— Верить можешь, безусловно. Все сделаешь — свадьбу мы тебе портить не будем. Это я тебе обещаю, — ответил я.
А Геракл по-простецки поставил его на место:
— Ты что, децл, не догоняешь, что мы можем такие бумаги у тебя три раза в день брать? Не захочешь писать, мы тебе ручки, — он немного повернул рычаг тисков, — отрихтуем. А надумаешь играть стойкого борца за идею, сюда можно и другие части тела зажать. Так что бумажки — это так, понты голимые… Все понял, урод?
Тот скривился от боли в зажатой руке и энергично закивал.
— Вот и славно, — я раскрутил тиски, — фирма должна быть у тебя через пять дней, уже с открытым расчетным счетом. Когда буду звонить, представлюсь Игорем. Все ясно?
— Как фирму назвать?
— Да хоть «Светлячком», — махнул рукой Боря.
— Нет, погоди, — остановил я Геракла и улыбнулся пришедшей в голову мысли, — назови ее «Янусом».
— «Якуц»?
— Нет. «Янус».
— «Янус»? Хорошо.
Боря натянул ему на голову шапку:
— Не вздумай петлять. Поломаешь нам «хатки» — тебе дороже выйдет. Усек?
— М-м-да, — промычал Парфен сквозь толстую шерсть.
— Через сколько дней у тебя должна быть зарегистрирована фирма? — решил я задать контрольные вопросы напоследок.
— Через пять дней.
— Расчетный счет?
— Так же, в течение этих пяти дней.
— Кем буду представляться, когда буду звонить?
— Игорем.
— Как должна называться фирма?
— «Янус». — ответил на все вопросы Парфен, ни разу не ошибившись.
— Молодец! — похвалил я «зицпредседателя Фунта».
Забросив нашего нового друга в фургон, мы поколесили минут двадцать по окрестностям, создавая иллюзию удаленности. Въехали в то же дачное товарищество с другой стороны, быстро нашли возле лесополосы БМВ с Костей и перекантовали Парфена в его машину. Руки Ивану крепко прикрутили скотчем к рулевому колесу, шапку такой же липкой лентой прикрепили к шее. Я внимательно осмотрел наше художество — освободиться быстрее, чем минут за десять, у него не получится наверняка:
— До встречи, Иванушка. Не подведи себя. Думай головой, и все будет хорошо. Считай до тысячи, выпутывайся и сразу займись делом. Ясно?
— Понятно.
Мы втроем забрались в «Газель» и тронулись в сторону центра. Я посмотрел на хмурое лицо Купера и улыбнулся:
— Все путем, Костик. Не переживай, больше возьмем. Жадность тебе не к лицу. Этот «бимер» не последний на нашем пути.
Костя удивленно повернулся ко мне и несколько растерянно произнес:
— Скиф, ты мот. Разве так можно? За «бэшку» два косаря ломились. Легко. Нельзя так деньгами разбрасываться.
События разворачивались стремительно, подготовка шла полным ходом, работы было навалом. Самое важное было не проколоться на какой-нибудь мелочи — зачищать и шлифовать план с утра до утра, а я… я сидел в безалкогольном кафе, млел в обществе Юли и ел мороженое. Вернее, ела она, я только делал вид, сетуя, что нельзя закурить.
Юля весело щебетала о том, как почтительно с ней теперь общаются Боб и Мик: «Сколько раз видят в день, столько и здороваются. Еще и кланяются. Представляешь?» И дальше как ей нравится город, какая здесь прекрасная архитектура, как она вчера ходила в музей Достоевского, и какой Федор Михайлович умница…
Я слушал ее голос, абсолютно не вникая в смысл слов, улыбался в ответ и вспоминал, вернее, пытался вспомнить — было ли у меня когда-нибудь такое?
Сидеть рядом с молоденькой девчушкой и балдеть от звуков ее бархатного голоска, бороться с теплыми волнами нежности, перекатывающимися в грудной клетке, абсолютно по-идиотски улыбаться, чувствовать себя болваном, впавшим в детство, и в то же время быть самым счастливым человеком на свете?
После армии такого не было точно — баб, девушек, женщин хватало («его любили домашние хозяйки, домашние работницы и даже одна женщина — зубной техник»), а такого не было. В армаде, понятно, там совсем не до женского пола было, а вот в школе что-то подобное происходило. Но это был период девственности, который помнился смутно: комок в горле, осипший голос, непослушные пальцы и неумелые поцелуи. Нет, не то. Совсем не то. Не было, получается, в жизни ничего подобного. Я усмехнулся и спохватился — Юля требовательно смотрела на меня:
— Ты чему смеешься, Женя? — она отодвинула вазочку и, достав платочек, провела им вокруг алых губок без намека на помаду. — Я мороженым испачкалась, да? — она улыбнулась, и озорные искорки осветили ее лицо.
— Нет, — я энергично затряс головой, — мне так, вспомнилось.
— Что вспомнилось?
— Так, ерунда. Давай сходим в театр? — неожиданно для себя предложил я.
— В театр? Ой! — Она захлопала в ладоши. — А в какой?
Я уже открыл рот, чтобы сострить: «А что, их два?», но тут же себя одернул:
— В любой. Какой захочешь. Хоть драмы, хоть комедии, хоть оперы и балета, хоть в какой, — а про себя добавил: «Выдержу любой — стоически».
— Я хочу в тот, в который ты любишь ходить, — она лукаво прищурилась.
— Хорошо. Возьму билеты на ближайшие дни, — я быстро ушел в сторону от скользкой темы: «Что тут можно сказать? Театры, как правильно догадалась Юля, я люблю больше всего на свете».
— Здорово. Жду с нетерпением.
— Буду безмерно рад доставить вам удовольствие.
— Это меня очень радует.
— Всегда готов служить даме своего сердца, — энергично я склонил голову в ритуальном поклоне и за отсутствием шпаги сделал салютующий жест ложечкой, которой ковырялся в мороженом.
— Не выверни голову, рыцарь.
— Шею, ты имеешь в виду.
— И ее тоже. Пригодится и то, и другое.
— Ты думаешь?
— Просто уверена. Мне пора бежать в библиотеку, — взглянув на часы, виновато вздохнула она, — я договорилась.
— Увы и увы мне, — я встал, взял ее за руку и осторожно прикоснулся легким поцелуем к ее губам. Она вся сжалась, но не отстранилась. Тогда я смело чмокнул ее в щеку. — Смотри, не переучись, абитуриентка. Пока.
— Счастливо, театрал.
Я посидел пару минут, перестраиваясь с романтического настроя на деловой. Получалось плохо. Лениво. Слишком разные эти два состояния. Можно сказать — полярные. На сколько одно радует — на столько второе требует.
Заказав кофе, я решительно достал мобильник и набрал своего старого армейского друга Николая Куликова:
«Кулик? Привет. Ты так с РД и ходишь или переоделся в гражданку? Узнаешь? Радует. Молодец. Точно — я, Скиф. Ликованье мне твое понятно. Тоже хочу встретиться. За этим и звоню. Приезжай в гости, я оплачу командировочные. Да нет, откуда у меня проблемы? Просто есть тема интересная, как раз ты в нее вписываешься со своим автопарком. Уже шесть грузовиков? Растешь, братан. Здесь одного вполне хватит. Сам за руль — и приезжай. Пятьсот километров для пьянки с другом — не расстояние. Жду. Пока». Я отключился, прикинул очередность дел. Настал момент вводить в игру Беса.
Мы сидели в машине с Ромой-Бесом, бывшим оперативным работником уголовного розыска, а нынче не последним человеком в нашей бригаде, сидели неподалеку от банка, который выбрал Парфен для нашей аферы. Мраморный фасад, золотое тиснение названия, массивные дубовые двери, пластиковые окна, камеры слежения — все это разительно отличало здание банка от прочих располагающихся вокруг. Они, с неприлично разрисованными стенами, облупившейся штукатуркой, как сиротливые родственники из провинции, жались рядом, тщетно силясь скрыть свою убогость.
Было уже начало седьмого, служащие по одному и группами покидали место получения своей заработной платы. У обывателя бытует устойчивое мнение, что работники банка — люди респектабельные, с хорошими материальными стимулами и, как следствие, должны работать много и себе в удовольствие. Возможно, что так оно и есть на самом деле, может, бывает у них рабочий задор, творческий полет, желание поработать сверхурочно и что-нибудь выполнить бесплатно. Но если судить по покидающим наблюдаемое нами учреждение служащим — так и нет. Едва стрелки приблизились к восемнадцати ноль-ноль, как народ повалил на волю.
Усталых матрон, самых разнообразных габаритов, возрастов и прикидов, развозили по домам или не по домам мужья или не мужья. Их моральный облик нас не интересовал. Пусть с этим вопросом разбираются они сами или, на худой конец, их близкие родственники. Мужья, например. Нам от них надо было совершенно другое, но под наши цели они не подходили. Абсолютно. Ни одна. Несколько хмурых мужиков с кейсами, буркнув друг другу по паре слов на прощанье, разошлись в разные стороны. Двое сели в машины, остальные ушли пешком. Эти тоже интереса не представляли.
Два паренька-клерка, не скрывая своих намерений, целеустремленно направились к пивному бару.
— Будут хлестать пиво местного разлива, — я постучал подушечками пальцев по рулю и закурил очередную сигарету.
— Слышь, Скиф. Давай я к пацанам? — отозвался Бес.
— То да се под пивко? Да?
— Точно так.
— Оставим молодняк напоследок. Ветер у них еще в голове… и в остальных частях тела тоже. Не лучший это вариант.
— Зато верный и дешевый, — возразил Рома. — Влезу в доверие. Поговорю об экономической ситуации в стране, о нестабильности валютного курса, о тяжкой доле банковских служащих. Выберу более контактного и перспективного. Второго упою до беспамятства, а с первым в процессе транспортировки тела все и порешаю. Как?
— Шерше ля фам, — указал я на выходящую из банка девушку лет тридцати, — тебе не кажется, что о превратностях судьбы банковских служащих с ней будет порассуждать приятней? Хотя то да се под пивко с клерками тоже неплохо.
Бес, похоже, уже забыл о варианте с юными любителями пива:
— Вот это кадрик!
— А ты о пиве с начинающими финансовыми работниками. «Упою», «оттащу»! — Моя реплика пропала даром. Бес ее уже не слышал.
Мы внимательно наблюдали, как симпатичный кадрик постоял на крыльце, вздохнул, поправил на плече маленькую сумочку.