Сумасшедший день! Выматывающая ночь!
Набираю воды в миску и осторожно обтираю молочно-белую кожу моей девочки. Она постанывает и немного сжимает худые пальчики.
Больно, знаю. Кожа на спине срослась, но свежие шрамы остались. Что ей пришлось пережить, пока я пришел на помощь…
Мягко касаюсь тряпкой лица. На нем несколько ссадин и царапин, благо не слишком глубоких. Она вся – изломанная кукла, даже глаза не открывает, плавает на поверхности мутного болезненного беспамятства.
Я бы взял это все на себя. Всю эту боль. Я бы забрал ее до последней капли, до самого дна. Не должна хрупкая девушка нести на своих плечах подобный груз.
Нести за двоих.
Никогда не чувствовал себя таким беспомощным, бесполезным!
Сжимаю тряпку в руках, едва не рву ее на части, не могу дышать от закипающего гнева.
– Энзо…
Тихий голос подбрасывает меня, заставляет наклониться вперед.
– Холодно, Энзо…
Кутаю ее в одеяло, накрываю пледом. Сдираю с себя одежду и быстро ополаскиваюсь. На мне столько крови и грязи, что я не могу лечь в таком виде к… жене?
Как звучит, будто ласковая колыбельная. Щемит сердце от одной мысли, что все это может быть по-настоящему.
Только бы избавить меня от бессмертия. Чтобы наши дети могли жить. Чтобы нам вместе состариться. Ишис, ты не заберешь у меня последний шанс! Не настолько я виноват, чтобы так долго отыгрываться.
Возвращаюсь и ложусь рядом. Обнимаю Арию, стараясь ее согреть, но сам колочусь, как в лихорадке.
Осталась одна точка… Один шаг, и все решится. Умереть самому не страшно. Тяжело терять родных и беспомощно волочить свое тело дальше, будто пустую оболочку.
– Я не отпущу тебя… Моя Ария, моя… Никому не отдам.
Она открывает глаза и рассматривает меня из-под ресниц.
– Я знаю, – шепчет тихо, а тонкие пальцы касаются моих губ, – но если я все-таки не смогу… если не вытяну, то хочу, чтобы ты помнил обо мне, – рука скользит по щеке, мягко поглаживает волосы. – И однажды, когда-нибудь, я вернусь, Энзо. Я к тебе вернусь…
Дыхание вырывается из ее груди рваными всхлипами, кожа горит огнем. Она утыкается носом в мое плечо и хочет сказать что-то еще, но не хватает сил.
И меня взрывает. Крошусь, как мел. Превращаюсь в пыльцу.
Я не смогу идти дальше… Лучше умру. Сто тысяч раз умру! Потерять Арию, детей? Нет – достаточно! Хватит!
Ишис, услышь меня, умоляю! Буду ползать у твоих божественных ног, но только дай мне свободу.
Сцепляю зубы, чтобы не рычать, чтобы не выть от беспомощности. Я не могу идти дальше, потому что не знаю последствий, но и не могу остановиться…
– Ария, прости, но я не смогу ждать, – шевелю губами. – Ты будешь жить. Будешь заботиться о Федерико и Савье. Станешь настоящим капитаном Искры. Я дарю ее тебе. Дарю себя. Только не заставляй меня ждать.
Тонкая рука тянется ко мне, обнимает плечи, притягивает ближе. Горячее дыхание на щеке, я будто обугливаюсь.
– Тогда держи меня так крепко, как можешь. Потому что я своим силам не доверяю, Энзо, они могут подвести. Раз уж ты не дождешься, то держи крепко. Не дай мне упасть…
– Никогда, моя рыженькая фурия, – шепчу, цепляясь за край сна. Проваливаюсь в темень стремительно, будто меня столкнули с обрыва.
Глава 51. Ария
Обрыв и бушующее море. Белая арка врат за спиной. Мир залит золотой глазурью. Он застыл, как комар в янтаре. Замерли барашки белой пены, пригнулась к земле пожелтевшая трава. Ойс, как воспаленный красный глаз, рассматривает мир внизу и слабо пульсирует, превращая все вокруг в стекло.
Оборачиваюсь. Мне страшно до тошноты, потому что под ребрами ворочается моя смерть. Я чувствую, как она рассекает мускулы острыми когтями, как ломает кости, поднимает уродливую голову и рвется, рвется прочь. К белоснежным вратам, наглухо закрытым.
– Сделай выбор…
Треск, на рубашке расплывается кровавое пятно. Мир мутнеет, и под ногами распускаются алые маки. Их так много, что все пространство впереди кажется залитым кровью.
– Выбор…
Врата трескаются посередине, медленно открываются, и я падаю на колени, а через секунду заваливаюсь набок. Не могу даже кричать, потому что боль душит меня, раздирает горло.
– …сделан.
Просыпаюсь рывком, зажимаю рот рукой. Меня колотит, в горле булькает удушливая тошнота, но я стискиваю зубы до хруста.
Смотрю на спящего Энзо и наклоняюсь к нему, обнимаю, втягиваю носом знакомый родной запах. Мне нужно вернуть душевное равновесие, потому что, видит Ишис, я на грани.
Выскальзываю из постели и иду в душ. Холодная вода бьет в лицо, а я остервенело мою голову и отскребаю остатки грязи и крови.
Когда возвращаюсь в каюту, Энзо уже нет. Ушел. Может, что-то срочное?
На столе лежит злосчастный медальон. Я подхожу и тянусь, чтобы взять, но отступаю.
Пальцем не трону эту дрянь. Нет. Нет-нет-нет!
Только не сегодня. Мне нужен глоток свободы, капля свежего ветра, без запаха тлена, крови и близкого распада.
Всего капля покоя. Одна капелька.
Выхожу из каюты и вдыхаю полной грудью. Алый восход скользит по палубе, обмазывая доски маковым цветом. Искра движется к четвертой точке, но это лишь начало. Впереди неведомая пелена, что скрывает последний осколок. Я еще не проведала Риччи. Скадэ говорил, что он лучший из навигаторов. И только он сможет провести корабль через завесу.
Одергиваю себя.
Не сегодня. Риччи проверю, но никаких разговоров о карте. Ни слова!
Минуя лестницу, спускаюсь по ступенькам, и взгляд цепляется за темную дверь на нижнем ярусе. Из грубого дерева, плотно закрытая, с железными заклепками.
Энзо часто туда бегал, мне даже странным казалось. Он говорил там склад и мусор, и меня не подпускал, чтобы ноги не переломала и крыс не испугалась. Да какие крысы на Искре?!
Один раз я все-таки отважилась и подошла поближе, но меня Скадэ увел разговором о спаринге: как неправильно я ноги ставлю, а Федерико со своим ростом мачты сбивает. Отвлекал помощник от неприметной дверки, вот хитрец. Не иначе наш капитан что-то прячет!
Касаюсь шероховатой поверхности. Теплая, почти мягкая. Точно живая. Толкаю, а в спине взрывается сноп болезненных искр, будто раны все еще там. Как ни странно, дверь поддается.
Энзо стоит ко мне спиной, а когда я делаю шаг, резко оборачивается и роняет ножницы.
– Как ты вошла? – испуганно говорит и неловко прикрывает бедром стол.
– Было не заперто, – отвечаю и пытаюсь обойти его по дуге.
– Ария, я… – он неловко пытается меня остановить. Отодвигает и смотрит в глаза: – Как ты себя чувствуешь?
Я усмехаюсь и снова пытаюсь заглянуть ему за спину. Энзо так волнуется, что даже руки дрожат! Что он может от меня прятать такого страшного?
– Как пожеванная медуза, – говорю, склоняя голову набок. – Что ты прячешь, пират? Ты что, младенцев в жертву приносишь, а мне не говоришь?
– Нет, – отвечает он хрипло и отступает. Голову втягивает в шею и сутулится. – Платье для тебя… – заламывает руки, – шью.
Смотрю на стол и не верю глазам своим. Там лежит раскроенная черная ткань. Осторожно тяну руку, касаюсь ее и чувствую, как мягкость скользит под ладонью.
Всматриваюсь и замечаю целые мотки разных тканей. От обилия цветов и текстур рябит в глазах. На столе лежат наборы спиц и крючков, мотки пряжи, нитки, иголки всех размеров, разных форм.
Вон и знакомое кружево в стороне.
Значит, все это время…
Он шил для меня.
Прижимаю руку ко рту, пытаясь сдержать судорожный вздох. Меня переполняет странный, незнакомый мне восторг.
– Почему ты раньше не говорил? Это же…невероятно.
Он кусает губу и смотрит исподлобья. Хмурится.
– Мирида осуждала меня за это…
Снова касаюсь ткани на столе. Не могу оторваться.
– Но ведь это красиво! Значит, и тот плед в комнате ты вязал? – улыбаюсь. – Выходит, что ты столько всего умеешь, а я… саблей только размахиваю. И то не очень умело.
Хмурюсь, вся веселость как-то улетучивается.
– Какое мне платье? Посмотри на меня, Энзо, – невольно касаюсь плеча. Знаю, что вниз от самой шеи тянутся свежие шрамы. – Мое тело не для платьев.
– Самое красивое платье, потому что… – он подходит ближе и, целуя в затылок, обвивает руками талию. – Я люблю тебя, Ария… И нет ничего желанней, чем твои плечи, губы, руки… – скользит поцелуями по коже, приподнимает волосы. – А эти локоны. Ты думаешь, что шрамы что-то поменяют? Выжгут из сердца чувства? Глупости. Как только все закончится, я повезу тебя в столицу, и мы обвенчаемся по-настоящему. Если ты захочешь, конечно, – замолкает и утыкается носом в плечо.
Прижимаюсь к нему спиной. Тепло, даже жарко. До боли хорошо чувствовать его объятья.
– Звучит заманчиво, – чувствую, как его поцелуи рисуют на плече невидимые узоры. – Ты же понимаешь, что обрекаешь себя на жизнь со мной? До самой смерти.
– Какой кошмар, – шепчет он и прикусывает ухо. – Но ты же будешь хорошей девочкой, фурия? Не разнесешь наш дом на щепочки?
Закидываю руки за голову, чтобы обвить его шею, зарыться в мягкие волосы, пройтись ногтями по коже.
– А ты оптимист, пират. Все еще веришь, что я могу быть хорошей девочкой.
– Нет, – охрипшим голосом шепчет Энзо. – Я как раз надеюсь, что будешь о-о-о-очень плохой.
Его руки все еще у меня на талии, а я медленно разгораюсь, кровь в венах закипает от каждого касания.
Кладу ладони на его запястья, пытаюсь сдвинуть их, и Энзо подчиняется. Веду так, как мне нравится, а его пальцы повинуются, сдавливают сильнее, когда я нажимаю и едва касаются, стоит только ослабить хватку.
Широкие ладони скользят по груди. Сжимают, посылая по телу искры острого мучительного удовольствия.
Вжимаюсь в Энзо с такой силой, будто боюсь, что он и правда меня отпустит.
– Тогда я буду худшей из худших, – пересохшие губы растягиваются в слабой улыбке, когда из горла Энзо вырывается тихий рык.
– Не боишься, что накажу? – он улыбается и сталкивает со стола инструменты и ткани.