— Пару недель назад здесь был слуга графини с её дочерью. Они взяли одного из моих щенков мастифа, — гордо сообщил Трим.
Улыбка всё так же играла на губах Джека.
— Прелестное дитя! — заметил он. — Девочка очень похожа на мать.
— Да, просто вылитая. Моя жена собиралась навестить графиню. Возможно, я отправлю её к ней. О, кстати, до меня дошли кое-какие странные сплетни: якобы графиня побывала в нескольких банках, обращалась за кредитом.
Эвелин найдет выход, она обязательно справится с этими финансовыми трудностями, подумал Джек. Он надеялся, что Лукасу удастся превратить её оловянный рудник в доходное предприятие.
— Очень жаль, что муж не смог обеспечить её и дочь.
— Да, и я слышал, что банки не смогли предоставить графине необходимые средства, но на днях здесь был лорд Тревельян. Он попросил меня дать графине денег взаймы, если она когда-либо обратится ко мне, а он тогда оплатит все счета.
Джек по-прежнему казался безразличным, хотя внутри его просто трясло от ярости. Но ведь Тревельян, естественно, добивался благосклонности Эвелин, и неудивительно, что он сделал такой прекрасный, благородный жест.
— Он, наверное, даст взаймы столько, сколько ей потребуется, — мрачно изрек Джек.
— Надеюсь, он начнет ухаживать за графиней, когда закончится её траур, — сказал Трим. — Ей нужен муж, а он — прекрасный джентльмен.
Джек с досадой отвернулся.
— Да, ваша правда, — ответил он, стоя спиной к Триму. И Джон Трим действительно был прав. Джек знал это, но не мог радоваться за Эвелин или за них с Тревельяном. — Простите, Трим.
Джек подошел к столику Годфри. Его будущий инвестор был низким полным человеком в кудрявом белом парике и голубовато-зеленом атласном сюртуке.
— Боже мой, — воскликнул Годфри, — ну что за место!
Джек взглянул мимо него на Уайта, осознавая, что сейчас разъярен даже больше, чем тогда, когда только-только вошел в трактир.
— Оно идеально мне подходит, — отозвался Джек. Отодвинув стул, он развернул его и уселся верхом. — Как поживаете?
Годфри опрокинул в себя темно-янтарное содержимое стакана.
— Сгораю от нетерпения узнать, что вы планируете дальше.
Не сводя глаз с Уайта, Джек рассказал Годфри о китайском шелке.
— Я должен немедленно отправляться в Роскоф, иначе шелк продадут. Предлагаю вам долю пятьдесят процентов, Том. Моя прибыль с прошлого рейса составила триста пятьдесят фунтов, и я быстро продал шелк, он даже не успел добраться до наших берегов.
Говоря это, Джек вдруг вспомнил об Эвелин и о том, как они договаривались:
«Я предлагаю вам весьма неплохую долю. Как мне вознаградить вас?» — «Вам решать…»
Годфри прервал его мысли:
— Я в доле. Сколько вам нужно?
Джек вздохнул с облегчением. Он назвал сумму, и Годфри заверил, что оставит чек в банке в Фоуи. Там у Джека был счет, оформленный на то же имя, что и документы на собственность на Лоо-Айленде.
— Выпьете? — спросил Годфри. — Если да, присоединюсь к вам, в противном случае я возвращаюсь в Лондон.
Он усмехнулся и сообщил:
— У меня новая пассия, Джек. Оперная певица из Венеции. И ей всего двадцать!
Джек рассмеялся в ответ.
— На вашем месте я бы вернулся в Лондон, — сказал он, снова думая об Эвелин. Интересно, сможет ли он когда-нибудь забыть, как она смотрела на него со всей своей страстью, пылко отдаваясь ему?
Годфри согласился, потряс его руку и удалился.
Джек по-прежнему сидел верхом на перевернутом стуле, не двигаясь. И всё так же пристально смотрел через толпу на Уайта.
Этот ублюдок ограбил Эвелин… Ту самую Эвелин, которая утверждала, что любит его, Джека, но ни капельки ему не верила. Эвелин, о которой он никак не мог перестать думать, которую всё ещё страстно желал, о которой так беспокоился.
Джек продолжал в упор смотреть на мерзавца, чувствуя, как закипает от ярости.
Уайт перехватил тяжелый взгляд, увидел Грейстоуна и вздрогнул.
Джек почувствовал, как свирепое удовольствие постепенно овладевает им. О, как же ему сейчас хотелось затеять драку! Он поднялся, отшвырнув стул ногой. Тот упал.
В трактире воцарилась тишина.
Бледнея на глазах, Уайт уставился на неспешно приблизившегося к нему Джека.
— Здорово, Эд.
Уайт вскочил.
— В чем дело? Грейстоун, если я случайно перешел вам дорогу, это было недоразумение! — высоким, срывающимся от страха голосом произнес он.
Джек невесело рассмеялся и со всей силы ударил Уайта кулаком в лицо.
Негодяй рухнул спиной на соседний столик, заставив сидевших там посетителей вскочить и отбежать в сторону.
Не успел Уайт подняться, как Джек схватил его и впечатал кулаком в другую сторону его лица. Уайт задохнулся от боли.
Потом Джек опрокинул Уайта на стол, уселся на мерзавца сверху и, выхватив кинжал, поднес острый край лезвия прямо к его горлу.
— Мне нужны сапфиры графини д’Орсе.
— Не надо, — бессвязно прошипел Уайт.
— Не надо чего? Вот этого? — Джек провел кинжалом тонкую линию поперек крупной вены на шее, оставив впрочем, лишь углубление на коже.
— Хорошо! Хорошо! — истошно завопил Уайт.
— Черта с два тут хорошо. Ты обокрал графиню. Это совсем нехорошо, Уайт. — Джек навалился коленом на пах Уайта.
Бандит побагровел, поперхнулся от боли, его глаза выпучились. Немного ослабив давление коленом, Джек склонился ниже, всё ещё держа кинжал у горла Уайта, и прошептал:
— Где драгоценности?
— В моих седельных сумках! — с трудом прохрипел Уайт.
Джек возликовал. Его рука скользнула мимо Уайта, и он позволил поверженному грабителю встать. Крепко схватив Уайта, Джек по-прежнему держал лезвие у его горла.
— Трим, — окликнул Джек. — Принесите его седельные сумки.
Джон Трим выбежал из-за стойки, сжимая мушкет, и помчался на улицу. Спустя мгновение он появился с парой пыльных, потрескавшихся седельных сумок. Джек резко кивнул в сторону соседнего опустевшего стола. Трим положил туда сумки и открыл их. Потом обшарил их и вытащил маленький узелок из ткани.
— Откройте, — распорядился Джек.
Трим развязал узелок, и взорам присутствующих предстали кольцо с большим сапфиром и пара серег.
— Сапфиры графини! — воскликнул Трим.
Джек улыбнулся Уайту.
— Я скажу ей, что вы узрели Господа и покаялись, дорогой мой. А пути Господни неисповедимы. — И Джек выпустил Уайта, отшвырнув его.
Застонав, бандит схватился за промежность, и люди в толпе разразились хохотом. Опрокинутые стулья подняли. Посетители вновь заняли свои места. Джек завязал сапфиры в узел и убрал их в карман, а Уайт с двумя друзьями поспешили к выходу.
Наблюдая за ними в окно, Джек обратился к хозяину трактира:
— Простите за эту потасовку, Джон.
— Бедная графиня! Вы поступили правильно, отобрав её драгоценности, — ответил Трим. — Если бы я знал, что Уайт ограбил её, обязательно бы вмешался. Я ведь был здесь в тот день. И предостерегал её, что не стоит обращаться к этому типу!
Уайт с грехом пополам, не без посторонней помощи, взобрался на лошадь и поскакал прочь со своими дружками.
— Она не слушает предостережений, — тихо заметил Джек. Как же он мог вернуть драгоценности, не повидавшись с Эвелин? Но разве он сам не собирался поговорить с ней, чтобы убедиться, что она поняла: нужно забыть всё, что она подслушала на Лоо-Айленде?
Трим пристально и с некоторым удивлением смотрел на него.
Джек поспешил любезно улыбнуться. Неужели он только что выглядел по уши влюбленным идиотом?
— Сколько я должен за причиненные убытки?
Трим взглянул на единственный сломанный стул.
— Пару шиллингов, надо полагать.
Джек дал хозяину трактира фунт, дружески похлопал его по спине и направился через столики к двери. Несколько сидевших там мужчин обернулись, чтобы поприветствовать его и поднять за него тосты.
— Отлично сработано, Грейстоун, — одобрил кто-то.
Понятно, что графиню любили все вокруг.
А почему бы, собственно, и нет? Люди видели, какой трудной была её жизнь.
Джек подошел к своему жеребцу, внезапно осознавая что он отчаянно хочет видеть Эвелин, и именно по этой причине ему пока лучше отложить визит к ней. Он может отправить Тревельяна выяснить, как у неё дела. Тревельян может вернуть сапфиры. Он всё равно наверняка заедет к Эвелин в ближайшее время. Джек даже может отчасти довериться своему другу и попросить Тревельяна уберечь её от опасности.
Джек настолько погрузился в размышления, что совершенно перестал замечать всё вокруг. Поэтому, когда он осознал, что кто-то подошел и встал у него за спиной было слишком поздно.
Джек стал поворачиваться, мгновенно ощутив опасность, и не успел он толком разглядеть огромную темную к фигуру, как его ударили по голове. Он задохнулся от ошеломляющей боли. Звезды взорвались и замелькали перед его глазами. Пока он, пошатываясь, пытался дотянуться до своего кинжала, последовал ещё один удар, на сей раз сзади, прямо по почкам, от другого человека. Джек упал, и удары градом посыпались на него. Его несколько раз ударили рукояткой пистолета, а потом принялись избивать ногами по спине, груди и ребрам.
Его застали врасплох. И наверняка собирались забить до смерти.
Яркий свет вспыхнул перед глазами. Боль захлестнула его. И тут, через ужасающую пелену мучений, Джек осознал, что его перестали бить. Он почувствовал на губах вкус крови.
Неужели на него напал Эд Уайт?
— Где же ваша преданность?
Сознание Джека резко прояснилось, начиная работать здраво, и он узнал сильный французский акцент. Джек заморгал, пытаясь избавиться от взрывающихся звезд, пытаясь хоть что-то увидеть. Теперь перед ним расплывалось смуглое лицо с темными глазами — хорошо знакомое лицо.
— Вам не следует обманывать нас, мой друг, — мягко сказал Виктор Ласалль. — Мы не потерпим предательства.
Леклер догадывался об истинном положении дел, осознал Джек. Теперь звезды перед глазами померкли, и их взгляды встретились. Леклер подоз