– Ладно, молодой человек, поговорим о вас, – сурово изрекает Антон. – Как вы понимаете, государственную защиту вам теперь получить будет трудновато.
Сёма понуро вздыхает и опускает взгляд.
– Сколько мне дадут?
– Это решит суд. Но в принципе, это несколько максимальных сроков. Правда, максимальных с учётом вашего несовершеннолетия. Однако выйдет немало.
Сёма молча плачет. Я борюсь с искушением надрать ему уши и выкинуть вон из СИЗО. Перед нами опасный преступник, который обещал исправиться, но обещание своё не выполнил.
– Ну что мне было делать, когда тот гад захватил Лизу? Он же всё слышал!
– А почему вы не попытались общаться с Татьяной Кароль бумажками? – не выдерживаю я. Парень смотрит удивлённо:
– Как это – бумажками?
– А так: говорить одно, для того бандита, а на бумажке писать всё что нужно. Возможно, наш друг остался бы жив и замолвил бы сейчас за вас словечко.
Сёма горестно вздыхает:
– Извините, я не догадался…
Я молча пожимаю плечами в ответ.
– Что же, молодой человек! – подводит первый итог Антон. – Теперь, если хотите, потолкуем, как вам сократить предстоящий срок заключения или даже заработать шанс остаться на свободе!
С того момента, когда индийские военные эвакуировали нас и привезли на одну из своих баз, меня не покидала мысль связаться с Каролем. Как лучше это сделать? Добраться до Интернета? Выклянчить у Розалинды мобильный телефон? Или не мудрить, а просто упросить индийцев, чтобы они доставили меня в ближайшее российское консульство? Я решила испробовать все три варианта. Назавтра утром я первым делом зашла туда, где располагался штаб или нечто вроде того, и сразу, как можно любезнее улыбаясь, обратилась к одному из офицеров:
– Господин офицер, вы мне позволите зайти в Интернет-почту?
Парень колебался, а я усердно улыбалась, изображая десятиклассницу, которой нужно предупредить маму, что вечером-на танцах-в дискотеке. Наконец, офицер сдался, провёл меня в какую-то комнату и усадил перед компьютером. Боже мой! Пентиум-два! Вот это реликт! Я и не думала, что подобное творение сохранилось где-либо в мире, исключая музеи. Неудобно эксплуатировать старичка, но делать нечего, попробую.
Интернет работал ужасно медленно, но меня никто не подгонял, и я, в конце концов, добралась до своего почтового ящика. Среди входящих писем был только спам, который моментально вылетел в корзину, но я уже знала, что мои послания доходят, и не колеблясь отправила на известный мне адрес следующее сообщение:
«Мы с Розалиндой в Индии, едем в Диспур, а оттуда в Мангашапур, на танцевальный турнир. Произошла авария поезда, сейчас мы на какой-то военной базе. Очень хочу домой».
Я перечитала письмо, оно мне не очень понравилось: выходило, будто Розалинда меня держит на привязи, а ведь она сама пленница Абу-Салемов, только, в отличие от меня, уже отчаялась освободиться. Однако придумывать более подходящий текст не было настроения. Я вздохнула и отправила. Вышла из почты и закрыла окно Эксплорера. Итак, первая часть моего плана осуществлена, теперь можно попробовать другие варианты.
Воодушевлённая успехом, я радостно вернулась в комнатушку, которую нам с Розалиндой отвели до того момента, когда смогут отправить в Диспур. Немного удивляло, что это не было сделано с ближайшим поездом из Нью-Дели, но затем я сообразила, что движение транспорта наверняка нарушилось из-за состава, который ещё нужно убрать с пути. Впрочем, тому могла быть и иная причина.
Розалинда, сидя на кровати, расчёсывала свои великолепные волосы, когда я вошла. Мы улыбнулись одна другой.
– Розалинда, можно позвонить с твоего мобильного телефона?
Улыбка тотчас сползла с её лица, сменилась растерянностью:
– Кому?
– В российское консульство. – Я не считала нужным делать из этого тайну, в особенности после событий в Брюсселе. Подруга взглянула умоляюще:
– Анна, пожалуйста, не надо!
– Почему? Ты боишься, что тебя накажут, если я вернусь в Москву? А что, если ты уедешь со мной?
– Анна, я не могу!
– И объяснить не можешь?
– Нет! Прости, пожалуйста!
Я решила высказать предположение, которое давно вертелось в голове:
– Махмуд держит в заложниках кого-то, близкого тебе?
Она отвернулась:
– Прости, Анна. Ни о чём больше не спрашивай, пожалуйста.
Я вздохнула и села рядом с ней.
– А если сбегу, разве ты не сможешь сказать, что я исчезла во время катастрофы поезда?
– Ахмед уже всё знает. Он едет сюда.
Я задумалась. Подводить Розалинду не хочется, но и оставаться рабыней этого деспота – тоже.
– Розалинда, давай подумаем вместе! Что тебе пользы, если я останусь рабыней Махмуда и его братьев? Ведь твоего близкого человека это не спасёт!
У неё задрожали губы:
– Анна, я не знаю, что делать. Возможно, ты права. Но я боюсь. Невыносимо боюсь.
Я прилегла и отвернулась. Страх – худший из тюремщиков. Пока ты борешься за свободу, пытаешься убежать, шанс остаётся. Но как только сдаёшься – всё пропало.
– Анна, прости меня, пожалуйста!
Я вздохнула:
– Ладно, Розалинда. Давай вместе подумаем, как нам спастись. И… было бы очень хорошо, если бы ты рассказала, чем или кем тебя удерживают Абу-Салемы.
Владлен Георгиевич Шауров внимательно смотрел видеозапись утренних похорон детектива Андрея Кароля, которую ему доставили десять минут назад. Вот прекрасная вдова утирает слёзы… Дети плачут. Друзья покойного – майор милиции Зелинский, подполковник ФСБ Лебедев, ещё несколько человек непонятно откуда. Вот и сам покойник – тихо лежит в гробу, никогда не скажешь, что столько переполоху наделал за свою жизнь. Качество записи не очень, сплошные кусты на экране – снимали из засады, а иначе туда и не подойдёшь. Ну что – распрощались мы, наконец, с этим детективом?
Он взял мобильный телефон:
– Алло, Дима! Поздравляю. Заказ выполнен.
– Спасибо, – глухо и коротко ответил голос Спеца.
– Как себя чувствуешь?
– Так себе. Когда получу расчёт?
– А когда хочешь – сегодня?
– Нет. На той неделе. Я тебе позвоню.
– Хорошо. Твои зелёненькие ждут. – Он разъединил, подумал немного и набрал другой номер:
– Эй, Бухгалтер! Тебе новое задание.
– Да, Владлен Георгиевич. А как старое? Спец не сплоховал?
– Да, всё в порядке, что и говорить – мастер. Так вот: продумай, как познакомить меня с прекрасной вдовой.
Наступила пауза.
– Владлен Георгиевич, вы про Татьяну говорите?
– А то про кого же? Она, куколка-лапочка. Сейчас пусть проплачется, но чтоб в ближайшие дни была у меня.
– Слушаюсь, Владлен Георгиевич. Понадобятся деньги…
– Сам понимаешь – с этим нет проблем. Ну, думай, трудись! Пока!
Я много всякого передумала, когда получила повестку или, как она называлась, приглашение от подполковника Лебедева. Нет, я не боялась, что меня привлекут в качестве сообщницы Сёмы. В сущности, я действительно виновна. Хотя бы в том, что слишком поздно разобралась, чем занимается мой любимый. Из-за меня погибли люди. Я виновна, и оправдываться незнанием не стану.
С таким настроением я пришла в указанный в приглашении кабинет ФСБ.
– Можно?
– Заходите, Лиза! Присаживайтесь!
Меня удивило, что господин Лебедев улыбается. Впрочем, наверное, так у них положено. Только со мной играть незачем:
– Вы меня привлекаете как сообщницу Сёмы, верно?
Улыбка сползла с лица подполковника. Он посмотрел как-то удивлённо:
– С чего вы взяли?
– Как это – с чего? Из-за меня погибли люди.
– Елизавета Александровна, мы располагаем картиной преступления. Насколько нам известно, вы были захвачены в качестве заложницы и подвергались опасности, чуть не погибли. Или вы хотите что-то добавить?
Я пожала плечами. Если не это, то какова причина моего приглашения сюда?
– Елизавета Александровна, вы любите Сёму?
Я почувствовала, что краснею. Как к нему отношусь после всего случившегося, я и сама не могла определиться. Конечно, прежнего быть не может. Но и выбросить его, так нуждающегося в помощи сейчас… Лучше ответить честно:
– Не знаю. Могу сказать только, что он мне небезразличен. А зачем, извините, вы об этом спрашиваете?
– Как вы отнесётесь к тому, чтобы Сёма вернулся к вам?
Наверное, минут пять я молчала, оглушённая услышанным. Сёма не в тюрьме? Его готовы отпустить? Нет, наверное, это такая игра.
– Это жестоко.
– Извините, я задал конкретный вопрос. Если вы не желаете иметь какие-либо отношения с Сёмой, мы, разумеется, будем пробовать другие варианты.
Мне стало трудно дышать. Сёма вернётся? Я могу его принять? О чём с ним говорить, если в мыслях сейчас только люди, которых он убил? Но если этот подполковник хочет с нашей помощью выручить других людей… Надо же – я уже говорю самой себе «наша помощь», вижу себя снова вместе с Сёмой…
– Это очень важно для вас?
– Да. Но если вам неприятно…
– Нет, ничего. Если Сёма вернётся… – слова застряли во мне. Я не могла сказать, какие чувства вызывает у меня такая перспектива. – Пусть возвращается, – через силу прошептала я, глядя в пол.
– Ну, как прошли похороны? – стараясь скрыть недовольство, поинтересовалась я, когда Лебедев приехал к нам с кладбища. С ним были девушка по имени Женя, изображавшая меня на «похоронах», и две девочки, дети кого-то из сотрудников ФСБ. Девочек мне было жаль: следуя совету Олега, их заставили плакать с помощью лука. Конечно, я понимала, что всё это ради пользы дела, но на душе было противно. Принесла им пирожных, чаю и соку, но неприятное ощущение не отпускало.
– Всё хорошо. По-моему, нас снимали, – с удовлетворением констатировал Лебедев.
– Кто снимал? Зачем?
– Не знаю, выясняем. Вероятно, хотели удостовериться, что Андрей убит.
Муж вышел из спальни и сел на стул подальше от окна.