Солгала, умолчала, а всё что он услышал при знакомстве с Осиповыми, вполне потянет на предательство. Не простит, – я это понимала.
– Мы уезжаем! – рявкнул папа и, ткнув пальцем в сторону Сашиного отца, пророкотал: – Немедленно!
– Останьтесь хоть до утра, – попросил Осипов старший и, виновато посмотрев на меня, обречённо добавил: – Понимаю, что подобное так сразу не забудется, но… Я сам позвоню Потапову. Всё объясню. Он взрослый и рассудительный мужик, должен же понять.
– Стоп! – я поспешила вмешаться, чувствуя, что, если не остановлю поток желающих помочь, ситуация усугубится. Хотя куда уж хуже… Встав с дивана, скрестила руки на груди и, обведя всех присутствующих убийственным взглядом, строго проговорила: – Никто никому звонить не будет. И что-то там объяснять тем более. Вы правильно заметили… Стас – взрослый мужчина. И я, к слову, тоже не подросток.
– Доча, мы же… – заворковала мама, но я подняла руку, решив поставить жирную точку.
– Вы не будете вмешиваться и влиять на мою жизнь, – пророкотала глухо и, повернувшись к мужчинам, подытожила: – Спасибо за всё, но… Мы уезжаем. Немедленно!
Папа сдержанно улыбнулся и, подойдя ближе, обнял. Притянул к груди, а я, устав бороться с эмоциями, разревелась в голос. Папа гладил по голове и, покачивая из стороны в сторону, тихо вздыхал.
Слова не требовались, а буквально через минуту чета Осиповых тактично покинула номер. Папа увлёк меня к дивану и, усадив, налил стакан воды. Маму одарил многозначительным взглядом и, кивнув в сторону спальни, строго распорядился:
– Иди собери её вещи. Выезжаем через пять минут.
Немного успокоившись, я умылась и, накинув пуховик прямо поверх вечернего наряда, поспешила покинуть место крушения моих надежд. Чувствовала себя, словно разом постарела лет на десять. Всю дорогу до аэропорта по сторонам практически не смотрела, с головой погрузившись в процесс самокопания.
В самолёте наши места оказались рядом. Предчувствуя у мамины запоздалый приступ чрезмерной заботы, сразу же после взлёта я благополучно притворилась спящей. Какое-то время меня никто не трогал. Родители переговаривались громким шёпотом, продолжая спорить на злободневную тему.
Я не выдержала первой…
– Может, уже хватит? – заворчала недовольно и, зыркнув на притихших родителей, вздохнула: – Все по-своему виноваты и правы. Какой смысл ворошить?
– Доча, ну, может быть, ты зря не хочешь попробовать… – сбивчиво начала мама и, потупив взгляд, попыталась намекнуть: – Станислав, скорее всего…
– Нет! – я рявкнула так, что с соседних кресел на нас возмущённо зашипели.
– Закрыли тему, – подытожил папа и, хлопнув рукой по бедру, безапелляционно добавил: – Но с аэропорта ты едешь с нами. Побудешь немного дома, так и нам спокойнее и тебе веселее.
– Хорошо, – кивнула я, мысленно радуясь, что ближайшие дни мне не придётся вариться в своих мыслях в гордом одиночестве.
В аэропорту нас почему-то задержали у одной из стоек. Папа ворчал, мама возмущалась, а я просто ждала, когда уже закончится этот длинный день. Один из худших дней в моей жизни.
– Всё, забираем багаж и домой, – прорычал папа, убрав документы в карман.
Имея при себе только ручную кладь, родители немного отстали, а я прошла в зал выдачи багажа и, уставившись на опустевшую транспортную ленту, прицыкнула языком и покачала головой.
– Ещё и багаж потеряли. Да сколько можно?..
Даже глаза закатила, обращаясь куда-то наверх и взывая к тому, кто решил вывалить на меня вагон неприятностей в один заход. Но высказать всё что думаю о сегодняшнем дне, не успела.
Раздался тихий гул, и багажная лента начала своё движение. Родители только подошли и спокойно ждали, когда я заберу вещи, зевая и жалуясь друг другу на усталость.
Сначала охнула мама, а следом хохотнул папа… Обернувшись к отверстию, откуда должен был появиться чемодан, я округлила глаза и, нахмурившись, шагнула ближе.
Первым выехал букет алых роз. Такой огромный, что папе пришлось немного помочь мне.
Следующим показался плюшевый медведь, ростом почти с меня.
Начиная понимать, чьих рук это дело, я засмеялась и заплакала одновременно.
Очень боялась, что ошиблась в своих догадках, но…
Виновник необычного представления появился последним. Сидя на ленте, Потап не сводил с меня прищуренных глаз. Поравнявшись со нами, спрыгнул с подвижного насеста и, протянув мне маленькую бархатную коробочку, улыбнулся.
– Лен, выходи за меня замуж, – попросил заметно охрипшим голосом, а я повисла у него на шее, разрыдавшись уже от счастья.
– А как же твоя любовь к пышкам? – поинтересовалась вкрадчиво и, отстранившись, замерла в ожидании ответа.
– Это устаревшая информация. Я люблю тебя, моя булочка. Люблю и никому не отдам.
ЭПИЛОГ
Потап
Реветь в три ручья, несмотря на грозный вид и внушительные габариты?.. Ну, собственно, умею, практикую. И каждому мужику, каким бы мужественным он себя ни мнил и ни транслировал, искренне желаю пережить такие же всепоглощающие эмоции.
Когда впервые держишь на руках орущий комок, созданный в любви с женщиной, которую ждал всю жизнь, не стыдно и слезу пустить. И по хрен, что на меня, раскисшего и поплывшего от умиления, пялится ухмыляющаяся бригада медперсонала. Уверен, они и не такое видели…
Моя Ленка молодец, хоть и упёртая стала, как… а даже и сравнить-то не с кем. Моя уникальная. Сказала, что рожать будет сама, и хоть ты ей по лбу тресни. Никого слушать не стала. Ни предупреждения врачей о том, что сынок крупноват, ни моё ворчание не возымели должного эффекта.
Может, и пожалела… Пока вытуживала нашего богатыря, измучилась знатно. И я вместе с ней. На родах присутствовать не планировал, но при очередной перепалке пригрозил, что пойду туда, если она не согласится на кесарево. Дебил, прости господи.
Жёнушка будто этого и ждала. Расплылась в хитрющей улыбке и заверила, что своего решения не поменяет, даже если я сам приму ребёнка. Манипуляторша…
Вот кто меня за язык тянул?.. И ведь пошёл на роды, стараясь не подавать вида, что боюсь до усрачки. Ленка стонала и тужилась, а я ловил себя на мысли, что пыхчу ей в поддержку как паровоз. Переживал за мою малышку. Маленькую, пухлую и вредную девчонку.
Сам виноват…
После запоминающегося предложения сразу же забрал ее и жестко разграничил влияние её родителей на нашу жизнь. Пришлось аккуратно провести беседу с ними и хорошенько вправить мозги моей Ленуське.
Пусть и со скрипом, но постепенно доказал ей опытным путём, что любить её можно не за что-то, а просто потому, что она уникальна. Извиняться должна уметь не только она, но и те, кто пытался самоутверждаться за её счёт. Испытывать чувство вины – это нормально, но зацикливаться на этом, не пытаясь решить проблему, бесполезно.
Поженились мы уже через месяц, и первые полгода Лена продолжала работать моей помощницей. Сама захотела, а я не стал спорить, чтобы поддержать её решение и не давить. Прессинга ей и до меня хватило…
Не скажу, что испытывал дикий восторг, наблюдая, как жена в очередной раз пытается доказать окружающим свою профессиональную значимость, но воспринял этот период вполне спокойно. Просто постарался оформить ей декретный отпуск как можно скорее.
А потом она и сама всё поняла. Как только узнали, что ждём пополнение, мне не пришлось включать строгого мужа и ставить какие-либо условия. Лена наконец-то расслабилась и отпустила ситуацию. Стала спокойной, уверенной и не в меру упёртой. Научилась отстаивать свою позицию и не вестись на провокацию, шантаж или скрытую агрессию.
Жена наслаждалась своей беременностью, а я наслаждался женой. Напрочь забыв про загоны по поводу веса, Лена немного поправилась, окончательно подтвердив освобождение от мнения других людей. Даже самых близких…
Парочка тараканов иногда пробегала в её хорошенькой головке, но теперь я был уверен, что Лена не вытравила их полностью не из-за собственных загонов, а просто потому, что иногда ей требовалась порция поддержки и любви, недополученная ранее.
Вот и сейчас… В первый же вечер после выписки, когда я только проводил… вернее, выпроводил любящую, но слишком навязчивую родню и, приглушив свет, любовался своей маленькой семьёй, Лена решила напроситься на парочку комплементов.
– Толстая я стала, – прошептала жена, наблюдая, как сын сосёт грудь. Улыбнулась и, устало вздохнув, намекнула: – Встретишь какую-нибудь фифу и разлюбишь меня.
– Не дождёшься, – прорычал, подползая ближе и, чмокнув маленькую розовую пятку сына, напомнил: – Забыла, что план на ближайшие пять лет ещё не выполнен? Ещё двоих, как минимум.
– Стас, я ещё так-то поработать планировала, – фыркнув, закапризничала Лена.
С того момента, как она стала Потаповой, принципиально называла меня только по имени. Сначала невольно нервничал, а потом понял, что она тоже пытается вернуть мне меня, и помогает обрести уверенность и спокойствие.
Рассказать о травмах прошлого пришлось, ведь я сам поставил условие, что все вопросы и проблемы мы будем решать совместно. Ничего не скрывая и не боясь осуждения. Вот и подал пример, поделившись давно забытыми мелочами, всё ещё подсознательно влияющими на мою жизнь.
– Поработаешь, – проурчал, поглаживая её по бедру, и, кивнув на сына, затихшего на груди, перечислил: – Будешь повышена до мамы трёх малышей. Штат подчинённых у тебя уже есть, если надо, найму ещё.
– Уборщицу и няню? – надув губы, заворчала жена.
– Кого попросишь, того и найму, – проигнорировав её недовольство, пообещал я и, привстав, забрал сына.
Осторожно покачал, с гордостью разглядывая маленькую копию себя, и, уложив сопящее сокровище в кроватку, вернулся к Лене. Откинул одеяло, удобно устроился спиной на подушках и, распахнув объятия, поманил любимую к себе на грудь.
Улыбнувшись, Лена устроилась под боком и, положив голову мне на грудь, начала водить пальчиком по кубикам пресса. Вот чертовка… Знает же, что это запрещённый приём, а учитывая, что прикасаться мне к ней пока нельзя, ещё и обезоруживающий.