– Когда вы собираетесь в Москву? – поинтересовался серенький, доставая из кармана записную книжку и авторучку.
– Самсонов теперь вроде бы за границей, вернется после Нового года. Ракита мне сразу сообщит.
– После контакта с Ракитой немедленно выйдете со мной на связь. – Что-то пометив в записной книжке, Куратор закрыл ее и спросил: – Что у нас с вами еще?
Солоник начал издалека. Посетовал на то, что теперешнее его положение достаточно шаткое. Поездки в Москву, ликвидации для человека, за которым охотятся едва ли не все спецслужбы России, ставят под удар сами операции. А потому неплохо бы изменить внешность.
– Пластическая операция? – Собеседник мгновенно понял, куда гнет Саша.
– Да, хотя бы незначительная.
– Вы собираетесь сделать ее в Москве? – поинтересовался Куратор.
– Я еще так конкретно не думал об этом. – Македонский старался по выражению его лица определить реакцию.
Тот раздумывал недолго. Действительно, заказчикам исполнений безразлично, какое лицо будет у киллера, какие глаза, форма носа и цвет волос. Главное – результат, главное, чтобы великий и ужасный Солоник оставался под их контролем. Если пластическая операция пойдет на пользу дела, почему бы и не дать на нее добро?
– И все-таки: когда именно вы хотели бы ее сделать? – выпустив густое облако табачного дыма, спросил собеседник.
– Наверное, через месяц или чуть раньше. Но для этого мне потребуются другие документы с другими фотографиями.
– Мы об этом подумаем, – уклончиво ответствовал Куратор. – Мысль интересная, но, сами понимаете, сейчас я не могу вам сказать ни «да» ни «нет». Пока ничего не предпринимайте самостоятельно. И еще один вопрос... – Серенький извлек из атташе-кейса сложенную вчетверо газету, развернул ее...
Скосив глаза, Македонский заметил огромную, на четверть полосы фотографию: интерьер комнаты и окровавленные тела на полу в осколках стекла, стреляные гильзы. На другом фотоснимке – крупным планом автомат Калашникова.
– Это уголовный авторитет Резо Балквадзе, проживавший тут под фамилией Константинопулос, и его телохранитель Мамука Сулаквелидзе. Три дня назад оба расстреляны неизвестным. Греческая полиция уверена, что на такое способна лишь русская мафия. – Сделав паузу, Куратор продолжил: – А вы что об этом скажете?
Солоник пожал плечами.
– Я его не знаю и никаких дел с ним не имел. Какой смысл мне конфликтовать с ними?
– Вот и я думаю, что никакого... – Серенький убрал газету в атташе-кейс. – Может быть, греки и правы в том, что их ликвидировали свои же. Наверное, что-то не поделили.
– Все может быть, – вздохнул Македонский.
– Ну всего вам хорошего, Александр Сергеевич, – произнес Куратор и протянул руку для прощания.
Беседа с Валерием Горчаковым проходила в Лагонисе, на вилле Солоника. По мнению хозяина виллы, роскошная обстановка должна была поразить воображение охранника кафе, еще недавно ночевавшего на скамейках в парке. Сумма, которую Саша намеревался предложить за исполнение роли своего дублера, должна была быстро склонить его к положительному ответу.
Македонский был краток и предельно конкретен: он человек серьезный и занятой, в силу различных обстоятельств вынужден бывать не всегда там, где хочется, и общаться с теми людьми, которых и видеть-то неприятно. Времени на личную жизнь практически не остается, а потому неплохо бы раздвоиться, что ли. Вот если бы он, Горчаков, согласился на какое-то время сыграть его, Сашу... Ну, вроде того, как актеры играют других людей.
– Говорят, двойники были и у Гитлера, и у Мао Цзэдуна, и у Ким Ир Сена, – с веселым смехом закончил свои объяснения Солоник. – Завидую им: не надо выслушивать неумных славословий, комплименты, не надо согласно кивать в ответ на очевидные глупости. Плюс куча свободного времени, которое можно потратить с куда большей пользой.
Валера не отвечал, опустив голову, и Саша не смог прочитать в его взгляде озабоченность и настороженность.
А Солоник продолжал:
– Внешне мы очень похожи. Правда, ты чуть полней, но думаю, диета, бассейн и тренажерный зал быстро приведут тебя в норму. Короче, у меня конкретное предложение: будь моим дублером.
– Как долго? – спросил Валера, прикидывая, сколько ему могут предложить за такую работу: больше пятисот долларов или все-таки меньше.
– Ну, где-то с полгода, может быть, и больше. За все про все – пять тысяч долларов.
– Сколько?! – воскликнул Горчаков, опасаясь, что он ослышался.
– Пять тысяч долларов в месяц, – спокойно повторил Солоник. – Кроме того, переедешь ко мне, будешь жить на всем готовом. Правда, иногда будешь ездить туда, куда я скажу, и делать то, что я скажу. Несложная работа – правда?
Валера промолчал, и Саша понял, что тот колеблется. Достав из внутреннего кармана пачку стодолларовых купюр, перевязанную аптекарской резинкой, Македонский выложил ее перед собеседником.
– Правда, придется поработать. Сделаем тебе небольшую пластическую операцию, обучим двигаться и разговаривать так, как я, подготовим тебе документы. Смотри, тут – три штуки. Это – задаток. Итак, твое слово?
Горчаков молчал. Предложение стать дублером выглядело чрезвычайно заманчиво. Пять тысяч долларов в месяц были в Валерином понимании огромной, фантастической суммой. Но очевидным являлось и другое: «бизнесмен Саша» никак не походил на человека, готового выбрасывать деньги на ветер. То, что эти деньги надо будет как-то отрабатывать, а не просто ездить, куда укажут, и говорить, что укажут. Все это не вызывало сомнений.
Солоник аккуратно придвинул купюры ближе к собеседнику.
– Так что?
– Я согласен, – тихо произнес тот. – Но ведь потом я смогу вернуть первоначальную внешность?
Пластическая операция, изменение внешности пусть даже на короткий срок – вопрос более философский, нежели медицинский и косметический. Люди, решившись на это, мало задумываются о сути проблемы.
Отказаться от собственного лица – то же самое, что отказаться от собственного «я». Ни к чему иному человек не привыкает так сильно, как к себе самому, потому что никого так сильно не любит, как самого себя.
Тем не менее Горчаков согласился. Во-первых, странный московский «бизнесмен» заверил, что изменения лица не станут необратимыми, что со временем все можно будет восстановить; во-вторых, сумма пять штук долларов в месяц показалась недавнему постояльцу дешевых пирейских ночлежек воистину фантастической. Он за свою жизнь никогда не держал в руках таких денег.
Видимо, Саша уже все заранее продумал. У него был на примете косметолог-визажист. Господин Тодор Минчев, выходец из Софии, осел в Афинах еще в конце восьмидесятых. В свое время этот человек окончил медицинский институт, отлично разбирался в косметологии, десять лет проработал ведущим художником-гримером в Болгарском национальном театре и даже неплохо говорил по-русски. Короче говоря, ничего лучшего тут, в Греции, подыскать было нельзя.
Спустя несколько дней после беседы на вилле белый джип «Тойота» остановился у дома господина Минчева, и два человека, похожих друг на друга, вышли из машины.
Господин Минчев – низенький, плюгавенький старичок с обширными залысинами и брюшком, что делало его похожим на героя французских кинокомедий де Фюнеса, – судя по всему, был уже в курсе. Провел на кухню, угостил кофе и, поставив перед гостями пепельницу, долго и внимательно всматривался сначала в Солоника, а затем – в Горчакова.
– Ну, это не самое сложное, что я могу сделать, – не без затаенной гордости произнес он. – Вы действительно довольно похожи. Потребуется, конечно, небольшая коррекция. – Минчев подошел к Македонскому, с профессиональной непринужденностью провел пальцем по его подбородку, крыльям носа, ушам. Затем то же самое проделал с Горчаковым. – Думаю, больше двух сеансов не потребуется. Я только одного не могу понять – кто на кого должен быть похож?
– Он – на меня, – пояснил Солоник.
Визажист поднялся, вновь подошел к Валере и, взяв того за подбородок цепкими пальцами, повернул его лицо в профиль, на свет. Затем то же самое проделал и с Македонским.
– Очертание носа, подбородок, надбровные дуги почти что совпадают. А то, что не похоже, сгладит силикон. Волосяной покров также похож. Правда, у вас, – Минчев провел рукой по шевелюре Валеры, – волосы чуть светлей, да и прическа другая. Но это не страшно, у меня есть парикмахерский инструмент и соответствующий краситель.
– Когда приступим? – поинтересовался Саша, следя за движениями хозяина.
– Да хоть сейчас. Первый сеанс не займет много времени – часа три, не больше.
Спустя несколько минут они уже находились в небольшом кабинете, пропахшем лекарствами, химикатами, в частности карболкой. Зеркала в человеческий рост отражали стеклянные шкафчики с препаратами и инструментами.
– В прошлый раз я просил вас захватить с собой свои фотографии, – напомнил визажист Солонику.
Тот с готовностью протянул пачку снимков.
Минчев прикрепил фотоснимки к специальному стенду, усадил Горчакова под перекрестным светом двух мощных галогенных ламп и очень долго – наверное, минут десять – всматривался в потеющее от жары лицо Валеры. Время от времени он переводил взгляд на фотографии.
– Не напрягайте мышцы лица, – произнес хозяин кабинета сквозь зубы. – Не зажимайте рот, не морщите лоб. Откиньтесь на спинку стула, расслабьтесь, держитесь естественней.
Взяв маркер, визажист быстрыми движениями раскрасил лицо Валеры в четыре цвета. Затем полез в ящик гримерного стола и достал растрепанную книгу, раскрыл ее посередине.
Стоявший рядом Солоник обратил внимание на иллюстрации – несколько рисунков человеческих черепов, чьи-то лица с отмеченными разными цветами частями: щеки, лоб, нос, подбородок, шея...
В руках гримера вновь оказался маркер, которым он нанес на лицо клиента что-то вроде боевого папуасского рисунка. Еще несколько минут прошли в томительном созерцании лица Валеры под перекрестным светом двух ламп.