Лариса задумалась:
– Кто же… Погоди, кажется у нее был брат. Да, точно. Мы с ним даже пару раз пересекались и у меня был номер его старого телефона. Подождешь немного?
Будто у меня был выбор. Лариса отсутствовали минут пять. Пока она искала старую записную книжку, я с тоской слушала нарушаемую редкими звуками тишину в ее квартире. Вот кто-то тяжело прошел, видимо остановился недалеко от аппарата, что-то спросил. Слов я не разобрала, но тембр, интонация голоса показались неприятными, капризно злыми. «Ты не знаешь», – Ларисин голос, наверное она отвечала на вопрос по поводу моего звонка. Мужу? Странно было даже представить, что у Ларисиного мужа может быть такой недовольный, брюзжащий голос. Так ли все хорошо в ее семейной жизни, как она старается представить? Впрочем, совершенно определенно – никто из нас, ни я, ни даже Лешка об этом никогда не узнает. Свойству некоторых, очень немногочисленных людей держать свои проблемы при себе всегда отчаянно завидовала. Во мне никакая, ни хорошая, ни плохая информация не задерживалась. Я не была женщиной-загадкой, все мои тайные страстишки, слабости, неудачи были достоянием если не широкой публики, то уж близких и друзей точно.
– Настя, к сожалению, я не могу найти свою записную книжку. Она куда-то пропала, – расстроено призналась Лариса, – но ты погоди, я постараюсь кого-то вспомнить… Как жаль, в этой книжке были все, совершенно все старые телефоны.
Она вздохнула и извиняющимся голосом добавила:
– Может быть через деканат?
– Ты думаешь? – усомнилась я.
– Конечно, там должны быть телефоны ее однокурсников. Только…. – она помялась.
– Что?
– Понимаешь, я не знаю ее фамилии.
– Вот те раз, как же я тогда узнаю про нее?
– Но имя редкое. Может быть, тебе повезет? А хочешь я сама попробую разузнать? А?
С радостью перевалив на любезно подставленные плечи Ларисы хотя бы малую часть забот, я распрощалась с ней. Возможно мне показалось, но Лариса звучала очень испуганно. Переживание за Лешку было бы вполне естественным с ее стороны. Но почему она боится? Какое право она имеет бояться?
На всякий случай мы решили проверить все имеющиеся в наличии варианты. Сидя на вытертом ковре в гостиной, мы тщательно, страницу за страницей, изучали Лешкин ежедневник, который он то ли случайно, то ли специально забыл дома. Почти сразу после Нового года Лешка перебрался ко мне. В его прежней квартире мы затеяли ремонт, но за недостатком финансирования, пришлось проект заморозить. Сейчас там царил полный разгром, а все свои личные вещи, включая архив, он перетащил сюда, забив огромную кладовую и антресоли. О том, чтобы перелопатить все бумаги, не могло быть и речи. Имелся еще небольшой загородный дом, но там Лешка никогда не держал никаких документов. Даже компьютера стационарного не было, привозили с собой ноутбук.
– Так, П. Краморенко это кто?
– Ой, это клиент, точнее отец клиентки. Мимо, Гриш, мимо, дочке десять лет, у нее повышенная тревожность после аварии, зауряднейший случай. Но Лешка обещал привезти ему из Канады какое-то лекарство.
– Да, точно, вот тут стоит пометка. А Варенникова?
– Это тетя Поля, соседка его. Она за квартирой присматривает. Он ей звонит регулярно.
– Мимо. А Огурцовы?
– Анекдот. Семья одна. Леша на них кандидатскую сделал. Редкие психи. Но совершенно мирные для окружающих. Их деструктивная энергия, как говорит Лешка, направлена на создание максимально приемлемой для них атмосферы в доме, то есть невыносимой.
– Сложно то как.
– Ага. Они, знаешь, настолько поглощены друг другом, что ни на что другое времени у них нет. Враждуют с утра до вечера. Сейчас у них видимо сезонное обострение. Пятеро детей, между прочим.
– Ладно, поехали дальше. Кто такая Лариса? Ага, это подружка его, дальше. Генрих.
– Генрих? Он его даже в ежедневник занес? А ну дай сюда.
Точно. Среди прочих имен и фамилий, с владельцами которых Лешка собирался пересечься тем или иным образом в ближайшее время, стояло имя и моего экс любовника. Зачем интересно он его записал? Ни телефона, ни адреса рядом с именем не было. Неужели все-таки Соболев?
Генрих отозвался на первом же звонке.
– Ну господи, кому еще не терпится? Анастасия, ты почему так поздно? Что ты себе позволяешь?
– Я себе позволяю? Сбавь обороты. И не бросай трубку, это не в твоих интересах. Кто тебе там так поздно названивает?
– Не твое дело. У меня семья, у меня свои дела и заботы. Не понимаю, чего ты добиваешься.
– Внятных и правдивых ответов. Еще раз повторюсь – этот разговор в твоих интересах.
Видимо, Генрих, ко всем его прочим достоинствам, был еще и труслив. Через полчаса он зайчиком маячил у моего подъезда. В противном случае я пообещала сама нанести ему визит, благо примерный адрес у меня был.
– Нет, я не понимаю, на каких основаниях ты вторгаешься в мою жизнь и наводишь там полный хаос, как, впрочем, тебе всегда было свойственно. Не понимаю. Может быть, вы мне объясните? – обратился он к Гришке.
– Сейчас объясним, – легко согласился Гришка, и кинув на стол веером фотографии, с вызовом посмотрел на Соболева, – ну?
– Да что вы тут нукаете? – не унимался Генрих, – вы меня уже одолели с этими снимками. Постойте, постойте…
Генрих вдруг пристально вперился в неприличные кадры и крякнул. Видимо, узрел там что-то неожиданное для себя. Радость узнавания ненадолго мелькнула на его лице и уступила место крайне озадаченному выражению.
– Но… как?
– Что как?
– Как эти фотографии попали к вам? Что это значит?
– Они вам знакомы? – Гришка на всякий случай подошел поближе к Генриху и заглянул ему прямо в лицо. Тот словно и не заметил.
– Знакомы? Хм… да, в некотором роде. В некотором роде знакомы.
Он вдруг принялся суетливо сгребать фотодокументы в кучу. Сгреб, прикрыл их руками, чуть ли не упал на них грудью, как на амбразуру вражеского пулемета.
– Откуда у вас эти фотографии? – заорал он.
– Вы тут это, не орите, соседи перепугаются, – утихомиривал его Гришка, – судьба фотографий вам известна. Это вы изображены во всей красе?
– Я, – скромно признался Соболев, – но это какой то монтаж. Вот ее, – он ткнул в меня растопыренной пятерней, – там не было!
– А кто же там был? – удивилась я. Ну Генрих, ну дает.
– Другая женщина, – отрезал Генрих, – это фото из моего личного архива. Я не понимаю, каким образом вам удалось их заполучить, но если вы решили меня шантажировать, то это бесполезно. Бес-по-лез-но!
Выпроводив Генриха, мы без сил упали на диван. Как мы ни пугали старого греховодника, он не открыл нам новых подробностей. Сказал лишь, что его личные архивы каким то образом использовали в неведомых ему целях. Вырезали со снимков его партнершу и вклеили туда совсем постороннюю женщину. Может меня, может просто на меня похожую дамочку.
– Вам это не приходило в голову? – издевательским голосом спросил Генрих на прощанье, – не так уж трудно сделать такой монтаж.
И все-таки, зачем Лешка занес Генриха в свой блокнот? Планировал с ним поговорить по-мужски? Набить ему морду. Нет, кто угодно, но не Лешка. А вот имени Элина в блокноте не было. И короткого китайского прозвища Ли тоже…
– Насть, давай чайку, а?
С трудом собрав себя в кучку, я попыталась встать. Мог бы и сам между прочим – чайку. Но видимо Гришка рассудил, что мне любым способом надо отвлечься. Я добралась таки до кухни, нашарила выключатель и согнав Риту с полки, попыталась понять – какой именно чай заварить? У меня был фруктовый, зеленый, гранатовый, мате и только обычного черного почему-то не было. А Гришка пьет именно черный, до густоты заваренный напиток. Пошла к соседям.
Петуховы в это позднее время не спали. Аннушка корпела над толстенной домовой книгой, куда вписывала все доходы и расходы, ее драгоценный Петюня пригорюнился у телека. Детки сидели по своим норкам, откуда доносились звуки трассирующих пуль и предсмертные вопли героев компьютерных игр. Лепота. Именно так, кажется, представляют счастье авторы любовных романов. После долгих скитаний, после лишений и испытаний герои селятся в тихом месте, рожают детей и уж более не привлекают к себе внимание. Кому интересно чужое однообразное благополучие?
– Чаю дашь? – спросила я нахмуренную Аннушку, что у нее не сходилось в подсчетах.
– А тебе какого? У меня есть фруктовый, зеленый, гранатовый…
– Мне черного.
– А черного нет. Закончился, Насть, ты представляешь, у нас все моментально заканчивается. Остается только то, что мы не любим.
– Зачем покупать то, что не любишь?
– Ой, не морочь мне голову. Что случилось то? Лица на тебе нет.
– Лешка пропал, – ответила я коротко, скрывать сейчас что-то, пристраивать на лицо выражение спокойствия и невозмутимости сил не было. Словно в отместку за их неподходящее моему моменту благодушие, решила была откровенной.
– То есть как пропал? Ты что, Насть? – не поверила Аннушка.
– Так и пропал.
– Ой, Насть, что же делать то? Ты в милицию обратилась? А?
Я была благодарна Аннушке, что она и на секунду не допустила мысли о том, что Лешка мог пропасть по собственной инициативе. Да и как такое можно было предположить про Лешку? Добропорядочный зануда, он был самым честным человеком из всех, кого я знала. Он мог что-то скрывать от меня, он даже в принципе мог врать мне и все равно он был самым честным. Я точно знала, что если когда-нибудь он соберется меня бросить, я узнаю об этом первая и без мучительного ожидания.
– Обращалась. Гришка, точнее, обращался.
– Петька, Петь, да иди же сюда, – загомонила соседка, – Петь, Лешка пропал!
– Иди ты, – Петька тоже не сразу поверил в такое, –Ну погоди, сколько времени прошло? Он что, он где пропал то?
– Да не знаю я, ничего не знаю. Вечером пропал, а где, не знаю.
– Во дела… Настюх, нужна какая то помощь? – взял сосед быка за рога.
– Да нет, Петь, спасибо. Пока не надо, мы по своим каналам проверяем.