– Анна, держись, я сейчас!
Розалинда вдруг сбрасывает туфли и, словно кошка, начинает карабкаться вдоль по скамейке. Прежде чем я понимаю её план, она уже оказывается у окна. Расстёгивает свой поясок, надевает его на оконную рукоятку и затягивает. Конец пояска повисает прямо надо мной. Розалинда нагибается и протягивает мне руку:
– Ну, давай!
Я вдруг обнаруживаю, что стою на бывшей стенке – противоположной той, через которую нам теперь предстоит выбраться. Стенка сильно наклонена, но упираться в неё можно. Первым делом я разуваюсь и передаю Розалинде её туфли, мои, а также обе наши сумочки. Затем, вдохновляясь поддержкой, хватаюсь за её руку и поясок и подтягиваюсь. Школа танцев хорошо меня натренировала – я оказываюсь у окна раньше, чем Розалинда подхватывает меня подмышки.
– Быстрее наружу!
– Да!
Не проходит и минуты, как мы усаживаемся на наружной стороне вагона, переводим дух и осматриваемся. Ветер обдувает наши лица, но не радует – внизу свирепствует пламя, грозящее скоро добраться до нас, отовсюду несётся запах горелого. Солнце уже почти зашло. Из вагона доносятся крики и детский плач. Мы переглядываемся:
– Там дети! Давай попробуем вытащить!
Розалинда улыбается и кивает. Я, вдохновлённая первым успехом, осторожно ползу в ту сторону, откуда кричат, и заглядываю через разбитое окно. Двое детей плачут, ещё малышка лежит без движения, их мать в крови, а мужчина прижимает руки к лицу, словно ослеп. Некогда раздумывать, надо им помочь.
– Сдвиньтесь в сторону! К стене! – кричу я им на хинди, забыв, что здесь больше нет ни стен, ни пола или потолка. Однако мужчина понимает меня – берёт детей, оттаскивает в сторону. С его лица капает кровь. Каблуком туфли сбиваю ощерившиеся зубы осколков оконного стекла. Как бы теперь пробраться внутрь? Прежде чем я успеваю додуматься до чего-то толкового, Розалинда опускает вниз свой благословенный ремешок и завязывает его на оконной раме так же, как перед этим у нас. Мы обе пытаемся спуститься и мешаем одна другой.
– Анна, останься здесь и принимай детей!
Я послушно киваю, сейчас Розалинда главная. Изгибается, как змея – и вот она уже внизу. Берёт первую девочку, та плачет, но одно движение – и малышка рядом со мной. Следом за ней – её братик и сестричка. Теперь очередь взрослых. Что-то происходит там, внизу, вагон быстро наполняется белёсым дымом. Пожар? Да, конечно… Однако паниковать некогда. Индианка поднимает руки, я хватаюсь за них, Розалинда подталкивает женщину снизу – и вот мать семейства рядом со мной. Теперь отец, с ним тяжелее… Однако он и сам молодцом, подтягивается на ремешке – вот это качество, такой вес выдержал! Боже мой, левый глаз этого человека окровавлен, оттуда торчит обломок стекла… Не могу смотреть, лучше помогу Розалинде выбраться. Кто-то ещё кричит в отдалении, но сил уже нет идти не помощь. Но ведь можно позвать!
– Розалинда, твой мобильный телефон в порядке?
Она энергично кивает, вынимает аппарат из сумочки… Господи, хоть бы заработал…
– Анна, говори!
Я беру её мобильный телефон, и вдруг до меня доходит, что номера телефонов здешних спасательных служб мне неизвестны. Но ведь это поправимо, я мягко толкаю в плечо спасённого мужчину:
– Сударь, как звонить в службу спасения?
– Медицинская помощь – сто два…
Я киваю, набираю номер.
– Медицинская помощь слушает!
– Алло, помогите! – Я плохо соображаю, о чём взывать. – Наш поезд сошёл с рельс! Много раненых!
– Это не к нам! – и моя собеседница разъединяет. От шока меня спасает только то, что сейчас неподходящее время для истерик.
– А пожарная служба?
– Сто один!
Отлично, сто один – набрать…
– Алло, наш поезд опрокинулся и горит!
– Где вы находитесь?
– Не знаю, это на пути от Нью-Дели до Диспура!
– Не обслуживаем!
И снова – разъединено. Да что же это? Почему им наплевать на нас? Этого не может быть!
– А в полицию как звонить?
– Сто!
Ну на этот раз хотя бы получится? Слёзы застилают глаза, я с ожесточением утираю их ладонью, набираю номер…
– Полиция, поезд сошёл с рельс! Много раненых! Пожар!
– Звоните в пожарную службу!
Я чувствую, как к горлу подкатывает комок, предвещая истерику отчаяния. Я сойду с ума… Господи, это люди мне сейчас отвечали или нет? Розалинда отнимает у меня телефон, набирает какой-то номер. Она собирается с кем-то говорить? Она же не знает хинди…
– Алло, это консульство Великобритании? Произошло крушение поезда, следовавшего от Нью-Дели к Диспуру. По какой-то причине возник пожар. Много раненых. Чрезвычайные службы Индии отказываются прислать помощь.
Я вдруг слышу, как ей отвечают:
– Не волнуйтесь, леди, мы сейчас же займёмся этим.
Розалинда разъединяет, опускает свой мобильный телефон в сумочку и смотрит на меня, как будто говоря без единого слова: «Ну вот, Анна, мы и сделали всё, что могли». Мы обе застываем и ждём. Внизу злобствует огонь, рядом с нами дрожат и плачут дети, а мать пытается их успокоить. Раненный мужчина лежит, почти не шевелясь… но ведь он жив?! Из разбитого окна вагона валит белёсый дым – всё гуще. Нам, наверное, лучше спуститься на землю, только найти, где не горит…
Прежде чем я успеваю додумать эту мысль, в воздухе раздаётся характерное стрекотание, и через несколько секунд нам нами повисает индийский армейский вертолёт.
Сейчас мне предстоит небольшой спектакль. Режиссёр – подполковник ФСБ Антон Лебедев. Полный дурдом: Андрей должен считаться убитым, ему велено сидеть дома и не маячить перед окнами, завтра его похороны. Лебедев пытается убедить Таню сыграть безутешную вдову, а она отказывается – говорит, плохая примета. Но если и согласится, то что – дети должны изображать сирот? Если Лебедеву нужен спектакль, то пусть и обращается к профессиональным актёрам. И детей их можно привлечь. Да, конечно, утечка информации, но если хорошо заплатить людям, трепаться не будут.
В спектакле, который сейчас состоится, главную роль исполнит юный киллер Сёма, хочет он того или нет. Мы с Антоном – на вспомогательных ролях. Вот, кстати, и он.
– Привет, Антон! Хочешь идею по поводу завтрашнего?
– Привет, Олег. Что за идея?
– У вас в ФСБ никто самодеятельностью не увлекается? Привлечь женщину такой комплекции, как Таня, загримировать, лицо ей закрыть чёрной вуалью, и чтоб рот не открывала. И детей привлечь, а чтоб плакали у гроба – использовать лук.
– Хм, интересная мысль. Может, так и сделаю. Ну что – пошли?
– Да, пора.
Я надеваю маску скорбной суровости, и мы входим в комнату, где сидит Сёма в наручниках. Шестнадцать лет мальчишке, а уже особо опасный преступник. И куда нам девать этого вундеркинда – в детскую колонию? Молча садимся напротив. Слово предоставляется Лебедеву:
– Ну что, молодой человек, опять мы с вами встречаемся. Итак, ваше исправление не состоялось.
Сёма тяжело вздыхает, на глазах у него слёзы. Я всё понимаю, но мой вердикт – виновен. А уж как его наказывать – чёрт знает.
– Послушайте! Я не хотел никого убивать! Так получилось!
Он останавливается и с надеждой смотрит нам в лица, но мы оба молчим. Пускай парень выговорится.
– Он меня заставил!
– Кто? – не выдерживаю я.
– Ну, этот… Который звонил.
Я догадываюсь, что речь о киллере, который похитил возлюбленную Сёмы и стрелял сначала в Малышева, а потом в Соснова.
– Подробнее, пожалуйста, – зловещим тоном произносит Лебедев. – Кто именно заставил? Как вы с ним познакомились? Чего он от вас потребовал?
– Ну, тот… Я не знаю, как его зовут.
– Как он выглядит?
– Не знаю! Я с ним по телефону только говорил!
Зато мы знаем – со слов Лизы, а Сёму спрашиваем скорее для проверки его искренности. Не повезло киллеру, не успел убить свидетельницу, теперь его фоторобот путешествует по стране. Хотя, скорее всего, так мы его не поймаем. Чувствуется, что гражданин опытный. Как он через спецназ ФСБ проломился – уму непостижимо. Единственное здравое объяснение: они его хотели живым, а он их – нет.
– Когда ты с ним говорил впервые?
– Вчера. Он позвонил мне, и оказалось, что он похитил Лизу.
Мы с Антоном невольно переглядываемся.
– Дальше!
– Он велел мне приехать на один адрес…
– Какой, где?
– Подъезд того дома, который напротив вашего детектива.
Ага, кажется, понятно, как действовал главный киллер.
– И что там было?
– Сумка, а в ней пистолет и наушник. Ну, и приборчик такой, через который этот тип давал мне команды.
– Он обещал, что освободит Лизу, если ты выполнишь его требования?
– Да…
– Ну, ты дурак! – выдыхает Лебедев и качает головой. – Ты не подумал, что вы с Лизой теперь для него нежелательные свидетели?
– Не знаю…
– Хорошо, тогда я тебе скажу. Он чуть не убил Лизу – сразу после того, как застрелил нашего друга.
Когда Антон говорит про гибель друга, не так уж кривит душой. Соснов и двое спецназовцев до сих пор в реанимации.
– А господин Кароль убит?
В голосе парнишки искренняя тревога.
– Да, убит, – отвечает Антон, но если бы я оценивал его артистичность, поставил бы очень низкий балл.
– Я не хотел этого!
– А на что ты рассчитывал? Ты не понимал, для чего наш друг нужен тому убийце?
– Я не хотел!
Мальчишка уже ревёт. Ну что с ним делать? Опасный преступник, убийца – да. Но при этом, если бы не вчерашние события, может, действительно исправился бы. Однако второго шанса ему не видать, как своих ушей без зеркала. Или ножниц.
– Ладно, – вздыхает Лебедев. – Расскажи нам всё, что ты знаешь о Бухгалтере.
Мальчишка неопределённо пожимает плечами:
– Да я уже рассказывал господину Каролю. Он вам разве не передал?
Мы переглядываемся. Сёма много чего рассказывал – и под амиталом, и без оного. Парень искренне хочет, чтобы мы ликвидировали преступную сеть. Но, чёрт возьми, этой информации совершенно недостаточно, чтобы выйти на Бухгалтера. А ведь он далеко не главный в этом деле. Сёма – вообще мелкий исполнитель. Кроме своей техники «ликвидаций», никакими сведениями не владеет.