Потайная проводка от главного кабеля. Как видишь, она сохранилась после войны.
— И все эти годы здесь горел свет?
— Нет, конечно. Это они включили его. Значит, они вполне уверены в своей безопасности. Пошли, — решительно произнес Леонтьев.
Туннель шел неровной линией. Он представлял собой овальную железобетонную трубу около двух метров высотой. Какой-то странный желобообразный рельс шел по потолку, убегая вперед блестящей полосой. Стены были абсолютно гладкими.
Саша и Леонтьев быстро шли вперед, держа оружие наготове, ожидая в любую минуту встречи с врагом. Однако впереди никого не было. Временами они останавливались, чутко прислушивались. Ощущение опасности, напряженное ожидание решающей схватки поглотили все остальные чувства Асанова. Одна мысль, одно желание собрало в себе, как в фокусе, всю силу, всю волю Саши: не упустить врага, не просчитаться ни в чем.
Пыльные светляки плафонов по-прежнему убегали вперед. Ни ответвлений, ни подъемов, ни спусков. Можно подумать, что туннель прорыт сквозь землю.
Леонтьев, шедший впереди, вдруг остановился и поднял руку.
— Дверь!
Рядом в бетоне чернела железная дверца. Низкая, заржавевшая так, что еле угадывались петли и замки, она, очевидно, давно не отпиралась.
— Куда же она ведет? — Саша нагнулся и потрогал железную ручку.
— Они не прошли через эту дверь?
Леонтьев тоже нагнулся и внимательно обследовал дверцу.
— Нет, ею не пользовались много лет.
Метров через сто линия плафонов оборвалась. Впереди была пустота.
— Сколько же мы прошли?
— Не меньше трех километров. — Леонтьев снова вынул фонарь.
Луч света нащупал на стене пыльный выключатель. Владимир подошел к нему, раздался щелчок, но свет не загорелся.
— Здесь, видимо, обрыв проводки.
Туннель кончился. Бетонная стена с отверстием посередине, в которое с трудом мог пролезть человек, возникла под лучом фонарика. Осветив проход, Леонтьев вполз в него и скрылся в глубине. Асанов последовал за другом. Ползти пришлось недолго. Проход раздался вширь и ввысь, и скоро уже можно было встать во весь рост.
Здесь все было иначе, чем в туннеле. Лучи выхватывали из темноты циклопическую кладку средневекового подземного хода. Направо был виден черный провал, налево — круто вверх уходили узкие ступени винтовой лестницы. Прямо впереди — глухая стена.
Владимир вынул записную книжку, вырвал двойной лист, поджег его и бросил в видневшийся справа провал. Бумажка падала, освещая влажные стены. Листок погас, не долетев до дна, осветив при последней вспышке блеск воды.
— Спуститься они не могли. — Асанов и Леонтьев начали подниматься по лестнице. С каждым метром она становилась все уже. Вскоре гладкие каменные плиты сменились темной кирпичной кладкой. Казалось, давно пора бы быть на поверхности, но лестница вилась все выше и выше…
Но вот в лицо дохнуло свежим ветром. Неожиданно показались звезды. Значит, конец подземелью! Асанова охватило беспокойство: враги могут уйти, унося с собой документы. Друзья остановились. В наступившей тишине наверху послышались неясные звуки. Теперь можно было различить два мужских голоса.
Асанов и Леонтьев поднялись на узкую неровную площадку. Они были высоко над землей. В стороне, на расстоянии полукилометра, рисовались контуры какого-то огромного здания. Александр узнал развалины королевского замка. Теперь он понял, куда они попали, — это был кафедральный собор, вернее, его развалины.
За порывами ветра с трудом можно было разобрать разговор двух людей, силуэты которых виднелись на фоне ночного неба.
— Ну, что ж, Вольф, пора кончать наш отдых и приниматься за дело. — Было видно, как при этих словах Брандта Вольф резко дернулся. — Там у себя, в Южной Америке, вы удивительно разжирели. Вы потеряли способность понимать простые вещи. Если мы с вами здесь, у черта на рогах, рискуем свернуть себе шеи, не говоря уже о том, что за нами возможна слежка, то все это вовсе не за тем, чтобы вернуться с пустыми руками.
— Но я боюсь. Я чувствую себя на краю гибели, мне все время кажется, что сзади на меня смотрят чьи-то глаза, — проговорил немец.
— Глупости, мистика. Нам осталось сделать еще несколько шагов, и мы у цели.
— Дальше я не пойду. Идите один, — угрюмо заявил Вольф.
— Вы должны беречь меня, Вольф, — сказал Брандт. — Разве вы забыли, как напутствовал вас мистер Эллиот. Если хоть один волос упадет с моей головы, вас найдут даже под землей. А мистер Эллиот никогда не отступает от своих слов. Ну ладно, — голос Брандта стал жесток, — пошли!
Вольф покорно поднялся.
С величайшей осторожностью шпионы полезли по крутому откосу, образованному проломом. На большой высоте, ночью, при сильном ветре это было рискованно.
Асанов и Владимир осторожно вышли из засады и очутились на площадке, только что покинутой шпионами. Подойдя к краю стены, они начали напряженно всматриваться.
Тем временем Вольф и Брандт поднялись довольно высоко. Внезапно сверху донесся радостный возглас Вольфа.
— Есть, есть!
— То-то, черт побери. А вы собирались возвращаться. Ну, живее, мы ведь до рассвета должны выбраться из этого дьяволова логова.
Вдруг все стихло. Фигуры наверху исчезли. Как ни всматривались друзья, они ничего не могли увидеть.
— Не понимаю, как сквозь землю провалились! — шептал Асанов.
— Понял! В этом месте из-за обвала стены нарушен ход. Они искали продолжение его и нашли.
Не глядя в пропасть под ногами, куда каждую минуту грозил сбросить их порыв ветра, Асанов и Леонтьев принялись карабкаться вверх, цепляясь за кирпичи, прижимаясь к стене. Метрах в десяти выше площадки, там, где кончалась лестница, показалось черное отверстие — продолжение потайного хода. Они не стали включать фонари и на ощупь протиснулись на лестницу. Теперь она вела вниз. Впереди послышались голоса. Уверенные в полной безопасности, Вольф и Брандт не боялись громко разговаривать.
Лестница все глубже уходила под землю, кирпич сменился гладким камнем. Друзья шли в полной темноте, не зажигая из предосторожности фонарей, ориентируясь по звукам, раздававшимся впереди.
За поворотом мелькнул желтоватый свет.
9
Низкое железобетонное помещение было освещено несколькими плафонами. В середине его и около стен стояли серые от плесени столы, диваны и кресла, заржавевшие сейфы…
— Вот здесь я когда-то работал, — задумчиво проговорил Вольф, указывая на массивный стол в углу.
— Неуютно, — заметил Брандт, поеживаясь и осматриваясь. Какого черта вам понадобилось залезать в такую дыру?
— Хм… Я имел великолепную резиденцию на Гроссфридрих-штрассе, но это убежище, как видите, абсолютно надежно. Мы перебрались в него в 1944 году.
— Есть ли выход отсюда, кроме того пути, которым мы прошли?
— Был, он взорван нами в апреле сорок пятого. Колокольню мы использовали в качестве наблюдательного пункта.
— Однако, Вольф, — голос Брандта стал жестким, — где там ваши бумажки, доставайте!
Вольф медленно подошел к стене, достал из кармана Монету и в одном месте провел ею по невидимой полоске. Открылся потайной сейф, о существовании которого до этого было бы невозможно догадаться. Через секунду в руках Вольфа появился зеленый кожаный портфель.
— Ключ потерян, придется резать, — с сожалением проговорил он.
Брандт вынул из кармана носовой платок, тщательно протер им край стола, положил портфель и рядом большой блестящий портсигар. Вольф, с нетерпением посматривающий на манипуляции своего спутника, не выдержал:
— Какого черта, Дэнни! Идемте скорее, ведь через пару часов рассвет. Мы только-только успеем выбраться из колодца.
— Терпение, мой друг, терпение, — засмеялся Брандт. — Ведь не хотите же вы, чтобы первый попавшийся постовой милиционер, случайно задержав нас, отобрал бы этот портфель.
— Что вы хотите сказать?
— А вот что! — Брандт ловко укрепил на столе миниатюрную магниевую лампу и только тогда осторожно перочинным ножом взрезал зеленую кожу портфеля. Так же осторожно он вынул из него пачку тонких папок, большой, сложенный вчетверо лист плотной бумаги и несколько писем.
— Аккуратно сделано! А что это за письма?
— Моя переписка с фюрером, — с гордостью ответил немец.
— Ха! Я, как последний дурак, под видом штукатура ремонтировал девять лет назад вашу виллу от подвала до чердака и чуть не попался под конец. Почему вы не сказали мне при первой встрече, что папка не в вилле?
— Если вы помните, — усмехнулся Вольф, — у нас тогда не было времени для беседы.
— Да, эти дьяволы тогда задали нам работу. Однако за дело!
Брандт вынул из папок и разложил на столе листы бумаги, развернул карту и сделал несколько снимков микрофотоаппаратом, вмонтированным в портсигар. Вольф, наблюдая за его работой, заметил иронически:
— Постовой милиционер, конечно, не догадается, что в портсигаре — фотоаппарат.
— Если милиционер все же арестует нас, — проговорил Брандт, поджигая листки и карту, — он не получит ничего: я брошу портсигар на землю, и все сгорит в нем. О, мой портсигар — волшебный. Вот смотрите!
Вольф подошел и увидел, как откинулся крохотный диск в боковой стенке и появился ствол миниатюрного пистолета.
— Аптечка первой помощи. — Брандт рассмеялся. — Пуля с булавочную головку, но продырявит рельс… Послушайте, Вольф, а где же план захоронения сокровищ?
На этот раз рассмеялся Вольф. Смех его был хриплый, лающий.
— Ваш портсигар навел меня на забавную мысль.
— Какую же? — в голосе Брандта мелькнула тревога.
— Видите ли, я подумал: там, где пройдет один, не всегда удобно пройти двоим.
— Я не понимаю? — Брандт пристально посмотрел на Вольфа.
— Так вот, друг мой. Я не скажу вам сейчас, где сокровища. Я не хочу получить пулю в спину из этого изящного «портсигара». Вы доставите меня домой в мою «Ночную розу», я отмечу на схеме, которую вы сфотографировали, интересующие вас места. После этого вы вернетесь сюда и будете делать все, что вам угодно.
— Черт бы вас побрал! — В голосе Брандта явно выразилось разочарование. С минуту он молчал. Мгновенно оценив обстановку, он понял, что проиграл:
— Согласен. Пошли.
10
Бесшумно приблизившись к низкой железной двери, ведущей в подземную канцелярию Вольфа, Леонтьев и Асанов внимательно наблюдали за действиями шпионов. Силы были равными, но на стороне друзей — внезапность.
Вот Брандт перешагнул высокий порог, за ним Вольф. Асанов молча, изо всех сил ударил Вольфа по голове рукояткой пистолета, Леонтьев направил оружие на обернувшегося Брандта:
— Руки вверх!
— Портсигар! — отчаянно крикнул Асанов. Все, что произошло дальше, заняло секунды. Брандт по одному возгласу узнал Асанова. В натренированном мозгу разведчика молнией сверкнула мысль: если тут Асанов, значит, русские знают о нем все. Еще миг — и микропленка со снимками плана кенигсбергских подземелий окажется в их руках. Выработанная годами привычка делать хорошую мину при плохой игре не отказала и сейчас. Она помогла привести в исполнение то, в чем несколько минут назад заподозрил его Вольф.
— Чудеса! — воскликнул он, улыбаясь. — Мы словно не расставались с вами, Александр. На этот раз я подчиняюсь вам…
Не обращая внимания на слова Леонтьева и сделав вид, что он хочет передать портсигар, Брандт протянул правую руку, держа ее как-то на отлет. В ту же секунду раздался резкий, точно удар бича, щелчок. Следующим движением Брандт рассчитывал уронить портсигар на пол, чтобы тот сгорел, но Леонтьев опередил его. Быстрым ударом он выбил портсигар из рук шпиона и подхватил его на лету. Пальцы Брандта застыли в воздухе.
— Игра окончена! Руки вверх! Не вздумайте сопротивляться. Стрелять будем без предупреждения, — проговорил Владимир, опуская портсигар в свой карман.
Брандт медленно поднял руки, фигура его сразу обмякла, лицо побледнело.
Асанов обыскал Брандта, забрал у него фальшивые документы, во внутреннем кармане пиджака нашел ампулы с ядом, которыми шпион решил, видимо, не пользоваться. Затем он осмотрел неподвижно распростершегося Вольфа. Игловидная пуля, выпущенная из портсигара-пистолета, попала в голову немцу, пробила ее насквозь и застряла в цементном полу.
— Двинулись! — подал команду Леонтьев.
Брандт шел впереди. Когда вошли в туннель, он, видя, что ему не грозит непосредственная опасность, снова заговорил:
— Должен вам сказать, господа, никогда и никто еще за всю мою жизнь не смог сделать того, что сделали вы. Десять лет я охотился за этими документами, и вот теперь присутствую при развязке затянувшейся истории. И притом вы должны быть мне благодарны: я разделался с этим негодяем Вольфом.
— Слушайте, Брандт, — перебил его Асанов. — Здесь вам не бокс-матч, чтобы делиться впечатлениями после раунда. Оставьте ваши излияния для другого раза, но, думаю, вам больше не представится такого случая.
— Что вы, Александр, — не умолкал Брандт. — Разве вы забыли наши северные встречи? Или обиделись на то, что десять лет назад я вас немного поцарапал? Я искренне сожалею…
Брандт говорил не переставая.
…Да, да. Говорить, говорить, вперемежку ерунду и серьезное, отвлечь внимание русских… Еще не все потеряно… Он всегда был удачником, «Клифтон — счастливая звезда» — так звали его те, с кем он работал. И Брандт продолжал говорить, нервно похохатывая, оглядываясь и улыбаясь.
— Довольно болтать! Молчать! — прикрикнул Леонтьев.
Шпион понял, что ускользает последняя надежда. И он решился: резко обернувшись, молниеносным движением нанес Владимиру страшный удар ногой в пах. Это произошло как раз у самого перехода из одной части туннеля в другую. Асанов бросился вперед, намереваясь оглушить шпиона ударом пистолета, но Брандт рванулся и нырнул в трубу туннеля. Прогремел запоздалый выстрел, и пуля, беспомощно взвизгнув, рикошетом отскочила от стены.
Бетонную трубу Асанов проскочил, не чувствуя, как обожгла локти и колени ее неровная поверхность. Уже перед самым выходом из отверстия, включив фонарь, он увидел Брандта: тот споткнулся, но тут же вскочил и, не оглядываясь, побежал по туннелю.
Туннелю, казалось, не было конца. Уже давно позади осталась неосвещенная его часть, вот вновь бесконечной лентой вытянулись плафоны, лившие таинственный свет на стены мрачного подземелья. Вспоминая позднее об этих минутах, Саша не мог сказать, слышал ли он топот ног убегающего Брандта. Не слышал он и того, как, преодолевая боль, бежал в каких-нибудь трехстах метрах от него Леонтьев.
А Брандт был занят одной-единственной мыслью: к колодцу, к колодцу! Там веревка и, может быть, спасение!
Асанов спрыгнул в колодец всего несколькими секундами позже Брандта. Едва переводя дыхание, он поднял голову к светлеющему кружку вверху и увидел беглеца, с ловкостью обезьяны карабкавшегося по веревке. Александр выстрелил, стараясь не попасть в Брандта.
— Что случилось, товарищ полковник? — послышался голос наверху.
Этот искаженный трубой голос подействовал на Брандта подобно удару. Асанов заметил, как движения рук его, перехватывающих веревку на узлах, замедлились, потом он как бы замер в нерешительности, а в следующую секунду тело его оторвалось от стены и полетело вниз.
В двери колодца показался Леонтьев.