Несколько секунд было тихо.
— Извини, — наконец сказал Эббот. — Конечно, ты прав. Я сам не выношу плохого вкуса, хотя частенько и поддаюсь ему. Рассказывай дальше.
— Полковник Селби не мог знать, что подобное происходило со многими другими мужчинами, а не только с ним. Ведь до сих пор он жил в относительно (подчеркиваю, относительно!) простом мире, который рисует перед нами мистер Киплинг. Но самое главное, он не догадывался, что движущей силой, импульсом в этой сексуальной афере была сама девушка, Марион; именно она была виновна во всей этой неприятной истории и притом всегда оставалась безнаказанной.
Снова стало тихо.
— Об этом деле полковник Селби хотел поговорить со мной в пятницу. Он собрал всю свою смелость, чтобы рассказать мне об этом и в особенности о том, что ему и Марион угрожала шантажистка. Однако этот разговор был прерван. Его прервали два события, происшедшие одно за другим, однако тогда мое внимание привлекла лишь вторая помеха, она была гораздо более очевидной.
В холле зазвонил телефон. Мы слышали, как Майкл разговаривает с Марион. Он называл ее по имени, а она кричала что-то о каком-то непонятном несчастье или катастрофе. Полковник Селби вскочил, он еще сильнее разнервничался. Сказал, что продолжать разговор больше не может, и поспешно ушел. На него подействовало имя Марион, естественно, я сразу же это понял. Однако другое событие, на которое я тогда не обратил внимания, подействовало на него намного сильнее.
Эббот, он сидел в том кресле, в котором сейчас сидишь ты. Когда зазвонил телефон, полковник отвернулся от меня. Он смотрел в сторону камина. Еще до того, как было произнесено имя Марион, в полковнике произошла какая-то перемена. Когда он обернулся, его пальцы вцепились в поручни кресла. Оглянись, Эббот. Посмотри на камин и прежде всего на каминную полку. Что ты видишь?
Эббот повернул голову. Твигг, который по-прежнему ходил взад-вперед, остановился посреди приемной и тоже посмотрел в направлении, указанном Гартом.
— Ах вот оно что! — присвистнул Эббот и тут же повернулся обратно. — Фотография Бетти Калдер в серебряной рамочке! Значит, ему могло показаться, что это…
— Вот именно. У человека, которого шантажировали, могло создаться впечатление, что это фотография Глайнис Стакли.
— Ага! — сказал Твигг и потер лоб рукой. — Ага!
— Я не могу утверждать, что у полковника возникло подозрение, будто бы в заговоре против него я тоже играю какую-то роль. Однако в любом случае он мог подумать, что у меня весьма странные друзья или родственники. Наверняка это заставило его спешно изменить свое решение довериться мне и честно рассказать обо всем.
В тот момент я еще не догадывался о существовании Глайнис Стакли. А о заговоре или шантаже мне вообще ничего не было известно. Поэтому поведение полковника Селби, несмотря на то, что я обратил на него внимание, я смог объяснить лишь спустя двадцать четыре часа.
То же относится и к другому событию, о котором упомянул полковник Селби вскоре после того, как вошел в приемную. В комнате ожидания кто-то оставил книгу, и, к несчастью, ею был роман «Чьей рукой?», который написал я. Он лежал там, раскрытый на титульном листе, и полковник Селби увидел книгу раньше, чем меня. В романе, как вам обоим известно, рассказывается о женщине, обладающей сверхъестественным очарованием и сверхъестественными способностями, оказывающей влияние на мужчину намного старше нее.
— Значит, он подумал, что в романе вы изобразили его? Или, вернее, автор романа.
— О нет! — сказал Гарт. — Во всяком случае не тогда. Об этом он подумал позднее.
— Как это, доктор? — пришел в недоумение Твигг.
— Если бы ему уже тогда пришло в голову нечто подобное, он вообще не стал бы меня ждать и дал деру. Или, по крайней мере, постарался бы не упоминать о книге. Однако полковник Селби не увлекался чтением книг. Осмотрите его кабинет, его холостяцкое жилье, которое выдает все самые тайные увлечения своего хозяина, и вы не найдете там никаких книг, кроме подшивок охотничьих журналов. Книгу, лежащую в комнате ожидания, он не читал. И даже если успел пролистать ее за то время, что ждал меня, то вряд ли смог составить себе представление, о чем в ней рассказывается. Он чувствовал лишь, что это странно, подозрительно (перепуганному человеку все начинает казаться странным и подозрительным) и раздражает его.
Что же касается меня, то я полагал, что поведение гостя подтверждает мою версию. Тайной полковника Селби была его страсть к Марион Боствик и ее страсть к нему. А об этом кто-то знал (кто?) и положил там мою книгу (зачем?), так чтобы полковник обнаружил ее. И положил ее там кто-то из живущих со мной в этом доме. С такими мыслями, от которых у него все перепуталось в голове, полковник в панике ушел из моей приемной.
Вплоть до того момента я ничего не слышал ни о какой шантажистке, ни о ее тактике. Однако вскоре все заговорили о ней. Вы, инспектор, обрушились на меня с утверждением, что этой шантажисткой является Бетти Калдер. А ты, Эббот, подтвердил мне это по телефону. И добавил, что у Бетти, очевидно, любовная интрижка с Винсом Боствиком. А потом кто-то попытался задушить миссис Монтэг.
Гарт замолчал.
На мгновение, в течение которого Твигг стоял, замерев в напряжении, а Эббот улыбался из-за стола, вспыхнула и заполыхала прежняя неприязнь.
— С учетом того, что нам сейчас известно, инспектор, — наконец сказал Гарт, — признаете ли вы уже, что той особой, которая едва не задушила миссис Монтэг, была сама Марион Боствик?
— Гм! А что мне остается? Однако вам тоже нужно кое-что признать, доктор. Теперь я могу сказать, что если вам кто-нибудь не по душе, то этому человеку очень трудно сладить с вами. Черт бы вас побрал! Раньше вы не говорили мне «инспектор». Вы называли меня «мистер Твигг», причем произносили это таким издевательским тоном, что меня это просто бесило. Вы признаете это?
— Охотно. О нападении на миссис Монтэг я упоминаю только для того, чтобы подчеркнуть, что происходило, когда в этом деле появилась Глайнис Стакли.
— Ну, хорошо, тогда все в порядке. Продолжайте, доктор.
— Эта загадочная Глайнис, которая получала почти такое же наслаждение от страданий людей, как и от денег, кого-то шантажировала. Кого? Этим человеком не был Винс Боствик; все пришли к единому мнению, что Глайнис вообще никогда не встречалась с Винсом. И, возможно, она не хотела, чтобы такой богатый человек, как Винс, платил ей за молчание о поведении какого-то другого человека.
Естественно, возникал логический вопрос: у кого эта шантажистка требует деньги и за что?
Все следы вели к дому в Хэмпстеде. Миссис Монтэг, которая чересчур болезненно считалась с условностями общества, в пятницу вечером отослала из дому всех слуг. Независимо от того, была Глайнис вечером в этом доме или нет, было ясно, что либо ее могли пригласить туда, либо она сама могла напроситься. Марион слишком точно описала, как была одета Глайнис, чтобы это могло быть вымыслом. Миссис Монтэг, очевидно, хотела устроить Марион очную ставку с Глайнис. А когда Глайнис не пришла, начала кричать, что Марион шлюха, и это едва не закончилось ее смертью. Полковник Селби, который, как полагали, был в своем клубе, на самом деле находился у меня и собирался посоветоваться со мной. Из всего этого следовал неопровержимый вывод, что двумя особами, которые стали жертвами шантажистки, являются Марион Боствик, жена богатого мужа, и полковник Селби, который во всем этом деле вел себя исключительно порядочно.
Потом, на следующий день, произошло убийство.
Я многое скрывал от вас, джентльмены…
— А, черт бы вас побрал! — вскричал Твигг. — Но я бы хотел услышать то, что имеет отношение к убийству. Вы пришли туда и обнаружили труп. Почему вам сразу же пришло в голову, что труп в павильончик был перенесен из домика? Как вы догадались, что это сделала леди Калдер? Как вам удалось так быстро все установить?
— Я ничего не установил.
— Ха-ха!
— Если бы вам когда-нибудь приходилось придумывать подобный случай для романа, инспектор…
Твигг поднял сжатые кулаки.
— Я говорю совершенно серьезно, — сказал Гарт, и его взгляд заставил Твигга остановиться. — Моей главной задачей было — и всегда будет — защищать леди Калдер. Погодите, сейчас я вам все объясню. — Он немного подумал. — Я пережил несколько ужасных секунд, когда обнаружил мертвую Глайнис Стакли и думал, что это Бетти. Я испытал облегчение и внезапную радость, граничащую с шоком, когда увидел, что это не она. У меня в подсознании начал возникать целый ряд ассоциаций относительно того, что я видел. Это не были осознанные понятия, так же как не являются осознанными те мысли, которые мелькают в голове, прежде чем нам удается ясно представить себе, как все произошло.
Будь эти понятия осознанными, когда я переводил взгляд с мертвого тела на купальный халат, висящий на стене, и обратно, они бы наверняка развивались в следующем направлении: «А что, если это сделала Бетти?». Конечно, я знал, что она не могла совершить убийство, она не была способна на это. «Но если все-таки она это сделала, каким образом она сумела это осуществить?» Снаружи нет никаких следов, большая занавеска, отделяющая дверь в одну комнатку от двери в другую комнатку; эти факты неосознанно складывались в мозгу, привыкшем придумывать сюжеты детективных историй. И наконец, они дали мне объяснение, которое позднее оказалось верным, причем дали быстрее, чем требуется времени, чтобы я мог рассказать об этом.
В этот момент я протянул руку, дотронулся до чайника и отдернул ее, — причем разбил чашку, — так как услышал голос Бетти, громко произносящий мое имя. У меня было такое чувство, словно кошмарный сон внезапно стал явью. Если это действительно сделала она, то она должна быть именно там, где сейчас находится. Мою мысль подтверждал уже тот факт, что она не могла знать, что я нахожусь в павильончике, если бы не была там сама и не видела, как я вхожу туда. Первое, что я увидел, был ее велосипед, лежащий именно там, где он бы лежал, если бы она действительно прибегла ко лжи, чтобы отвести от себя подозрения.