Машин с новыми моторами собирали по 2-4 в месяц, и полк до сих пор не был полностью укомплектован ими. Но лететь на Берлин было нужно, и лететь всеми имеющимися в строю самолётами, всеми 12-ю ТБ-7 и 11-ю Ер-2 с такими же двигателями. Но если «тэбэшка» за счёт меньшей, в сравнении с дизельными М-40, массы мотора при полной заправки баков мог нести 40 стокилограммовых авиабомб, то у Ер-2 пришлось ограничить бомбовую загрузку одной тонной.
Взлёт с аэродрома острова Эзель прошёл нормально. Самолёты не потерялись на маршруте, благодаря установленным на них радиолокаторам, и вышли над морем точно к острову Свинемюнде. Всё-таки не зря Голованов когда-то написал лично товарищу Сталину письмо с предложением обучать лётчиков пилотированию ночью и в условиях плохой метеообстановки! От побережья повернули на юг, в сторону Берлина.
По пути несколько раз в небо поднимались световые столбы прожекторов, но до высоты 11 километров, на которой летели советские самолёты, они попросту не добивали. Не было и никакого противодействия зенитной артиллерии. Скорее всего, их принимали за группу самолётов Люфтваффе, возвращающуюся на свой аэродром.
Берлин раскинулся внизу огромным световым пятном. Никакой светомаскировки! И хотя с такой высоты рассеяние бомб окажется очень, очень большим, при таких размерах цели это абсолютно некритично. Три коротких тоновых сигнала по радио, и стокилограммовые «подарки Гитлеру» пошли вниз из раскрывшихся бомболюков. Почти шестьсот штук! Самолёт, освободившись от четырёх тонн груза, стал набирать высоту, и пришлось скорректировать его курс рулями
Голованов уже развернул машину на обратный курс, когда внизу, тут и там, начали вспухать огоньки бомбовых разрывов. Много, очень много! А вот и две наиболее ярких вспышки, ставящие точку в успешном налёте на Берлин: два замыкающих Ер-2 несли не десяток стокилограммовых бомб каждый, а по одной, весящей почти тонну, новейшей бомбе объёмного взрыва. И, если судить по вспышкам их взрывов, сейчас в местах падения этих бомб очень жарко! Вовсе не -45, как в кабине самолёта командира 212-го дальнебомбардировочного авиаполка особого назначения.
— Передавай закрытой связью, — приказал подполковник радисту. — Находимся над Берлином. Задание выполнено. Возвращаемся.
Ещё одно просто неоценимое нововведение наряду с радиолокаторами, ещё и умеющими отличать свои самолёты от чужих. Коробочка с клавишами, как у пишущей машинки, самостоятельно шифрующая любой текст и транслирующего шифровку на радиопередатчик. Причём, для замены шифра надо всего лишь поменять в специальном гнезде крошечную, размером с ноготь, пластинку. Как говорят секретчики, даже если такая машинка попадёт в руки врагов, они не смогут воспользоваться этим шифром, а при попытке вскрытия коробочка сгорит от заложенного внутри термитного заряда. Сами же пластинки-ключи меняются раз в неделю, а то и чаще. Удобно: никакой возни с шифровальными таблицами, просто набирай текст, а техника всё сделает самостоятельно.
Да и радиостанции на самолёты теперь ставят совсем не те, что ещё в Финскую войну. Мощные, лёгкие, надёжные, не требующие от радиста цирковых номеров с постоянной подстройкой вечно «уплывающей» частоты, с прекрасным качеством передачи и приёма звука. Голованов хоть сейчас мог бы связаться с аэродромом и передать тот же текст «голосом», но нарушать режим радиомолчания в данном полёте разрешалось только в исключительных случаях.
Внизу, наконец-то, отключили электричество, и Берлин погрузился во мрак, нарушаемый лишь отблесками множества пожаров.
К острову Эзель тоже вышли точно. И тоже благодаря новому прибору, установленному у штурмана и называющемуся «радиопривод». Он позволяет вычислять курс на заданную точку, пользуясь известными частотами трёх-четырёх мощных радиостанций. И то, что для выполнения этого задания полк Голованова использовал для наведения на цель частоту берлинского радио, уже стало поводом для шуточек штурмана:
— Знал бы Гитлер, что сам Геббельс нам помогает разбомбить его логово!
Волнения Александра Евгеньевича закончились, едва последний самолёт зарулил на стоянку. Волнения, но не заботы: уставшим, промёрзшим в негерметичных кабинах экипажам теперь можно и отдыхать, а ему, нахлебавшемуся вволю обычной воды (кислородная маска, без которой высотный полёт просто невозможен, очень сушит горло), ещё писать рапорт о выполнении важнейшего правительственного задания.
Замполит полка, поднявший Голованова, «ни свет, ни заря», в три часа дня, явно пребывал в приподнятом настроении.
— Поздравляю с присвоением очередного воинского звания «полковник», Александр Евгеньевич! Про нас даже «Совинформбюро» сообщило, — достал он листок бумаги, на котором было что-то написано от руки. — Вот. «8 августа советская авиация успешно бомбила Берлин. В результате бомбёжки возникли пожары и наблюдались взрывы. Все наши самолёты вернулись на свои базы без потерь». А немцы, как всегда, врут. Их радио сегодня брехало, что «в ночь с 7 на 8 августа крупные силы английской авиации, в количестве 150 самолётов, пытались бомбить нашу столицу… Из прорвавшихся к городу 15 самолётов 9 сбито».
— Значит, надо готовиться к новому вылету, — всё ещё хриплым голосом объявил Голованов.
Глава 42
— А что нам скажет товарищ Жюков?
Андрей Мокшанцев, контролирующий видеозапись заседания Госкомитета Обороны, чуть не расхохотался: вождь явно недавно посмотрел какой-то из советских фильмов о войне, где он выступает одним из персонажей.
И вообще в общении ему Сталин очень нравился. Всегда сдержанный, очень умный, умеющий «схватить» проблему буквально на лету, но никогда не рубящий с плеча, предпочитающий тщательно обдумать проблему и выслушать мнения других перед тем, как принять решение. Но если уж он его принял, то нужно проявить просто титанические усилия, чтобы заставить поменять оное. Нет, не твердокаменный, какого даже теоретически нельзя заставить признать его неправоту, а способный это сделать лишь под влиянием железобетонных аргументов.
Нет, никакой не тиран-самодур. Мнения, отличные от его собственных выслушивает охотно, если они не лишены здравого смысла. Кажется, ему даже доставляет это удовольствие, но только в плане познания новых граней проблемы. И очень требователен к уже данному слову, хоть своему, хоть чужому.
Не лишён чувства юмора. Очень не лишён! Да даже хотя бы взять эту фразу, обращённую к Георгию Константиновичу с акцентом и тоном актёра, сыгравшего «Отца Народов»! Но только в случаях, когда у него хорошее настроение.
А настроение у Иосифа Виссарионовича сегодня, кажется, неплохое: уже полтора месяца идёт война, но ситуация развивается не в пример лучше того, как было в реальности Мокшанцева.
— Ситуацию, складывающуюся на сегодня в зоне ответственности Западного фронта, можно смело охарактеризовать как стабильную. Войска Группы армий «Центр», действующие против фронта, надёжно увязли на главном стратегическом рубеже нашей обороны, проходящем по линии укрепрайонов вдоль старой границы. Бои в её стратегическом предполье вымотали и обескровили немецкие дивизии, и немецкое командование было вынуждено взять оперативную паузу, чтобы пополнить их живой силой и техникой. По данным радиоперехватов, в ходе этих боёв Группа армий потеряла убитыми и ранеными до половины личного состава, до двух третей авиации и не менее половины танков. На настоящий момент в зоне ответственности фронта Группа Армий «Центр» собственными силами не в состоянии провести более или менее серьёзную наступательную операцию.
— А с привлечением сил, снятых с других направлений? Например, с северного. Или, скажем, сконцентрировав собственные силы для её проведения.
Жуков на секунду задумался.
— Да, такое возможно, товарищ Сталин, — признал он. — И поворот на юг части сил Группы армий «Север» является наиболее перспективным для противника, если его командование откажется от нанесения ударов по трём направлениям — на Ленинград, Москву и Юг Украины — а сконцентрируется на каком-нибудь одном.
В ходе боёв в стратегическом предполье именно Группа армий «Север» продвинулась дальше всего, полностью заняв территории бывших Литвы и Латвии нынешней Прибалтийской Автономной Советской Социалистической Республики, и выйдя к Пярну, Чудскому озеру, Пскову и Опочке. Ситуация сложилась так, что немецкие войска нависают с севера над позициями Западного фронта.
Хотя на Украине Группа армий «Юг» и вышла на линию Овруч — Житомир — Винница — Могилёв-Подольский, но от удара с юга силы фронта защищает так называемая «Припятская проблема». В то время как, отложив прорыв к Ленинграду, Группа армий «Север» вполне может произвести перегруппировку и попытаться обойти Минск с востока. На месте генерала фон Лееба я так бы и поступил.
— Тогда почему вы считаете фон Лееба глупее себя?
— Никак нет, товарищ Сталин, не считаю. Мы внимательно отслеживаем ситуацию на своём правом фланге, и до сих пор не заметили никаких признаков изменения немецким командованием направления ударов, предписанных Планом «Барбаросса». Не исключаю, что у генерала фон Лееба мысли о подобном ударе могли возникнуть, но он, в первую очередь, обязан исполнять указания ОКХ. Из Берлина же требуют от командующих Группами армий продолжать движение на Ленинград, Москву и Юг Украины.
— Допустим. А допускаете ли вы возможность совместного удара Второй и Третьей танковых групп с целью прорыва нашего Главного стратегического оборонительного рубежа?
— Для этого потребуется объединить группы Гота и Гудериана под командованием кого-то одного из них. Поскольку обе группы понесли очень серьёзные потери в ходе боёв в стратегическом предполье. Гот — в боях в районе Гродно и Вильно, Гудериан — в районе Кобрина и Барановичей. Теперь оба зализывают раны, лишь оказывая поддержку пехоте в ходе боёв местного значения на линии Главного стратегического рубежа нашей обороны, насыщенного противотанковыми средствами. И даже объединение их танковых групп не гар