– Не совсем, – поправил Петр. – Скорее, сделать нечто, дабы над его справедливостью призадумался Узбек. И поверь, княже, случись что, ему самому тоже головы не сносить, вот он ее и оценил столь дорого.
– А не продаст тебя сей жид тому же Юрию?
– Нет, – отрезал Сангре.
– Ну а как он…
– Когда все получится, ты сам узнаешь, а сейчас надо просто подписать.
– Но ведь может выйти, что…
– Все может, – перебил Петр. – Я тебе могу поручиться лишь за одно – он свою работу сделает. А что выйдет – бог весть…
– А не жирно ему? – скривился князь, еще раз заглянув в договор. – Да еще за бог весть.
– Сказано апостолом Павлом: кто сеет скупо, тот скупо и пожнет; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет.
Но договором остался недоволен не один князь. Увидев текст, Шмуль жалобно охнул. Сангре не зря все босоногое детство стажировался на одесском Привозе. И хотя он честно уполовинил в свитке договора каждую цифру – два года, три ладьи товара и полсотни дружинников, общий смысл получался совсем иной.
– Тут не половина – в восемь раз меньше, – сделал робкое замечание еврей.
Петр вздохнул. Увы, его расчет, что Шмуль вникнет в суть чуть позже, не оправдался. Оставалось… Он повернулся к отошедшему Михаилу Ярославичу и подмигнул ему. Тот, припомнив предварительную инструкцию Сангре, не подвел, сделав все в точности: и брови нахмурил, и крякнул угрожающе.
– Гневается, – шепотом прокомментировал Петр. – Еще чуть, и вообще озлится не на шутку. Тогда всем достанется.
– Как достанется? – опешил Шмуль.
– Сабелькой, – невозмутимо пояснил Петр. – Глянь, руку уже на эфес положил. Еще чуть и вытащит клинок, а уж тогда…, – и равнодушным тоном поинтересовался. – Ты бегаешь быстро? Я к чему спросил: из лука он в спину обычно не стреляет.
– А как же уговор?
– Когда подписан – он для него свят, но пока подпись не поставлена…
– Ты очень хорошо учишься торговому делу, – кисло прокомментировал Шмуль, тем не менее торопливо хватаясь за перо. – Одна беда – слишком быстро.
– Не я такой – жизнь такая, – философски заметил Сангре, напоминая: – Ты не забыл, что с тебя две кошерные курицы?
…Прогноз Кириллы Силыча не сбылся – пришлось ждать еще несколько дней. Наконец тяжущихся вновь собрали в той самой юрте, где проходил суд. Изменение было одно – на сей раз там присутствовал Узбек. Разумеется, его трон по такому случаю тоже занесли туда. Рассевшиеся у его подножия судьи выглядели еще важнее, хотя казалось бы дальше некуда.
Некоторое время сидели молча, дожидаясь ханского слова, но тот молчал, с любопытством оглядывая собравшихся. Взгляд его темных глаз ни на ком долго не задерживался.
– И что же надумали? – наконец-то негромко поинтересовался он у судей.
У раз-бек степенно поднялся и принялся зачитывать приговор. В нем было несколько пунктов, обвиняющих Михаила Ярославича: «Цесаревы дани со своей земли не все дал еси, с Гедимином в сговор вступить умышлял еси, противу посла биться готов был еси, княгиню великого князя Юрья не смог уберечь еси».
И как финальный итог, прозвучало: «За великие неправды тверского князя великий хан дарует тебе обидчика головой, князь Юрий».
Это был конец. Сангре с усилием проглотил слюну, ничего не понимая. Ведь Кавгадый клялся и божился, что занес к хану монеты, а после того Узбек долго беседовал со Шмулем, после чего, щедро наградив его, отпустил. А где результат? Неужто хану наплевать даже на почти неприкрытое оскорбление со стороны московского князя?
Меж тем Узбек поднялся со своего трона и, приняв у Ураз-бека почтительно врученный ему свиток, свернутый в трубочку, направился к русским князьям. Был хан достаточно высок, почти с Михаила Ярославича, на которого он уставился, насмешливо кривя губы. Тот молчал. Так и не проронив ни слова, Узбек повернулся и шагнул к Юрию.
– Что мыслишь делать со своим обидчиком? – произнес он.
Московский князь неопределенно пожал плечами.
– Почему молчишь?
– Дак как обычно, – неловко произнес он.
– Что значит как обычно? – настойчиво переспросил Узбек.
– Уж больно тяжкие обиды, великий хан, – сбивчиво принялся пояснять тот.
– Какие?
– Сказано ж в приговоре, – пожал плечами Юрий.
– Я слышал, – кивнул Узбек. – А теперь назови хоть одну, кою нанесли тебе самому.
– Дак это… На посла напасть готов был.
– Кавгадый считался моим послом до тех пор, пока тебя не посадили на великий стол. После того он остался лишь моим темником. Моим, а не твоим. К тому же Михаил Ярославич на него не нападал, а что до умысла, то я не уверен, был ли он.
– А еще он дани утаивал со своих земель.
– Это кому обида?
– Тебе, великий хан. Но он с Гедимином тайно сговаривался и даже сына за его дочь просватал.
– Не все, кто выдает своих детей друг за друга, вступают меж собой в тайный сговор. Так?
– Так, великий хан, – подтвердил Юрий, лицо которого было покрыто потом, ибо он не понимал, что творится. – Но он женку мою уморил, то есть не сумел сберечь, – торопливо поправился московский князь.
Деланная невозмутимость слетела с ханского лица. Оно исказилось от злости и он прошипел:
– А ты мою сестру сберег?! Ты почто ее с собой на поле бранное взял?! Похвалиться умыслил?! А чем?! Коль не можешь воевать, нечего и браться! – Но он быстро взял себя в руки и более спокойно продолжил. – Стало быть, из всех вин осталась смерть жены. И что ты хочешь сделать со своим обидчиком?
– Отмстить ему за свои и за твои обиды, великий хан, – нашелся Юрий.
– За свои я сам его накажу, – отрезал Узбек. – Последний раз спрашиваю, как ты хочешь с ним поступить?
Юрий неловко кашлянул в кулак. Что-то явно шло не так, и откровенно говорить «убью» он поостерегся. Вместо того ответил уклончиво:
– С собой в Москву заберу.
– А там?
Деваться было некуда и князь сознался, хотя и не полностью.
– Поначалу в темницу посажу, а далее думать стану, чего с ним учинить.
Узбек согласно кивнул.
– Пусть так и будет, – и он, повернувшись к Михаилу Ярославичу, приказал: – Забирай его в Тверь, князь. Отдаю головой. – А руки хана в это время судорожно рвали свиток с приговором.
Михаил Ярославич застыл, оцепенев и не понимая, что происходит. В это время к Узбеку лисьим шагом не подошел – проскользнул Кавгадый и протянул хану небольшой красный мешочек, похожий на кошель. Приняв мешочек из рук темника, Узбек неторопливо взвесил его в руке, перехватил за дно и с силой хлестанул им по лицу Юрия. Тот инстинктивно отпрянул. От удара из открытого кошеля посыпались небольшие блестящие монеты.
– Ты за недогляд над женой, которую сам же проворонил, хотел своего соперника в темнице держать, как твой батюшка некогда рязанского князя Константина! – шипел он, продолжая хлестать по лицу Юрия мешочком. – А после зарезать, как ты с тем же пленным князем поступил! Тогда какой же мне спрос с тебя самого учинить?! С данника подлого, осмелившегося такое у себя в Москве чеканить?! – с каждым последующим словом взвинчивал сам себя Узбек.
Последнюю фразу он, не выдержав, провизжал, от злости перейдя на фальцет.
Юрий Данилович стоял растерянный и ничего не понимающий.
– Что чеканить, пресветлый хан?! – взмолился он.
Узбек хотел было что-то сказать, но слегка пришел в себя и, очевидно не желая срамиться своим визгом, вновь повернулся к Михаилу Ярославичу.
– Эх ты, – насмешливо улыбнулся он. – Упустил свое счастье. Я тебе его головой выдал, а ты как столб застыл. Стало быть, не пожелал рук марать о врага своего. Коль так, я твоего обидчика себе забираю. Тебе же, – он чуть помедлил, – великий князь, прощаются вины предо мной. А ярлык на великое Владимирское княжение завтра получишь. Ступай…
Что произошло с Юрием дальше, никто из тверичей не видел, поскольку проворно подскочившие к ним ханские слуги принялись достаточно настойчиво подталкивать их к выходу.
– Ничего не понимаю! – высказал на обратном пути общее мнение Кирилла Силыч.
– Главное, сами живыми ушли, – негромко произнес княжеский казначей Викула Гюрятыч.
– И все прегрешения нашему князю простили, – добавил, перекрестившись, изложник княжеского слова Онтип Лукинич. – А уж чего там господь князю Юрию уготовил, не нашего ума дело.
– Чего и… за что, – подытожил Онисим Федотыч.
Сам князь помалкивал. За всю дорогу он не проронил ни единого слова. Но когда Сангре вошел к себе в шатер, Михаил Ярославич шагнул следом и едва задвинул за собой полог, спросил:
– Ты потрудился?
– Да что ты, княже. То наша последняя надежда сработала, – поправил Петр, а в следующую секунду вновь охнул, начиная догадываться, какая именно смерть ждет его в Орде.
Да от переломанных крепкими княжескими объятьями ребер.
Глава 29Бояре в законе
Обратно они возвращались по Волге. Грести против течения – тяжкий труд, но узкие хищные ушкуи легко взрезали речные волны, а попутный ветер весело наполнял своим дыханием паруса. Впрочем, Петр в любом случае от весел был избавлен. Но не от рассказов, ибо Михаил Ярославич потребовал поведать всю правду, еще когда они не успели отчалить от пристани. Да чтоб все полностью и без утайки. И о том, как случилось, что лжесвидетели взяли обратно свои слова, прилюдно винясь перед тверским князем в клевете, и о Кавгадые, которого Сангре невесть чем улестил, и о том, как могло случиться последнее событие, произошедшее всего за сутки до их отъезда из ордынского становища.
…Было уже все готово. Нехитрый скарб надежно упаковали в сундуки, прикупили лошадей, дабы было на чем отправиться к Волге, приготовили и арбы, как вдруг появились смертельно измученные хроническим недосыпом трое тверских бояр. Валясь от усталости, но в то же время радостные донельзя, они вручили Михаилу Ярославичу свиток.
Прочитав тайную грамотку Гедимина, адресованную Юрию Даниловичу, тверской князь ринулся к хану. По счастью, Кавгадый находился неподалеку и помог проникнуть к Узбеку, минуя всех прочих советников.