Из вагона показался какой-то важный господин. Когда несколько представительно выглядящих армян торопливо приблизились и приветствовали этого господина рукопожатием, восторги толпы усилились до невероятного.
Между тем они повлекли встречаемого в город, и народ потянулся вслед, продолжая что-то выкрикивать. Остальные пассажиры совсем растворились в этой толпе.
— А кто ж это такой был? — полюбопытствовал проводник у кого-то из встречавших, когда толпа поредела.
— Ты что, не знаешь?! Такого человека вёз и не знаешь?! — поразился тот.
И гордо добавил:
— Да это же САМ хозяин «Армянского радио!»
Переписка с Нобилями шла долго. Они быстро убедились, что инициатива проекта была не моей, и потому вопрос о том, быть проекту или нет, уже даже не стоял. Но они отчаянно торговались, выставляя совершенно неприемлемые условия.
Например, в самом первом письме они категорически потребовали «немедленно прекратить сотрудничество с этим прохвостом Тринклером», чем поставили в тупик не только нас с Натали, но даже и нашу Софью Карловну, которая держала в уме всех значимых собственников, управляющих и инженеров, с которыми сотрудничал наш Холдинг. Только после специального запроса в нашу картотеку удалось выяснить, что это молодой инженер, создатель бескомпрессорного нефтяного двигателя высокого давления, называемого также «Тринклер-мотором». В прошлом году «Ладожские паровые двигатели» переманили его к себе с Путиловского завода.
Вернее как переманили? Просто подхватили, когда с Путиловского его уволили по требованию всё тех же Нобилей. Оказывается, Тринклер-мотор был конкурентом двигателю Дизеля, на который Эммануил Нобиль успел приобрести патент.
Требование это выглядело дурацким, никак не соответствовало уровню обсуждаемого вопроса, и мы никак не могли понять, тянут ли они время, желая всё же меня устранить, или это просто мы кардинально по-разному видим ситуацию. Так что я решил разрубить гордиев узел, лично переговорив с ними в резиденции Наместника. Ехать ко мне они отказались бы категорически, а резиденция Наместника — как бы нейтральная территория.
Но тут возникло неожиданное препятствие. Ехать туда без солидной охраны, так меня с высокой вероятностью попытаются убить. Но и приехать с большой охраной означало потерять лицо, показать, что я их боюсь.
Решение предложил Николай Иванович. Его проект «Армянского радио» оказался невероятно успешным. Удачный коктейль из шуток, бытовых зарисовок и тонких намёков на «наши братья в Турции страдают» привёл к дикой популярности ведущих. А анекдоты из цикла «У армянского Радио спрашивают…» пользовались невероятным успехом по всей империи — в светских салонах, на офицерских пирушках и в пивных. Самые приличные из них даже стали печатать в газетах.
И потому пущенный накануне слух, что в такое-то время таким-то вагоном завтра прибудет САМ хозяин «Армянского радио», обеспечил толпу, в которой я и моя охрана были совершенно неприметны. Чтобы в таких условиях покушение стало успешным, к нему надо готовиться. Но в этот раз готова была именно моя охрана. Так что мы в оговоренном месте аккуратно выбрались из толпы и без приключений добрались до резиденции Наместника.
'…Был у нас заготовлен не менее эффектный способ отбытия. Но это не потребовалось. Лицом к лицу мы с Нобелями наконец-то сумели договориться к взаимному удовлетворению. Я получал фиксированную оплату за переработку прямогонного низкооктанового бензина и солярки. При этом они получали топливо с высокими октановыми числами, а я — бензол, толуол, стирол и прочее сырье для красок, пластиков, лекарств и взрывчаток. Цены определялись по специальным формулам, но всегда болтались где-то между теми, которые были в момент подписания соглашения и рыночными на момент поставки.
Аналогично решили и по Тринклеру. По принципу «пятьдесят на пятьдесят». То есть на каждый выпущенный им Тринклер-мотор наш Холдинг обязался докупить ещё один у завода, принадлежащего Эммануилу Нобелю.
Данное положение Нобели отстаивали с невероятной и непонятной мне ревностностью, грозя даже отказаться от всей сделки. Я же пошёл на него с лёгким сердцем, потому что нам с Натали удалось убедить Тринклера и его нанимателей «затачивать» дизеля именно под солярку. Но и дизеля, работающие на сырой нефти нам были нужны. Почему? Да для нефтедобычи! Чтобы не гонять туда солярку, раз под боком есть сырая нефть. А в области дизелей, работающих на сырой нефти, Нобили были первопроходцами.
Соглашение в таком виде было Нобилям куда нужнее, чем мне, так что теперь у них не было резона меня убивать. Следовательно, если покушения продолжатся — это не они!
Дополнительным же бонусом для меня оказалось то, что Ротшильды предложили заключить аналогичную сделку. Причём с переработкой, как на моем Батумском нефтехимическом предприятии, так и на другом, новом, которое они предлагали построить во Франции. А немного погодя схожую сделку мы заключили по «восемьдесят пятому» бензину и с американской «Стандарт Ойл»[69]. Как говорится, не прошло и трёх лет…'
— И попрошу символически перерезать ленточку присутствующего здесь профессора Императорского Санкт-Петербургского университета Дмитрия Ивановича Менделеева! — с этими словами новый губернатор протянул учёному лежащие на красной атласной подушечке и ярко сияющие ножницы из нержавеющей стали.
Я невольно восхитился! Вот умеют всё же в этом времени всякими деталями подчёркивать торжественность момента. Создавать церемонию буквально считанными штрихами. Оркестр заиграл нечто бравурное, Великий князь и другие почётные гости поощряюще захлопали, а Дмитрий Иванович взял ножницы и направился к лестнице и аккуратно перерезал в двух местах черно-жёлто-серебряную ленточку! Когда обрезок и ножницы были переданы торопливо подбежавшему ассистенту, профессор подошел к микрофону, поблагодарил за честь и передал слово мне. «Как невероятно много сделавшему не только для открытия Университета в Беломорске, но и для всего края!»
Я в свою очередь выразил надежду на большое будущее открываемого Университета, пообещал, что буду прилагать к этому все усилия и в заключение сказал:
— Тем более, что начало научным свершениям положено. В лаборатории Университета удалось открыть новый элемент. Мы предложили назвать его дейтерием! Ура, господа!
— Ур-ра-а-а! — восторженно присоединились присутствующие.
'…Ну, а как мне ещё было его назвать? Дейтерий — он дейтерий и есть! Я так привык, пусть так и дальше будет, зачем создавать себе путаницу в жизни? Я твёрдо продолжал политику научной рекламы Беломорска, а в данном случае мне этого ничего не стоило. Дейтерий, а вернее, тяжёлую воду из обычной выделяют электролизом растворов. На моих предприятиях электролизом разлагались тысячи и тысячи тонн воды! Так что я просто немного перестроил процесс — и начал получать полуторапроцентный раствор тяжёлой воды. Тоннами. А дальше обогатил тяжёлую воду в лаборатории. Ну и отдал на изучение своим химикам. Они аж рты пооткрывали — новый элемент, во всем подобен водороду, но атомный вес ровно вдвое больше. Немного отличаются и температура кипения дейтериевой воды, и температура замерзания. То есть всё же — другой элемент!
Ну не мог же я им сразу про изотопы рассказывать?! Да и не хотел, если честно! Додумаются сами — хорошо. А нет, так и мне и славы открытия нового элемента довольно! После банкета я отдал Дмитрию Ивановичу черновик статьи в научные журналы. Пусть почитает, может, и поправит. И уж точно, что точно посодействует в публикации. Но эффект оказался иным. Менделеев ворвался к нам в «АмБар», где мы с Натали пили утренний кофе. Она лишь недавно смогла позволить себе возобновить эту привычку, оставляя Мишку на няньку хотя бы на пол часика, и наслаждалась временной свободой. Говорить он начал ещё издалека, торопливо поприветствовав нас и возбуждённо размахивая черновиком полученного от меня сообщения, начал говорить…'
— Юрий Анатольевич, посмотрите. Как всё интересно складывается! Почти три года назад вы доказали, что атомы имеют плотное положительно заряженное ядро. А чуть ранее вы отрыли протоны. Потом учёными были измерены заряд и масса протона. Ну и наконец, вы не только измерили заряд электрона, но и объявили награду за определение его скорости, предположив, что отсюда удастся рассчитать массу.
— Да, всё так и было, и что с того?
— Подождите, Юрий… Анатольевич, не перебивайте! Мне важно изложить всё по порядку. Итак, ещё два с лишним года назад удалось доказать, что масса атома водорода равна сумме масс электрона и протона. То есть, весь атом водорода — это просто ОДИН протон и один электрон.
— Естественно! — поддержала беседу моя супруга. — Даже мне понятно, что раз атом нейтрален, то в нем равны суммарные заряды положительных ядер и электронов.
— Да, вы абсолютно правы, Наталья Дмитриевна! Год назад американцам удалось измерить заряд альфа-частиц, и оказалось, что он равен двум. А в этом году в ваших лабораториях доказали, что альфа-частицы — суть ядра гелия. То есть, в водороде, первом элементе периодической таблицы — один электрон, в гелии, втором элементе — два…
— Да, я помню вашу заметку в декабрьском номере «Научного обозрения»! — подхватил я. — Вы предположили, что номера элементов могут совпадать с числом электронов в атоме. А значит, и с зарядом ядра.
— Нет, я не предположил, а всего лишь допустил это, — недовольно уточнил Менделеев, выделив слово «допустил» интонацией. — Это только прямую линию строят по двум точкам, Юрий Анатольевич! И серьёзный учёный должен об этом помнить. Но я призвал научный мир проверить эту гипотезу.