— Трим сказал, что ты повздорил с Уайтом.
— Да, было дело. Но у этого мерзавца не хватило бы смелости напасть на меня. — Взгляд Джека теперь стал таким знакомым — твердым, неумолимым. — Ты сама позаботилась обо мне?
— Трим зафиксировал твои ребра. Они, вероятно, сломаны. Я не знала, как их перевязывают, а в остальном — да, я пробыла с тобой здесь начиная с полуночи.
Джек пристально посмотрел на неё.
— Мои ребра не сломаны.
— Ты не можешь знать этого наверняка.
— Они не сломаны, — настойчиво повторил Джек. Потом уже мягче добавил: — Ты выгладишь испуганной. Ты испугалась за меня?
Эвелин медленно кивнула, удерживаясь от слез.
— Разумеется, я испугалась за тебя.
— Не плачь из-за меня, — тихо произнес Джек. — Со мной всё в порядке.
И тут Эвелин всё-таки разразилась слезами.
— Ты совсем не в порядке! У тебя сломаны ребра! А на голове — рана! Тебя могли убить!
— Скоро со мной всё будет в порядке, — твердо постановил он. — Даже самые глубокие раны заживают, точно так же, как и ребра.
Она смахнула теперь уже потоками лившиеся слезы.
— Я должна знать правду, черт возьми. Если ты знаешь, кто это сделал, я должна знать!
Его глаза стали непроницаемыми.
— Я действительно не знаю, кто это сделал, Эвелин, да и зачем тебе знать это? Разве ты и без того не узнала достаточно моих тайн?
Она подумала о самой большой его тайне — о том, что он французский шпион. И как же Эвелин хотелось никогда не знать этого! Но было слишком поздно. Она уже оказалась втянутой в его военные игры. Эвелин вспомнила о том, как подверглась нападению и угрозам в своем собственном доме. Она не могла рассказать Джеку об этом происшествии сейчас.
— Это жестокое нападение связано с твоей военной деятельностью?
Он весело улыбнулся, словно вопрос позабавил его, но было в этой улыбке и нечто натянутое, Эвелин ясно видела это.
— Я — контрабандист, Эвелин, и я живу в состоянии опасности. Даже без войны — даже до неё — моей жизни угрожали множество раз. Нет ни малейшего повода думать что это как-то связано с войной.
Она вспомнила о Леклере.
— Напротив, есть все основания думать именно так!
— За эти годы я нажил немало врагов, — четко ответил Джек, давая понять, что не намерен дальше обсуждать эту тему.
Эвелин тяжело дышала. Их взгляды встретились.
— А что, если бы о тебе узнали британцы?
— Они не стали бы меня бить — сразу повесили бы. Она выпрямилась на стуле, обхватив себя руками.
— Это, конечно, весьма обнадеживает!
Джек потянулся вперед, морщась от боли, взял Эвелин за руку и потянул её ладонь к своим губам.
— Ты так тревожишься обо мне, — сказал он, поцеловав ей руку. И тихо добавил: — А я думал, ты меня ненавидишь.
Эвелин не могла поверить, что её тело мгновенно прожгло страстное желание. Она взглянула Джеку в глаза. Его могли убить прошлой ночью. Он жил в такой опасности… Его могли убить в любой момент.
— Я никогда не смогла бы возненавидеть тебя, — вырвалось у Эвелин. И в это мгновение ей стало совершенно нечего скрывать.
Она наклонилась ниже, нежно взяв Джека за подбородок. — Мои чувства не изменились. Я боюсь за тебя… потому что я люблю тебя.
Джек смотрел на неё в упор, его глаза потемнели.
— Такого мерзавца, как я, это очень радует.
Эвелин искала глаза Джека, надеясь заметить какой-то признак того, что небезразлична ему, что он чувствовал к ней нечто намного большее, чем неистовое физическое влечение. Но Джек лишь улыбнулся, пробормотав:
— Иди сюда, посиди снова со мной рядом.
Эвелин знала, что следовало отказаться. Но Джек слегка потянул её за руку на себя, и Эвелин скользнула на его постель. Её ягодицы прижались к его бедру. Джек сжал её руку ещё крепче. Теперь Эвелин склонялась над ним, почти касаясь обтянутыми шелком грудями его голой руки.
— Я скучал по тебе, — признался Джек.
Сердце Эвелин громко стукнуло.
— Я тоже скучала по тебе. Но, Джек…
— Нет. Я слишком устал, чтобы обсуждать это дальше. — Он повернул голову и прижался губами к одной из её грудей, не в силах подняться и поцеловать Эвелин так, как ему хотелось бы. А потом Джек в изнеможении откинулся на подушки, закрыв глаза и всё ещё продолжая сжимать её запястье.
Сердце Эвелин заколотилось с пугающей силой. Он был слабым, раненым и изнуренным, а она — охваченной страхом, влечением и глубокой любовью. И когда он наконец-то стал дышать глубоко и ровно, провалившись в сон, Эвелин наклонилась ещё ниже и поцеловала его в здоровый висок.
— Я боюсь, Джек, — прошептала она. — Я так боюсь за нас обоих…
— Я могу взять это, чтобы помочь вам, — улыбнулся Лоран.
Наступил новый день, и Эвелин держала поднос с ланчем, собираясь отнести его наверх. Джек проспал весь прошлый день и половину нынешнего, и Эвелин подумала что он скоро проснется.
— Я не против сделать это лично.
Лоран явно подсмеивался над ней.
— Вы не отходите от него, мадам, только ради того чтобы позаботиться об Эме!
— Когда он проснется, наверняка захочет есть! — попыталась убедить слугу Эвелин, вспыхнув до корней волос.
— Вы без ума от любви, и я это одобряю, — отозвался Лоран. Но его улыбка померкла. — И всё же вы отказываетесь обсуждать насущные проблемы. Вы ведете себя странно — нервно — с тех пор, как тот вор забрался в дом. Прошу меня простить, но я прекрасно вижу, когда вы что-то скрываете, графиня.
Эвелин мрачно улыбнулась.
— Сначала — вор ночью, потом — Джон Трим, так с чего бы мне не вести себя нервно? — ответила она и направилась мимо него, держа поднос двумя руками.
— Я лишь хочу помочь! — бросил Лоран ей вслед.
Уже на лестнице Эвелин обернулась.
— Лоран, я рассказала бы вам всё, если бы могла, но я не могу. — И с этими словами, подчеркнуто не замечая его тревоги, она поспешила наверх.
Эвелин взяла за правило оставлять дверь в спальню Джека открытой — на случай, если он проснется, когда её не будет рядом, и позовет её. Так было легче его услышать. Подойдя к маленькой комнате, Эвелин бросила взгляд внутрь и увидела, что кровать Джека пуста. Сердце екнуло, Эвелин замялась на пороге и перевела взгляд к окну: Джек стоял там.
Он проснулся, он даже смог подняться! Эвелин пришла в восторг, когда Джек немного обернулся, чтобы взглянуть на неё.
Но радость Эвелин быстро померкла. На Джеке были надеты лишь его рыжевато-коричневые шерстяные подштанники, на его спине сохранялись следы жестоких побоев несколько больших фиолетовых пятен. Глядя на эти синяки, Эвелин ощущала нестерпимую боль.
И всё же растрепанные золотистые волосы спадали на плечи Джека. Взгляд его серых глаз был ясным, острым. Джек был высоким, широкоплечим, невероятно мускулистым — и невероятно мужественным. Он был олицетворением мужской красоты.
Несколько секунд Эвелин восхищенно наблюдала за ним.
— Ты пришел в себя! — наконец тихо произнесла она. Но сердце громко, неудержимо колотилось. Даже во рту пересохло.
— Да, вне всяких сомнений, я пришел в себя, — ответил он еле слышно, без улыбки.
— И ты, должно быть, чувствуешь себя намного лучше, если уже встал с постели.
Его взгляд был таким прямым, откровенным… Джек смотрел на неё так много раз тем вечером, когда они ужинали вместе, и той ночью, когда они стали любовниками.
Джек полностью повернулся к ней, взгляд его серых глаз скользнул от подноса, который держала Эвелин, до её ног, а потом вернулся к её лицу.
— Ты смотришь так, словно никогда не видела меня без одежды.
Эвелин вспыхнула. Войдя в комнату, она поставила поднос на стул, на котором просиживала часы у постели Джека. Она не собиралась отвечать на его замечание!
— Я не знала, что ты уже встал. Ты спал так крепко. Сейчас — три часа.
Неужели его тон был обольстительным? И определенно по-настоящему интимным! А она совсем растерялась и что-то в волнении мямлила. Почему же она так нервничала сейчас?
Казалось, будто они по-прежнему любовники.
Джек бросил взгляд в окно.
— Из этого окна можно видеть на много миль вперед. — Он отвернулся от окна, двигаясь медленно, с особой осторожностью, явно пытаясь избежать любого давления на ребра.
Подойдя к кровати, Джек схватился за спинку у изножья, словно ища опоры. Он вздрогнул и спросил: — Давно я нахожусь здесь?
Теперь их разделяла лишь спинка кровати. Эвелин чутко улавливала мощь присутствия Джека, он словно заполнил собой крошечную комнату.
— Джон Трим привез тебя сюда позавчера, незадолго до полуночи.
Он пронзил Эвелин глубоким взглядом:
— Я смутно помню, как лежал перед трактиром после нападения.
— Трим сказал, что ты потерял сознание почти сразу же после того, как потребовал доставить тебя сюда. Ты помнишь поездку в повозке?
— Нет. — В его взгляде появилась настороженность, глаза лихорадочно загорелись. — С тобой всё хорошо, Эвелин?
— С какой стати, бога ради, ты спрашиваешь обо мне? — встрепенулась она. — Тебя избили, Джек, и, кстати, крайне жестоко.
Он с подозрением сощурился:
— Тогда, как я понимаю, у тебя всё в порядке?
Не до конца понимая, что же Джек имеет в виду, Эвелин медленно произнесла:
— Да, всё в порядке.
Она подумала о вторгшемся в дом злоумышленнике, который угрожал ей, о том дружке Леклера. И решила, что расскажет Джеку об этом происшествии, когда он окрепнет.
— Тебе не стоило вставать с постели! — воскликнула она.
— Я проверял свои силы, — уныло ответил он. — А где мой пистолет? Мой нож?
Эвелин была огорошена. Судя по всему, даже малейшее движение причиняло ему боль. Но Джек волновался, что нападавший вернется, а он не сможет защититься.
— Внизу.
— Не могла бы ты вернуть их? Пожалуйста. — Джек улыбнулся, словно желая смягчить свои слова.
— Ты всё ещё в опасности?
— Я всегда в опасности. За мою голову назначена награда.
Эвелин никак не могла решить, верить ему или нет. Неужели Джек считал, что на него снова могут напасть?