— Так ты не желаешь, чтобы я рассказал твои тайны Уорлоку!
— Я ничего подобного не говорил, — с легкостью солгал Джек, не меняя выражения лица, — но его тоже не стоит информировать.
Трев смерил его долгим, пристальным взглядом. Не вызывало сомнений, что Тревельян пытается понять, почему Джек хочет держать в неведении куратора шпионской сети.
— Продолжай. Даю тебе слово.
— Моя операция в самом разгаре, — медленно произнес Джек. — Я должен убеждать своих французских руководителей в своей искренности, по крайней мере, до конца лета.
— Избавь меня от подробностей, я не хочу знать, чем ты там занимаешься. И как же ты сможешь убедить их в своей преданности? А даже если и сможешь, что будет, когда операция закончится? Что будет, если всё пройдет успешно? Французы узнают, что ты — враг?
У Джека ещё сильнее заболела голова, ведь он сам задавался точно такими же вопросами.
— До сих пор я никогда не подвергал сомнению свою способность лавировать в этой игре. Однако, вполне возможно, что осенью правда выплывет наружу, и за мою голову будут назначены уже две награды.
— Прекрасная перспектива, — невозмутимо заметил Трев, но его голубые глаза вспыхнули гневом. — Лоо-Айленд не будет вечно оставаться безопасной гаванью, Джек.
— Ты волнуешься обо мне? — с притворным весельем спросил Грейстоун.
— Мы ведь друзья.
Посерьезнев, Джек честно признался:
— Я никогда не думал о том, чем рано или поздно может закончиться эта двойная игра. Я был слишком занят, сначала разыгрывая роль французского шпиона, потом — британского агента, одновременно пытаясь избегать и нашего военного флота, и нескольких таможенников, которые время от времени осмеливаются появляться в Корнуолле.
И это было чистой правдой. Поначалу Джек просто помогал Лукасу вывезти одного-двух эмигрантов. Потом Уорлок предложил ему доставить кое-какие сведения из Франции. Выполнять подобные задачи было достаточно легко — до тех пор, пока Джек не решил добывать информацию лично и стать настоящим шпионом. Никогда ещё он не жалел о том, что с головой увяз в этой деятельности. Просто всё его внимание поглощало бегство от того или иного флота, а заодно и от британских властей на британской земле и от французских властей — на территории Франции.
Теперь Джек думал о двух своих зятьях. Оба, Педжет и Гренвилл, шпионили во Франции, и оба сумели закончить эту свою деятельность, оставшись при этом в живых.
И сейчас оба были мужьями и отцами…
— Тебе стоит подумать об этом прямо сейчас, — сказал Трев. — Я хочу помочь. И вот мое предложение. Можно как-то увильнуть от выполнения нынешнего задания, а заодно и от любых дел с республиканцами. В сущности, тогда ты вернешься к своей жизни обычного контрабандиста. Заявишь, что покончил с войной, подобно многим фритредерам.
Джек колебался. В устах Тревельяна всё звучало так просто… Уорлок не позволил бы ему выйти из игры, да и мятежники в Вандее отчаянно нуждались сейчас в британской помощи. Джек много раз встречался с Кадудалем и чувствовал, что просто не может отвернуться от него и его благого дела. И даже после вторжения в бухту Киберон — будет ли он действительно готов капитулировать, отойти от этих военных игр? Ему ведь всего двадцать шесть! Как он будет обходиться без погони, преследования, опасности?
И тут перед мысленным взором вспыхнул образ Эвелин — она одиноко жила в Розелинде с дочерью, нуждаясь в защите, нуждаясь в муже и семье…
— Я не могу выйти из игры сейчас, — тихо сказал Джек. Странно, но он почему-то почувствовал себя неловко.
— Я так не думаю, — отозвался Трев. — А не попробовать ли тебе отойти от дел после этой операции, осенью?
Джек осознавал, что подвергает Эвелин серьезной опасности. Ей требовался кто-то цельный, основательный, кто-то очень похожий на Тревельяна, который шпионил лишь изредка и не был двойным агентом, которого не избивали до полусмерти и любимым людям которого не угрожали.
— Сомневаюсь, что получится. Я твердо намеревался пройти эту войну до конца.
— Это меня не удивляет. А как же Эвелин?
Они обменялись долгими, многозначительными взглядами, и Джек вздрогнул. А Трев добавил:
— Ты можешь поставить Эвелин под удар.
Джек опустил свой стакан и мрачно взглянул на друга.
— Это — последнее, чего я хочу. Насколько ты увлечен ею?
Вскинув брови, Трев безрадостно улыбнулся:
— Я не влюблен, если ты спрашиваешь об этом.
У Джека отлегло от души, хотя ему и не подобало так реагировать.
— Почему нет?
— Я совсем недавно снял траур, — объяснил Трев. — И Эвелин абсолютно точно ещё в трауре. Кроме того, мы старые друзья.
— А когда она снимет траур, ты подумаешь о том, чтобы начать за ней ухаживать? Чтобы предложить ей руку и сердце? Нельзя не заметить, что вы двое идеально подошли бы друг другу.
Тревельян криво усмехнулся.
— На тот случай, если ты не заметил, спешу сообщить: она считает меня другом, а не ухажером. Это ты — её рыцарь в сияющих доспехах, или мне стоит сказать «в проржавевших кандалах»? — Его взгляд стал твердым.
— Думаю, она влюблена в тебя до безумия.
Оставалось только спрашивать себя, действительно ли Трев считал Эвелин такой влюбленной. Джек знал, что ему не стоит так радоваться замечанию друга, но ничего не мог с собой поделать.
— Она говорила с тобой обо мне, Трев?
— Даже если бы и говорила, я ни за что не предал бы её доверие.
— С каких это пор ты стал таким проклятым джентльменом?
— С тех пор, как умерла моя жена, — огрызнулся Трев. И уже спокойнее добавил: — Я усвоил пару уроков. Почему ты приехал сюда? Ты мог бы отправиться во множество других мест, чтобы скрыться там и оправиться после нападения.
— Я тоже волнуюсь за Эвелин. Она может быть в большей опасности, чем я, — мрачно изрек Джек.
— Что, черт возьми, это значит? — вскричал Трев.
— Мои французские хозяева, похоже, думают, что я люблю её. Они ей угрожали.
Трев побледнел:
— Когда?
— У трактира «Черный вереск», — ответил Джек.
Глаза Тревельяна изумленно распахнулись.
— Они угрожали ей, пока били тебя? И теперь они могут использовать её против тебя?
— Они подумывают использовать её, чтобы добиться моей абсолютной преданности, но есть кое-что ещё, гораздо хуже. Эвелин подслушала беседу, предназначавшуюся только для моих ушей и ушей республиканца, с которым я договаривался. Её застукали. И оказалось, что, к несчастью, мой французский друг знал её по жизни в Париже.
Трев выругался.
— Выходит, они угрожают ей, чтобы заставить тебя идти у них на поводу, и она знает то, что ей не следует знать?
— Точно.
— Тебе не стоит оставаться здесь, — вне себя от волнения бросил Трев. — Тебе не стоит снова видеться с ней до тех пор, пока ты окончательно не выйдешь из этих военных игр.
Джек осознал, что он прав. Как осознал и то, что Тревельяну была по-настоящему небезразлична Эвелин, возможно, даже больше, чем он готов был признать.
— Думаю, завтра я буду в состоянии перенести поездку в экипаже. Но ещё я попытаюсь убедить Эвелин вернуться в Фарадей-Холл. В любом случае мне хотелось бы, чтобы ты присмотрел за ней. — Джек не мог заставить себя улыбнуться. На самом деле он очень не хотел просить Тревельяна играть роль защитника и покровителя Эвелин. Естественно, совсем скоро она поймет, что нужно направить свои интересы на наследника барона, а не на контрабандиста с дурной репутацией, скандально известного преступника.
Какое-то время Тревельян молчал.
— Это очень великодушно с твоей стороны, — после долгой паузы сказал он. — И это не нечто легкомысленное, не так ли? Эвелин — не мимолетное увлечение. Ты наконец-то попался на крючок.
Джек вспыхнул:
— Ни на какой крючок я не попался! Я просто не хочу, чтобы она пострадала. Она — невинная жертва всей этой игры, а я просто видеть не могу, как ни в чём не повинные люди, не совершившие ничего дурного, расплачиваются своей жизнью.
— Ты вряд ли будешь в состоянии уехать завтра, — сказал Тревельян после долгой паузы. — Думаю, тебе нужно ещё два-три дня, чтобы оправиться и быть в состоянии выдержать поездку в карете. Однако может уехать Эвелин, вместе с Эме.
Джек сжал кулаки, терзаясь тревогой, которую стоило гнать от себя.
— Это превосходная идея.
* * *
Эвелин в волнении расхаживала по холлу, гадая, о чём же беседуют сейчас наверху. О, как же ей хотелось подслушать этот разговор! Ей до зарезу хотелось знать, что же они обсуждали. Эвелин нисколько не сомневалась, что говорили они о причине нападения на Джека.
И вот наконец-то донесся звук шагов по лестнице, и Эвелин увидела спускавшегося Тревельяна. Его лицо было решительным и мрачным. Он остановился на ступенях.
— Эвелин, не могла бы ты подняться в комнату Джека? Нам нужно кое-что с тобой обсудить.
Тревога захлестнула её с головой. Выходит, с ней хотели поговорить оба? Что им могло понадобиться?
Эвелин выжала из себя жалкую улыбку:
— Конечно, — и бросилась к лестнице.
— Что-то случилось? — осторожно спросила Эвелин, когда Трев посторонился, пропуская её вперед. — На твоем лице написан такой ужас…
Он лишь любезно улыбнулся ей:
— Джек хочет с тобой поговорить, и сразу после этого я уйду.
Эвелин помедлила, испытующе глядя на Трева, но никаких чувств на его лице уже не отражалось. Её тревога усилилась. Приподняв подол бордовой юбки, она бросилась наверх. Трев последовал за ней.
Джек сидел на краю кровати, теперь на нем красовались бриджи не по размеру и столь же бесформенная рубашка. Он держал стакан бренди, но, стоило Эвелин войти, как взгляд Джека тут же устремился на неё. Джек улыбнулся.
И Эвелин сразу поняла: эти двое что-то затеяли.
— С тобой всё в порядке?
Он медленно поднялся:
— Тревельян собирается отвезти тебя и Эме к твоему дяде.
Сбитая с толку, Эвелин встрепенулась:
— Повтори, что ты сказал?