Александр, чуть полноватый, краснощекий, апоплексического типа, насупленный и уже не слишком молодой, из бывших военных, служил, кажется, до СОБРа в Таманской дивизии.
Руслан — черноволосый, чернобровый, смуглый и улыбчивый, с бицепсами, туго обтянутыми камуфляжем, а глаза у Руслана тоскливые.
Витя Матвеев — русоволосый, худощавый, чем-то похожий на молодого Харрисона Форда. Виктор, говорят, хороший боксер.
Алексей Гуров, довольно молодой парень. Его Олег не помнил, вроде бы он пришел в отряд не так давно.
Налили по разномастным фарфоровым и железным кружкам. Выпили за здоровье именинника. Потом за всех присутствующих и, как положено, — третий тост. Помянули погибшего летом майора Казакова.
Вячеслав с Виктором вышли в темноватый пустой коридор покурить. Олег выскользнул следом, чувствуя, что уже захмелел, и если еще выпьет, то совсем поплывет. Он представил, как «обрадуется» Людмила их дружеской попойке и начал трезветь.
Посмотрев на собровцев, да еще размякнув от выпитого, Олег вспомнил свое ранение, напоминающее о себе вот в такую слякотную погоду и в мороз. С трепетной благодарностью глядел на этих ребят. Их тени вместе со светом из открытой двери выпадали на линолеум коридора и выглядели вырезанными из черной бумаги.
«Как гранитные, — невольно пришло на ум Олега сравнение и, сообразив, он тут же одернул себя мысленно: — Типун тебе на язык».
Задумавшись о тех, кто служит Родине, без условий, без оглядки, он подумал о Руденко. И набрал его номер, но тут же дал отбой.
«Услышит по голосу, что я выпил, будет неловко, — Олег зашел в туалет и ополоснул лицо. — Надо домой ехать».
Дежурные машины были на выездах, но один из бойцов после суточного дежурства собирался домой и взялся подвезти.
Олег, пока ехал в машине, решил завтра съездить в «Матросскую тишину» и поговорить с Дедовым без адвоката.
За пазухой у Ермилова зашевелился неожиданный гостинец, который ему всучил Вячеслав со словами: «Твоим пацанам. Он правда немного бракованный, вернее, помесь. Пробрался к нашим собакам кобель беспризорный и вот… Кинологи не уследили. Короче, теперь щенков раздариваем. Тебе я самого лучшего приберег. Он больше всего на мать похож. Она — бельгийская овчарка. Малинуа называется эта разновидность — видишь, рыжий, с черной мордой. Он привитый».
Олег пытался сопротивляться и, будь он трезвее, отказался бы, но Вячеслав так радовался своему подарку, что Ермилов не осмелился его обидеть, а только сказал:
— Люська меня убьет.
— Скажи, что это от Богданова. Твоя Людмила меня ценит, потому как считает, что я тебя спас.
— Так и есть!
— Брось. Я сам был еле жив… Кого я мог спасать? Так, чисто механически тебя прихватил. Нельзя же оставаться на линии огня…
В итоге теперь у Ермилова за пазухой сидел рыжий щенок. Он придремал от тепла, сам распространяя жар, и сопел мокрым носом Олегу под ключицу.
— Что такое «Поларис»? — спросил Олег Константинович, когда Дедов вошел в кабинет для допросов. Ермилов хотел взять Юрия на испуг и это ему удалось. Не зря он приберегал свою осведомленность до определенного момента, когда Юра промаринуется в камере до подходящего состояния. Но, оказалось, не дозрел. Глядел зло и нагло.
— Во-первых, — он закинул ногу на ногу, — где мой адвокат? Во-вторых, какой «Поларис»? О чем вы вообще?
— Отвечаю, — улыбнулся Олег и тут же поморщился. Чуть болела голова после вчерашнего. И дело было даже не в выпитом, а в криках Люськи, обнаружившей на вверенной ей территории пса. — Фирма «Поларис» зарегистрирована на ваше имя. Как же вы запамятовали? Не под наркозом ведь вы бумаги подписывали. Вот и вот, — Ермилов показал Дедову копии из налоговой и документ о присвоении юридического адреса, подписанные Дедовым лично, так же, как и другим совладельцем Туляевым.
Туляева с помощью оперативников следователь нашел — слесарь-водопроводчик одного из ЖЭКов Москвы, конечно, своевременно заявивший об утере паспорта.
Странно, что Дедов использовал свои подлинные данные. По неопытности? Ведь это первая из целой череды тех фирм, которые, как подозревал Ермилов, также были организованы с подачи Дедова, но на подставных лиц. С первой он мог проколоться. И это был шанс для следствия.
— Допустим, — кивнул неохотно Дедов. — Да, припоминаю. Меня попросил знакомый. Этот самый соучредитель. Он говорил, что моя фамилия будет ему в помощь с партнерами на Кипре, ведь я там работал в торгпредстве. Кто знал, что фирма довольно быстро разорится. А что? Он занимался чем-то незаконным? Ай-яй-яй. Кто бы мог подумать? Какой негодяй!
— Этот ваш конферанс весьма артистичен. Но юридически вы хозяева с Туляевым в равных долях… Это Туляев? — Ермилов показал фото слесаря.
— Первый раз вижу этого господина. Значит Туляев еще и мошенник. Обманул меня, выдавал себя за другого. Арестуйте его и судите. Я первый подам на него в суд за обман. Как я мог быть таким доверчивым? — Он улыбался цинично, дескать, попробуй меня уличи. Как угорь выскальзывал из рук Ермилова.
— Суд не примет во внимание все ваши ахи и охи. Обвинение выйдет с просьбой о максимально строгом наказании. Семь лет. Семь не дадут, но год или два, и не условно. Поверьте опыту. Если вы во всех махинациях искренне и охотно сознаетесь — рассчитывать на условный срок более чем реально.
— Вам-то с этого какой профит? — озлобленно, утратив ироничный тон, спросил Дедов.
Ермилов не знал, что его поездка к Граевскому уже поздно вечером того же дня аукнулась Юрию в камере. Около его койки возник тот же уголовник, положил кулаки на край матраса и сообщил:
— Ты труп! Болтать стал. А я ведь тебя предупреждал… Не доживешь до суда.
— О чем болтать? — не удержался от вопроса возмущенный очевидной несправедливостью Дедов, однако какой справедливости можно ожидать от уголовника?
Юрия он ответом не удостоил, многозначительно посмотрел на него и удалился в свой угол.
Другие обитатели камеры во время этих «разговоров» Дедова с уголовником затихали. То ли прислушивались, то ли боялись обратить на себя внимание…
— Я — следователь. Разумеется, моя заинтересованность посадить преступника по закону на тот срок, какой он заслужил. Храни закон, и закон сохранит тебя… Но если я вижу раскаяние, человек не мешает следствию, я не считаю необходимым давить его неумолимо катком из принципа — лишь бы осудить и посадить.
— Вас послушаешь — так вы благодетель!
Ермилов промолчал и после паузы сказал многозначительно:
— Граевский вам не поможет.
Дедов посмотрел на следователя с подозрением. В его глазах читались вопросы. Откуда Ермилов знает о Граевском?.. Не связан ли следователь с бывшим шефом Юрия? Однако высказывать вслух эти вопросы он не спешил. Более того, скоренько сориентировался:
— Если вы о моем бывшем коллеге по работе в министерстве, чем он может мне помочь? Вздор какой-то. Наоборот, это я ему навстречу пошел, он живет на моей даче.
— Он не просто живет там. А возвел дом, обустроил под себя участок.
— Ну и что? Я не люблю жить за городом. Пусть старик порадуется.
— Какая уж тут радость? Дом он строил на свои, а формально — и участок, и дом ваши. Ему теперь съезжать надо, так как на ваше имущество до суда наложен арест.
— Жаль, — сухо прокомментировал Юрий.
— И Воробьева придется попросить из еще одного вашего дома, который он тоже строил сам. Замминистра финансов к вам каким боком?
— Попробуйте у него спросить, — огрызнулся Дедов, воображая, как пальцы уголовника с татуировками сжимаются на его горле.
Юрий думал, что молчанием обеспечит себе безопасность, но этот проныра-следователь уже прознал и о Граевском, и о Воробьеве — и пусть Ермилов не знает истинной подоплеки их взаимоотношений, однако если он начнет таскать их на допросы, Дедову не поздоровится…
Когда уже Ермилов вышел из «Матросской тишины», поднимая воротник и зябко поводя широкими плечами (в кабинете для допросов топили кое-как, и Олег здорово промерз), в кармане тренькнул мобильный. Звонил криминалист:
— Олег Константинович. Вот мне любопытно, а чей это ящичек металлический? Такой занимательный.
— А если ближе к делу? — он уже подошел к остановке и видел, что подъезжает троллейбус № 32. Олег надеялся за три остановки до метро Сокольники чуть согреться, а там и в метро, и домой. — Нашел что-нибудь?
— Я смог все же вычленить фракции лопнувшего стекла от ампулы…
— Ампулы? — переспросил Ермилов, проталкиваясь в троллейбус.
— Полагаю, что это была ампула. Там содержался палитоксин. Благо он разлагается при температуре в 300 градусов, а твой ящичек горел все же с чуть меньшей температурой. Ее хватило для всего остального содержимого, но не для стекла и не для палитоксина.
— …токсин? — переспросил следователь. — Это что-то вроде яда?
— Яд небелковой природы. Передам тебе завтра заключение. Мне даже пришлось проконсультироваться со специалистом в этой области.
— Да-да, спасибо, с меня причитается, — задумчиво пробормотал Олег, пытаясь осознать, откуда этот яд в ящике. И если он все-таки принадлежит Дедову, то что это может означать?
Ермилов помотал головой, надеясь, что в голове наступит прояснение, однако оно не наступало.
В квартире стояла подозрительная тишина, когда Олег отпер дверь своим ключом.
— Кто дома? — спросил он, понимая, что Люда еще не вернулась. — Петька, Васька! Пес!
Кличку собаке из-за вчерашнего скандала и суеты придумать не успели, и Ермилов не знал, как обращаться к рыжему подселенцу.
— Пап, это он! — выскочил в коридор Петька. Мальчишка терял тапки и тащил за передние лапы скулившего и упиравшегося задними лапами в скользкий паркет щенка. Васька выглядывал из-за плеча брата, такой похожий лицом на Петьку и все же совсем другой. Флегматичнее, добродушнее и простодушнее. Теленок — так часто называла его Людмила, когда у него отбирали во дворе то мяч, то деньги, то пейджер. А поскольку случалось это с Васькой часто, то и прозвище приклеилось.