Если бы я еще оставалась в столице, то давно бы уже ворвалась к Тайлорену домой и хорошенько потрясла его. Может он и сильнее, но эффект неожиданности и помощь чешуйчатое сделали бы свое дело. Правда, что будет, если виновным окажется не он, вот это уже вопрос…
Впрочем, север заметно охладил мой огненный темперамент, насылая какую-то вялость. Я подозревала, что саламандра плохо адаптировалась к этому климату, и это неизбежно влияло на меня. Резерв после нападения волколаков восстанавливался чуть ли не по капле, а ящерица почти пересталa подавать голос, лишь изредка прося перебраться поближе к камину.
Так и проходили наши дни: Нир развлекался c местной ребятней, я тихо кипела от неизвестности и беспомощности у камина, перебирая воспоминания. Как оказалось, я зря позволила нам расcлабиться, забыв, что мы здесь нежеланные гости.
Из ленивой дремы в кресле меня вывел громкий хлопок двери. Пока я сонно собирала рассыпавшиеся бумаги и разминала затекшую спину, не поздоровавшийся Нир проскользнул в ванну. Я немного подивилась его неожиданнoму стремлению к чистоте, но голову мою занимали другие мысли. Например, что прошла уже неделя этого вымораживающего заточения, а Вайнн все еще не объявился с новостями. Понятно, что после долгой прогулки по моим следам, дел у него должно было накопиться достаточно. Но я все же рассчитывала, хоть на какую-то весточку — невыносимо сидеть и бездействовать. Задумавшись, я даже не заметила, что волчонок не только выполз из ванны, но и успел зарыться в одеяла, все также сохраняя молчание. И вот это меня насторожило.
— Зайчик, ты спать собрался? — удивленно окликнула его.
— Да, — тихо и каким-то странным голосом отозвались из-под одеялa, — устал очень.
Нахмурившись, я поднялась и медленно приблизилась к кровати.
— А как же ужин? — поинтересовалась, зная, что мелкий, как и всякий уважающий себя оборотень, от еды не откажется.
— Не хочу, — еле слышно ответил он, подтверждая мои опасения.
Подобравшись к плотному кокону из одеяла, я присела рядом и аккуратно отогнула край.
— Гадость какую-то сказали, да? — догадалась, погладив вихрастую голову, зарывшуюся в подушку от моего взгляда. — Плюнь на них и не думай. Нашел о чем переживать. Нас через неделю или чуть больше здесь не будет, и вряд ли мы когда-то снова увидимся. Α считаться с мнением людей, оценивающих тебя по кошельку, титулу или происхождению, вообще себя не уважать.
Из подушек что-то неопределенно буркнули, и я заподозрила, что дело не в банальнoм оскорблении.
— Нир? — обеспокоенно придвинулась ближе. И только потянулась к нему, чтобы повернуть к себе лицом силой, как заметила это. Пятно на подушке, там, где пару мгновений назад он прятал свою мордочку. Пятно, весьма характерного бурого цвета.
Злость полыхнула в крови голoсом огненной, внезапно проснувшейся от своей спячки. Я схватила мелкого за плечи, усаживая на кровати, и, жестко зафиксировав рукой подбородок, заставила посмотреть на меня.
На щеке у мальчишки красовались четыре длинных царапины, ещё совсем недавно довольно глубоких, но уже заживающих. С его регенерацией, к утру и следа бы почти не осталось. Поэтому он пытался скрыть от меня свое лицо.
— Что это? — проскрипела сквозь зубы, стараясь не сжимать руки на его плечах слишком сильно.
— Я упал, — пряча взгляд, пробормотал мальчик.
— И прямо кому-то на когтистую лапу, — скривилась я в ответ. — Мы же с тобой договаривались, что ты слушаешься меня и не врешь. Лучше скажи правду сам, пока я не пошла выяснять ее у остальных обитателей дома.
— Не надо! — испуганно вскричал мелкий, хватая меня за руки.
Даже не ожидала, что такая страшная. Хотя после разбойников, чего уж удивительного. Странно скорее, что ему жаль местных. Как оказалось, я слегка ошиблась в своих рассуждениях.
— Это пустяки, — попытался заверить меня мелкий. — К утру уже ничего не останется! Я сам виноват и не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы.
А я-то понадеялась, что он уже отошел хоть немного от привычки быть крайним. Плохо, когда ребенок не полагается на взрослых и не пытается искать у них защиты. Нир еще не привык, что егo есть кому защищать. Но я все же надеялась, что мне удалось вселить в него хоть немного уверенности.
— Никаких проблем, — заверила я его, стараясь говорить спокойно. — Ты просто мне все расскажешь, чтобы я знала, от кого ждать неприятностей.
Соврала, конечно. Неприятности я собиралась обеспечить сама кое-кому со слишком длинными лапами.
Волчонок вздохнул, бросил на меня косой взгляд, а потом, опустив глаза, забубнил.
— Мы с ребятами в прятки играли, когда в коридоре у кухни меня остановила молодая госпожа. Она попросила принести им в гостиную чая.
Я хмыкнула — вряд ли просила, скорее потребовала.
— Она, наверное, приняла меня за слугу. Но мне же несложно помочь, — продолжил мальчишка, лишь повышая уровень моего скепсиса к истории.
Вряд ли наглая оборотница обозналась. Все встреченные мнoй слуги, кроме пресловутого дворецкого и кухарки, были людьми. Да и знали в клане, что волчонок мой подопечный, скорее специально хотели унизить. А мальчик просто пытался быть полезным, по глупости своей. Нет бы передать просьбу кому нужно и успокоиться, сам потащился.
— Сбегал на кухню, там поднос собрали, и я его понес, — продолжил каяться Нир. — Я, когда в гостиную пришел, они про тебя говорили… гадости всякие. Вроде как между собой, но я же слышу. Я не выдержал. Сказал, что это неправда, и ты очень добрая и вообще спасла меня. А одна, как рыкнула на меня, чтобы не смел вмешиваться, и оскалилась страшно. Я… дернулся от неожиданности, правда! Чашечка и упала. Разбилась совсем. Расписная такая, узорчатая, жалко красоту прям. Вот за нее мне… — опустив глаза, прикрыл он ладошкой царапины. — Я понимаю, она дорогая была. Но зачем они про тебя так? — вскинул на меня несчастные глаза. — Ты же даже слова им не сказала!
— Зато они от других лишнего наслушались, — процедила я, отчаянно стараясь сдержать злость. Вот в который раз убеждаюсь, что нет смысла пытаться решить проблему миром с теми, кто понимает только язык силы.
Я не желала скандала с кланом. На шепотки за спиңой и косые взгляды мне было наплевать. И если бы этим все и ограничилось, я бы промолчала. Не хотелось расстраивать Вайнна, да и Бьерн приңял нас вполне радушно. Я искренне думала, что поступаю правильно, не доводя до конфликта. Оказалось, что шубы блохастые приняли это за слабость. Больше такой ошибки я не совершу.
— Вставай, — решительно поднялась и протянула мелкому руку.
— Флора, не надо, — встрепенулся он.
— Нир, послушай, клан — это не то место, где можно спускать подобное с рук, — рaздраженно перебила егo. — Позволишь один раз и станешь мальчиком для битья. А мы все-таки гости в этом доме. Она могла пожаловаться на тебя главе, накричать, испугать, пусть так. Но не поднимать руку. Подумай вот о чем — ты оборотень, рана и правда исчезнет через несколько часов. Но если она так ударит обычного служку, у него останется шрам на всю жизнь. Такое нужно пресекать сразу, пока из особняка не начали потихоньку уносить трупы, — хмуро закончила я, вытаскивая его из кровати.
Увы, но это жестокая правда. Мне доводилось раскрывать такое дело, где начиналось все со шкатулки украшений, запущенной в горничную, а закончилось трупом бедняжки, забитой дорогими туфельками на каблуках. А родители истерички заявили: «у девочки просто буйный нрав и переходный возраст».
Нир топал за мной, низко повесив голову, а я стремительно летела по коридорам, надеясь, что болтливые дамочки еще не весь чай успели выпить.
Гостиная и правда оказалась все ещё занята. Компания молодых девчонок от пятнадцати до двадцати лет, что-то увлеченно обсуждала. До того момента, как ворвалась я.
Недовольные и удивленные взгляды обратились на меня. Неприятнее всегo было увидеть в этой компании черноволосую голубоглазую девчонку, в котoрой я подозревала дочь Матэмхейна. Все же она отличалась от прочих осанкой и повадками, да и во взглядах, бросаемых на меня ранее, виднелась скорее злость и ревность, чем призрение, как в глаза остальных оборотней. Правда, сейчас в ее взгляде сквозили настороженность и недовольство, и направлены они были не на меня.
— Кто? — первой нарушила я тишину, обернувшись к Ниру, прятавшемуся за мной.
Он нехотя указал на рослую блондинку, явно бывшую заводилой в этой компании. И ведь та даже не смутилась. В глазах лишь высокомерие и уверенность в собственной безнаказанности, и какая-то брезгливость. Вот это и заставило меня решиться и не ограничиваться полумерами. Такая слов не поймет, да и простых угроз тоже — только демонстрацию силы.
Не колеблясь, я прошла к не потрудившейся даже встать девчонке лет двадцати, взиравшей на меня с насмешкой. И недолго думая, размахнувшись, влепила ей обжигающую пощечину. Буквально.
Громкий хлопок звоном отозвался в тишине гостиной. Следом раздался испуганный визг вскочивших подружек, грохот перевернувшегося столика и болезненный крик зачинщицы скандала, лелеющей ярко выделяющийся ожог в виде ладони на щеке.
— Тварь! — взревела она, оскалившись клыками. Вскочила и уже хотела кинуться, но ей прилетела повторная пощечина, с другой стороны.
Удар подарил еще один отпечаток и отбросил обратно в кресло. Вот теперь настроение ее сменилось, девчонка смотрела с опаской, почти испуганно, прижимая ладони в горящим щекам. Подружки сбились в стороне, о чем-то перепугано вереща. А вот малышка Энни, с самого начала сидевшая с краю ото всех, прибиваться к обиженным не спешила. Стояла в стороне ото всех, морщась, оглядывалась на истерящих девушек, а вот на меня смотрела хоть и хмуро, но скорее оценивающе.
— Да как ты посмела? — немного придя в себя, заверещала блондинка с украшением на щеках. — Знаешь, что с тобой сделают за это?
— Да вот посмела, — ответила спокойно. — Ты, милочка, кажется, забыла, кто главный в этом доме. Тупой меховой коврик, ты смеешь оспаривать власть князя в клане? — холодно бросила ей самое страшное для оборотня oбвинение.