Проплываем немного вперед, но я поздно понимаю свою ошибку. Хруст сдавливает со всех сторон. Черные колючки восстанавливаются: медленно стягиваются к центру прохода, намереваясь зажать нас в своих объятьях. Рублю снова. Одна из черных острых иголок рассекает тыльную сторону ладони, и я вижу, как разъедается кожа в израненном месте. Будто капнул на руку ядовитой слюны дикого свиг-ра.
Ария хватается за саблю, но я кричу:
– Не смей! Это убьет тебя! Вниз ложись! Быстро!
Кусты шевелятся, будто живые. Сдвигаются, выпускают новые колючки. Длинные. Острые.
Клинок горит в руках, а я рычу от боли и невозможности защитить Арию. Мы должны пробиться наружу, иначе не спастись. Назад не выплыть.
Несколько метров даются мне очень тяжело. В теле будто жуки завелись: они рвут меня на части, раздирают кожу, разъедают ткани. Больно невыносимо.
Ария кричит за спиной, а я продолжаю рубить, рубить, рубить…
Последняя лиана с иглами улетает в красноватую воду, и лодка вылетает на свободу. Я припадаю на колено и роняю клинок. Чувствую, как одна из колючек добирается до сердца и со сладострастием вгрызается в мягкую плоть. Сдавливает меня изнутри и протыкает грудь. Всхлипываю и падаю замертво через бортик лодки в бурую воду.
Глава 55. Ария
Крик остынет в горле, а в груди стягиваются раскаленные узлы. Заставляю себя вспомнить. Снова.
Энзо не может умереть!
Выдохни. Паника убьет тебя!
Спрыгиваю в воду, ее здесь всего по пояс, и переворачиваю Энзо на спину. Тяну в сторону берега, до него рукой подать. Хорошо видна белая полоска песка и какой-то чахлый кустарник. Это даже не остров, а какая-то кучка земли посреди ничего в милю длиной.
Нос щекочет густой запах соли, руки наливаются тяжестью, но я упрямо тяну пирата вперед, из последних сил, до треска в сухожилиях. Упираюсь пятками в дно, шиплю и ругаюсь на чем свет стоит, вспоминая медузьих мамаш до седьмого колена.
В трех шагах от сухого песка опускаю Энзо и убеждаюсь, что вода не попадет ему в рот и нос. Припадаю к груди, но стука сердца не слышу.
Ладно. Никакой паники! Он бессмертный, помни это.
С его восстановлением пройдет минут десять.
Талисман, убранный в карман, жжется сквозь ткань и вибрирует, просится в ладонь.
Здесь? Но здесь ничего нет!
Достаю карту и верчусь на месте, пытаюсь определить направление. Она дергается, рвется вперед, тянет меня. Аккуратно ступаю, проваливаясь в рыхлый влажный грунт, расталкиваю собой воду, свободная рука сжимает рукоять сабли.
Останавливаюсь, когда мир перед глазами идет рябью, и я вижу размытый образ девушки. Отскакиваю и выставляю клинок. То же самое повторяет и нечеткая тень. Веду острие вправо, и она делает так. Влево.
Такой же результат.
Еще одно зеркало?
Медальон беснуется, почти трескается, вынуждает подойти. Когда я и мое отражение встречаемся нос к носу, карта дергается и заставляет сделать еще один шаг.
Вода под ногами кажется холоднее, плотнее, гуще. Дрожащая пелена остается за спиной. Пульсация медальона становится невыносимой, на ладони не осталось живого места от ожогов. Вспоминаю, что Энзо все время мою руку целовал, будто хотел исцелить раны.
Гладь кажется бесконечной. Ни конца, ни края. А место беззвучным. Даже мои шаги только глухо отбиваются где-то вдалеке шлепками, будто ударами рыбьего хвоста по поверхности воды.
– Ария, – сипло зовет меня Энзо. Он пронзает «зеркало» собой, проявляясь четкой фигурой, и тяжело подходит ближе. Прихрамывает и держит руку на груди. – Ты не ранена? – хрипит он и почти складывается пополам.
– Пока нет, – отвечаю глухо и позволяю карте раскрыться.
Привычный золотой плен и боль. Тонкая серебристая нить тянется от поверхности густого моря к медальону и ввинчивается в сердце, каменеет белым осколком, притягивает к себе все другие.
Срастается с ними, будто в объятья заключает, а я даже вздохнуть не могу. Только чувствую, как что-то каменеет в груди, бухает тяжело и больно, расплескивает по телу холодный яд.
Падаю на колени прямо в воду и цепляюсь за рубашку одеревеневшими пальцами. Силюсь сделать вдох и давлюсь горькими слезами боли. Кажется, в моем теле больше и не осталось ничего.
Чувствую руки Энзо, а мир перед глазами размазывается. Моя голова такая тяжелая, что нет сил ее держать, а осколок будто мертв. Сила в нем ждет чего-то, затаилась диким зверем и меня раздирает дурное предчувствие.
Энзо подступает к зеркальной преграде и будто в каменную стену упирается. Кончики его пальцев проходят сквозь пелену, но марево упорно отталкивает мое тело.
– Не понимаю… – бормочет Энзо. – Я прохожу, а ты нет.
Он подхватывает меня под мышки, тащит за собой, но каждый раз Энзо проходит сквозь пелену, а я остаюсь в холодной мгле.
Ловушка? Почему он может пройти, а я нет? Отхожу от преграды, смотрю в глаза Энзо, а там плещутся непонимание и ужас. Нетвердой походкой возвращаюсь к кромке серебристой воды.
Зачем здесь ловушка? Она только для хранителя карты или для всех живых? Энзо может зайти и выйти, нет проблем, но я…
Сажусь на корточки. Мне нужно подумать. Всего минутку, собраться с мыслями!
Веду пальцами по песку, нащупываю продолговатый камешек. Смотрю на него, как на диковинку и встаю в полный рост. Возвращаюсь к зеркалу, с трудом сглатываю, потому что совершенно не знаю, что делать дальше.
– Отойди в сторону, – приказываю пирату и он подчиняется.
Рывок, и камень спокойно проходит преграду, будто и нет ее.
Так. Камень пролетает. Барьер пропускает неживое.
Но Энзо жив, разве нет?!
Меня будто в холодную воду окунают. В глазах темнеет от догадки.
Если только ловушку не делали специально для этого.
Лишить пирата последней надежды. Быть так близко к осколкам и не мочь вынести их из плена.
Финальный кусочек мозаики. Последний шаг к спасению своего ребенка. И жестокая ирония, запирающая хранителя карты в клетке.
Навсегда.
В шаге от победы.
Даже если карта и укажет дальнейших путь, то смысл в нем без осколков?
Невообразимо! Жестоко…
Богиня Ишис дала эту карту на хранение нашей семье.
Богиня Ишис…
Энзо говорил, что охотников за наживой полно, но если он был один? Если это все игра только для одного Энзо?
Смотрю на пирата и в груди все сжимается.
– И чем ты так насолил богине, что она придумала такую жестокую шутку?
Он смотрит на меня исподлобья, скрытый нежной дымкой завесы, до крови кусает губы и выдыхает:
– Убил ее ребенка.
Замираю. Пытаюсь осознать и переварить. Камень в сердце бухает, как молот, гонит густую холодную кровь. Меня скручивает спазм тошноты, но я держусь.
– Подробнее, – прикрываю глаза и сжимаю пальцами виски.
Я правда хочу знать? Да. Мне нужно знать все. Хватит этих игр в тайны. Иначе никто из нас не дойдет до конца!
– Рассказывай все, – шепчу и, отойдя от воды, плюхаюсь на песок. – Потому что, видит Ишис, у меня нет плана. Совсем.
– Ишис вряд ли видит, – говорит Энзо и переступает внутрь пелены. – Она прокляла меня тогда, запечатала в этом теле навечно, – он показывает на себя и сутулится. – Чтобы я видел, как умирают мои любимые женщины и дети, не дожив до моих лет. Я был молод и глуп. Искал приключения и невыносимо хотел свой корабль.
Он выдыхает, будто ему не хватает воздуха. Шевелит губами и смотрит мне в глаза с глубокой тоской.
– Это была случайность. Мы с тремя разбойниками пошли на Овву. Мой лук, помнишь? Он из его волшебной кости, – Энзо надолго замолкает, будто не может решиться сказать дальше.
– Просто. Говори, – выдыхаю каждое слово отдельно, как кусочек льда. Выталкиваю его из глотки и смотрю на серебристую воду. На тусклый мир вокруг. Лихорадочно ищу выход и не вижу его. Марево барьера опоясывает часть странного моря и этот кусочек суши. Крохотная тюрьма, что еще сказать.
– Мы долго искали нужный остров, прошли десятки преград и ловушек. Я тогда потерял двух друзей, лучших друзей… А когда с таким трудом уложили тварь на лопатки, появился еще роток. Мы и скрестили с ним сабли.
Энзо замолкает, но внезапно вспыхивает:
– Я не знал, что это девушка! Там сложно было понять: темень подземная. И одета она была в камзол и мужские брюки, волосы по-пацански обрезаны. Не отличишь от наших юных моряков. Силан ногу повредил, я дрался сам и ранил ее в плечо. Она оступилась и… – он жмурится, как ребенок, что боится темноты, – сорвалась со скалы.
Кладу голову на сцепленные пальцы и смотрю на то, как медленно перекатывается водная гладь.
Нелепо. Как же все нелепо и тошно. Череда случайностей, которая калечит жизни целых поколений. Энзо, его дети и внуки, я, мой отец, моя семья, Ласточка. Просто фигурки в одной божественной партии, цель которой – еще одна, последняя, месть за нелепую случайную смерть.
Барьер не пропускает живых.
Не пропускает живых…
Замечаю, как по песку ползет крохотный краб, сероватый, похожий на стеклянную фигурку, но живой, и молниеносно прибиваю его к песку саблей. Он дергается лапами, панцирь расходится в стороны, и краб затихает дернувшись последний раз.
Поднимаю его и подхожу к барьеру. Бросаю тельце и слежу, как оно спокойно проходит преграду.
Не пропускает живых.
Но дает дорогу мертвым.
Поворачиваюсь к Энзо, а он будто ждет приговора.
– Тебе придется убить меня, пират.
Глава 56. Энзарио
Меня оглушают ее слова. Я знаю, что Ария права, вижу это и чувствую, когда перехожу мерцающую стену, и моя жизнь будто остается по ту, реальную, сторону пелены. Будто раздваиваюсь и, отсекая душу и сердце, ступаю в запертый сам в себе мир.
Но я против этого безумства.
– Нет, – шепчу. – Нет! – кричу и мотаю головой. Вцепляюсь пальцами в волосы, будто хочу разбудить себя, и хожу туда-сюда взбивая недвижимую воду.
– Энзо, у меня нет вариантов, – Ария не касается меня, не подходит. В ее глазах небесная синева и мрак мешаются с горечью и болью.