Девушка зря времени не теряет. Идет в те самые кусты, где копался Скадэ, зажатые между двумя массивными стволами паутинника и достает два плотных свертка. Бросает их возле меня, молчит, как воды в рот набрала. Достает из одного нож и топает к деревьям.
Сдохнуть мне на этом самом месте!
Взять и сдохнуть!
Скадэ, сучьи потроха, даже не подумал капитана предупредить, явно распоряжение фурии выполнял. Это магия какая-то.
Эта рыжая малявка просто гипнотически влияет на мою команду, медузу мне в рыло!
Как там это называется? Бунт!
У Энзарио Шарпа бунт на корабле, мать его.
Ростом метра полтора и с синими глазищами.
Так! Надо просто успокоиться и наслаждаться жизнью. Когда я буду еще так счастлив? Даже вода меня не съела, разве не рай?
– Дай! – подхожу к девушке и выхватываю нож. – Пальцы себе отсечешь, мне потом лечить. А я не плакса, чтобы реветь без конца.
Она бурчит что-то про то, что ей не десять лет, и Федерико от ее сабли огреб по самое не хочу, но нож отдает. Дает мне возможность заняться делом и не думать.
Паутинник гнется во все стороны, послушно ложится в руку, пачкает кожу липким соком. Загорится от малейшей искры и гореть будет долго, распространяя вокруг запахи жженого сахара и водорослей.
Ария расстилает на песке цветастое покрывало, разворачивает мелкие свертки, где любовно упакованы сыр, мясо, немного винограда и хлеб.
Значит и кок в сговоре.
Порву всех на тряпочки, предатели!
Укладываю костер высокой горкой и смотрю на Арию.
– Кто еще тебе помогал выжить меня на необитаемый остров? Риччи огонек хоть дал? А то чем костер разведем?
– Дал, конечно, – и Ария протягивает мне черный камешек с запертым внутри отблеском живого пламени. Нужно только коснуться…
Ее лицо абсолютно непроницаемо, но я вижу, что она кипит от самодовольства. Бурлит, как только крышку с этого котелка не срывает.
– Я напоила его настойкой глубинной арники, – говорит тихо. – Она должна немного помочь. Если бы знала, что он так сильно ранен, то сделала бы это раньше. Я приду к нему еще, как вернемся на корабль. Проверю, все ли в порядке.
Орудую с костром, а сам крошу зубы. Риччи дольше всех на Искре служит, я так привык к нему, прикипел всем сердцем, а признать, что он для меня очень важен, не могу. Я боюсь, что зайду однажды к нему в каюту и застану пустую постель. Я не мог дать ему свои слезы, не было их у меня. Что с сухаря выжать? Вчера было исключение. Вообще, все что со мной происходит рядом с Арией – из ряда вон выходящее.
– Мы поставим его на ноги, – говорит Ария, будто это дело решенное.
Она так уверена, что меня это пугает. Откуда в человеке столько уверенности? Будто будущее видит.
– Да, – отвечаю сухо. Гляжу на огонь, и так хочется, чтобы пожар был только среди веток, а не в моей груди. Песок принимает меня с мягким поскрипыванием. Сажусь и обхватывают колени.
Ария уходит к злополучным кустам и возвращается с бутылкой синего стекла.
Вино.
Хорошее, выдержанное, из вяленого винограда.
Точно удавлю предателей!
– Пресной воды нам Скадэ не оставил, так что… – почти шепчет Ария и медленно бредет к воде. Заходит в нее по щиколотку и вкапывает бутылки во влажный холодный песок. Солнце вплетается в ее волосы, а девушка стоит, обхватив себя руками и смотрит на запад. Я вздрагиваю понимая, что она смотрит точно в ту сторону, где отмечена картой вторая точка.
Правда запомнила их все? Или мне просто кажется?
– Вы еще и споить меня решили? – приподнимаю бровь и ворую с одной салфетки кусочек сыра.
– Есть возражения? – бросает Ария, не оборачиваясь.
– Да я просто не пью, – перевожу взгляд на раскрашенное вечерними облаками небо. Алые перья, будто волосы Арии, разметались на голубом крепдешине.
– Ну, мне тогда больше достанется, – Ария смеется и идет в море. Медленно, шаг за шагом погружаясь в воду, похожую на золотистое масло. – Иди сюда, Энзо! Вода такая теплая.
– Я только высох! Не хочу, – переворачиваюсь на живот и кладу голову на руки. Мою команду с пути истинного сбила и меня туда же! Рыжая-бесстыжая!
Она скользит руками по поверхности воды, оставляя за собой сверкающую рябь. Ныряет. Появляется на поверхности, переворачивается на спину. Плещется так самозабвенно, будто вообще забыла обо мне. Интересно, она вытащила меня сюда для уроков плаванья или просто хотела сама отдохнуть?
Медленно темнеет, и я начинаю волноваться. Девчонка не возвращается, а вода все больше наливается кровавым багрянцем и темной синевой.
Не замерзла бы. Лечи ее еще потом!
Встаю и подхожу к кромке воды.
– Ария? – зову осторожно, а в груди уже волнение разливается, как яд. Волны стали выше под вечер, накатывают на ноги белой пеной.
Фурия не отзывается, а волны темнеют все быстрее, превращаясь в чернила. Свет заходящего ойса слабеет, маркет, растекаясь по воде алым маревом.
– Издеваешься? Я же знаю, что ты нарочно! – захожу в воду. Сердце колотится. А вдруг и правда что-то случилось? У нее же осколок в груди, мало ли как влияет. Тьма кромешная, если девчонка играет сейчас – точно теперь накажу. Буду наказывать долго и мучительно!
– Ария! – ору, как ненормальный. – Прошу тебя! – но иду в воду. Пусть лучше я умру тысячу раз, чем она…
А эта бестия выныривает прямо передо мной, когда воды мне уже по горло. Смотрит удивленно и встревоженно, а я готов задушить ее на месте. Или стиснуть в объятьях и не отпускать никогда. Не решил еще!
– Ты же не хотел, – подплывает вплотную, касается груди ладонью, будто углем по коже ведет, прожигает до костей. – Да и нельзя тебе в темноте плавать. Опасно. Как я потом тебя найду?
– А вот захотелось теперь! – взрываюсь. – Я тебя залюблю за выходки, зараза мелкая! Будешь кричать в закатное небо от наслаждения и умолять не останавливаться! – подхватываю ее в воде, затем опускаю рядом с собой. Медленно, каждый миллиметр ее тела чувствуя сквозь толщу воды.
Талия у нее тонкая, осиновая, а налитая грудь – просится в ладони.
Сам стою на носочках, а она качается на волнах и, улыбаясь, искусительница, ныряет в море и погружается до темечка. Волосы расплываются вокруг меня алой водой, и в сумерках они кажутся темной кровью. Меня подкидывает от предчувствия. Жуткие кошмары будто всплывают на поверхность и разрезают грудь ржавым ножом.
Чтобы смахнуть наваждение, крепко зажмуриваюсь.
А когда открываю глаза, Ария тянется к губам и быстро целует. Кокетничает. Играет. Издевается.
Я чувствую только благую ярость, и тащу ее на берег. Подальше от темноты, поближе к костру. Когда воды оказывается по пояс, забрасываю фурию на плечо. Пусть знает, как пугать меня!
Глава 39. Ария
Зря я поплыла в темноте. Энзо как с цепи сорвался, глазами сверкал, кричал, а в конце вообще решил лишить возможности идти. Я же умею плавать, дурья твоя башка! Не утонула бы, в самом деле! Море-то спокойное. В конечном итоге, он просто бросает меня на подстилку и прожигает взглядом не хуже раскаленной сабли.
Нет, извините, господин капитан, но я сегодня пью. А вы как хотите.
Вскакиваю и иду к воде, чтобы выкопать бутылку.
Энзо яростно сжимает кулаки, но я только сажусь у краешка набегающей волны и достаю вино. Никогда такого не пробовала. Хоть капельку, даже если запретит! Сама открою.
Энзо закатывает глаза и отбирает бутылку сразу же, как возвращаюсь к костру. Ругается на чем свет стоит, проклиная команду, меня и Скадэ лично за это «возмутительное предательство, чтоб вас разорвало».
Откупоривает вино и отдает мне, даже не сделав глотка, а я плюхаюсь на подстилку и сжимаю бутылку в руке. Принюхиваюсь.
Сладко и терпко, как рябина в сахаре.
Отпиваю совсем чуть-чуть, закрываю глаза, вслушиваюсь в звуки набегающих волн. Мне хорошо и тепло, будто я дома после тысячи лет странствий. Тяну носом воздух, полный соли и горьковатого сока паутинника, жара костра. Чувствую, как в груди развязывается тугой узел, лопается натянутая струна, и усталость молотом бьет по плечам.
Подношу руку к лицу и чувствую горячую влагу. Странно. Ведь морская вода должна была давно высохнуть…
– Э-э-эй, что ты раскисла, фурия? – Энзо садится рядом и тянет к себе. Обнимает крепко, будто в себя влепить пытается. – Не обижайся. Я не хотел. Прости меня, малышка. Дай, – выхватывает бутылку, – а то заграбастала. Перепьешь еще.
– Это не из-за тебя, – говорю тихо, перекатывая на языке сладость винограда. – Просто я… внезапно навалилось что-то. Будто я смертельно устала, шла так долго и вернулась домой. Наконец-то вернулась домой…
Энзо делает несколько глотков. Смотрит на бутылку и крутит ее в руках.
– Хорошее вино достал Скадэ. Смотри какого оно года, – показывает печать ниже горлышка.
Присматриваюсь и ахаю.
– А разве вина не должны портиться? Хреналион лет же прошел.
– Смотря какие, – он пьет еще и щурится, рассматривая окрашенный светом мэс-тэ корабль. – Я когда-то мечтал о своем винограднике, небольшом заводике, куче детишек… – опускает взгляд и гладит песок босой ногой. – Да, это десертное вино с Найских полей. Оно хранилось в магических бочках сто лет, а затем ушло на рынок по сумасшедшей цене. Я ящик перехватил у одного жадного торговца. За долг забрал, – протягивает бутылку мне, предлагая выпить.
Беру и делаю глоток. Сладость сдавливает корень языка и горло, растекается внутри горячей патокой, сворачивается теплом в животе.
– В южных морях есть порт Ольховая роща, – хихикаю и пью снова, – там нет ни одной ольхи. Я точно не нашла. А в дне пути городок раскинулся. Бран. Там можно купить пепельный эль. Такая странная штука, отец от него был в восторге. Когда делаешь первый глоток, он вяжет и горчит, как полынь. А потом чувство, будто на языке печеное яблочко растаяло, – утыкаюсь взглядом в песок, вывожу свободной рукой зигзаги, – так сладко становится.
Отхлебываю еще, отбрасываю назад непокорную прядь, чтоб в костер не угодила.