— Ничего, более-менее. — Черты лица у подследственного заострились еще больше, подбородок как-то особенно уныло выдавался вперед.
— Может, врача? — Олег встал, намереваясь вызвать конвой. Ему показалось, что Дедов сейчас упадет в обморок.
— Нет, нет. Я бы хотел сделать заявление. И это в корне изменит наше дальнейшее общение.
Ермилов сел обратно за стол.
— Я вас внимательно слушаю, Юрий Леонидович.
— Дело в том, что я — агент британской разведки.
Следователь помимо желания расплылся в улыбке, но это была нервная реакция. Он тут же помрачнел и посмотрел прямо в карие глаза Дедова. Тот не выглядел ни сумасшедшим, ни шутником. Производил впечатление только очень усталого человека.
— Не понял… — переспросил Олег. — Как вы сказали?
— Я не шучу. С 1996 года я работаю на SIS — разведку Великобритании. Я использовал служебное положение и весь объем информации, которой обладал, передавал англичанам. Я прошу вас срочно передать мое сообщение в ФСБ. И одно из условий моих дальнейших откровений — мой перевод в СИЗО «Лефортово».
Олег Константинович не мог собраться с мыслями и молчал. Если бы Дедов сообщил, что он маньяк, который прикончил двадцать несчастных женщин, Ермилов удивился бы гораздо меньше.
И, главное, не какой попало разведки, а Великобритании… Следователь понятия не имел, как надо действовать в такой ситуации. В голову полезли сюжеты шпионских фильмов советского времени. И что-то вроде: «Вы рискуете, Штюбинг!»
Успокаивало то, что Дедов в любом случае уже за решеткой и от правосудия не уйдет.
Ермилов решил прервать допрос, да, собственно, и Дедов не планировал продолжать, до тех пор пока его требования насчет перевода в «Лефортово» не станут явью. Дедов очень боялся, что ретивый следователь, вне зависимости от его, Юрия, показаний, снова сунется к Граевскому, или, не дай бог, к Воробьеву, и тогда уголовники в камере придушат его ночью. Когда уголовник был только один, Юрий, человек спортивный, крепкий, рассчитывал с ним справиться, но двое… Да еще к тому же второй, с вытатуированной справа на груди головой быка, выглядел очень тренированным.
Теперь в любом случае Юрий обеспечил себе что-то вроде отсрочки. Занятый новой шокирующей информацией, следователь на время оставит расследование экономической линии, по которой он Дедова и арестовал.
— Николай, здравствуй! Надо бы встретиться, — Ермилов позвонил Чигракову.
— Слушай, Константиныч, если ты насчет перевода, то нет штатных единиц. Только без обид… Если бы от меня зависело… Я ведь говорил, подавай документы. А ты затянул. Как только подвижки будут, так я свистну сразу.
— Я совсем по другому поводу. Но это лучше при личной встрече. — Ермилов с трудом сдержал досаду в голосе. Он и сам не ожидал, что его так расстроит сказанное Чиграковым. — Давай на обычном месте. Когда сможешь?
— Через час.
Ермилов стоял в «Детском мире» на том же месте, рядом с отделом моделирования, расстегнув куртку. То, что перевод в ФСБ сорвался и, вероятно, вовсе не состоится, выбило Олега из равновесия. Его редко что так расстраивало — ни семейные ссоры, ни нагоняй руководства, ни разваленные, не доведенные до суда дела. Он понял, что рвался на службу в ФСБ по каким-то более глубоким мотивам, которые сам от себя таил.
Знал, что, по сути, работа там будет мало чем отличаться от нынешней, но его тянуло туда как магнитом.
— Здорово!
Чиграков нес свою куртку, перекинув ее через локоть, и смущенно улыбался навстречу Ермилову.
— Привет! — Олег бодрился, не показывая виду, как расстроен, но Николай всё же заметил.
— Ну вот, испортил тебе настроение. Но ты же понимаешь, что я ни при чем…
— У меня подследственный — шпион, — выпалил Ермилов, чтобы закрыть скользкую тему. — Что ты смеешься?
— Шпиономания?
— А что ты хочешь, когда подследственный огорошивает таким? Я, говорит, агент британской разведки. Как тебе такой расклад? И куда с этим бежать?
— Если бы это было действительно так, то бежать должен начальник английского отдела, да так, что пыль из-под копыт. Но фиг ты английского шпиона поймал! — Николай засмеялся снова и зашелся кашлем заядлого курильщика. Успокоившись и утерев выступившие слезы, он продолжил насмешливо: — Не будь ребенком! Ты ведь давно на следствии.
— Но в шпионаже мои подследственные не признавались.
— А бывало такое, что кучу эпизодов на себя навешивали, чтобы ты возился, нарушал сроки, продлевал их, носился как угорелый, перепроверял, пытался найти подтверждение их болтовне для суда? По глазам вижу, что бывало. А зачем, спрашивается, они это делали? Они сидят, а срок идет. То, что уже отсидел до суда, все в общую копилку идет. Но кукуют не на зоне, где свои уголовные законы, там жизнь не сахар, а в более-менее хороших условиях в СИЗО. Особенно если в камере расхитители, аварийщики и тому подобные, нет «прописок» и домогательств. Да ты же помнить должен, в восьмидесятых годах группа под видом ментов обыскивала зажиточных людей, состригала излишки. А те и не заявляли, потому что видели удостоверения, санкции на обыск, да и даже если закрадывались сомнения, молчали, так как сами нажили деньги нечестным путем. Так вот они при аресте заявили об измене Родине, чтобы сидеть в тюрьме КГБ. И сидели, а в итоге обвинения по статьям 275 и 276, разумеется, так и не выдвинули. Что молчишь?
Ермилов молчал, потому что боялся выругаться. Если бы он находился сейчас в одиночестве, то от души настучал бы себе по затылку за поспешность и за то, что обратился к Николаю. Тот его, как кутенка, потыкал в очевидные вещи, известные даже самому зеленому следователю.
Олег сейчас был не в состоянии рассуждать спокойно. Он чувствовал на себе взгляд Чигракова, в котором читалось: «А еще в ФСБ собрался. Нос не дорос».
— А если все-таки правда? — выдавил Олег, уже сам не веря в признание Дедова.
— Да говорю же тебе, чепуха! Ну, если тебе нужны проблемы… Допроси его как следует. Выясни подробности, как его завербовали, где, кто. Нужны детали. Но даже если он тебе расскажет, какого цвета в тот день на нем были носки, все равно необходимо будет всему этому найти подтверждение. Иначе можно все это трактовать как самооговор… А с психикой у него все в порядке?
— Экспертизу не назначал. Нет вроде к тому никаких предпосылок.
— А с кем он сидит? Ему там не угрожали?
Ермилов вздохнул, ведь знал почти наверняка, что угрожали. Как же он мог так по-детски проколоться?
— Олег, ну ты же сам все понимаешь! — втолковывал Чиграков. — И угрожали ему, и небось он не забыл попросить о скорейшем переводе в «Лефортово»?
— Скажи, а если все же я удостоверюсь, что сказанное им правда? К кому обращаться? Кто этим занимается?
— Английский отдел… Оперативники. Слушай, а я слыхал, твоя Людмила обратно в адвокаты подалась. Быт заел?
— Интересно, откуда ты знаешь? — Олег почувствовал, что краснеет.
— Тесен мир, — пожал плечами, недоумевая, Чиграков. — А ты что, до сих пор ревнуешь? Чудак! Ладно, некогда мне тут с тобой предаваться воспоминаниям давно минувших дней. Пока!
Он пожал Ермилову руку и зашагал прочь. Олег, насупленный, посмотрел вслед бывшему однокашнику. У него возникло устойчивое желание учинить Люське допрос с пристрастием. Где это «мир тесен»? «Вот разрешил ей работать на свою голову!» — подумал он, прекрасно зная, что она его мнения особо и не спрашивала.
Когда он пробирался к выходу мимо хулахупов, горок мячей и густо пахнущих резиной спортивных товаров, под ноги Олегу выкатился футбольный мяч. Он его подобрал и, поддавшись сиюминутному порыву, купил для мальчишек.
Потом Ермилов пожалел об этом приобретении. Сначала, когда несколько раз уронил его в метро и пришлось отлавливать мяч в снующей толпе (пакет-то для мяча он купить забыл). Затем в прокуратуре, где только ленивый, встретившийся полковнику в коридоре, не спросил: «Какой счет?» или «С кем был матч?».
Неприятности, сыпавшиеся сегодня горохом на Олега Константиновича, не иссякли. Карпенко вызвал его и начал отчитывать, что по делу Дедова все движется медленно, работа с подследственным проводится без учета его психологии. Ермилов хотел было рассказать о сегодняшнем заявлении Юрия, но, памятуя о реакции Чигракова, воздержался и предпочел отмалчиваться. По принципу «ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак».
— Вот что ты молчишь? — Карпенко расценил его молчание по-своему. — Думаешь, кричи, кричи, Виталий Романович, а все равно все будет идти своим чередом? Нет, дорогой мой, до меня доходят слухи, что соскочить хочешь, в ФСБ тебя потянуло. Наше ведомство уже не то? Для вашего благородия не подходящее?
— Во-первых, я никуда не перевожусь, у вас неверная информация, во-вторых, если бы и хотел, это, кажется, не противоречит никаким законам.
— Ладно, иди. И ускорься по Дедову. Планировалось раскрыть серьезное дело, вскрыть коррупцию чуть ли не в правительственных кругах, а в итоге — «пшик!».
— Да, непросто. Надо массу документов изъять, большая часть которых на Кипре…
— Тебе просто понравилось на Кипре. В очередную командировку хочешь?…
— Виталий Романович, вы это к чему? — холодно спросил Ермилов, понимая, что на шефа уже кто-то надавил и Карпенко хочет дело быстрее закруглить по тем фактам, какие удалось собрать, выйти в суд с обвинением. И скинуть его, так сказать, с баланса прокуратуры. — Я практически только начал расследование.
— Ты меня понял, — пристукнул ладонью по столу Виталий Романович, прекратив тем самым дискуссию. — Работай!
Ермилов стремительно вышел, подавив горячее желание хлопнуть дверью.
Он решил уехать домой, чтобы прервать череду сегодняшних неприятностей, однако и дома его поджидал сюрприз. Петька с Васькой и с примкнувшим к ним Мартином начали гонять по квартире купленный Олегом футбольный мяч. Когда они добежали до кухни, мячом угодили в буфет. С полок посыпались чашки, раскололось штуки четыре, фарфоровые, от сервиза, который Людмила выставляла только для гостей.