— А если бы была, Марианна, ты бы ушла? Несмотря на то, что это был твой выбор.
— Мой выбор был, когда я отдала свое сердце тебе. — Она нервно сцепила ладони. — Это был мой добровольный выбор. Я была готова к последствиям, и я была готова простить тебе очень многое, Ник. Ты сам прекрасно об этом знаешь, но если я пойму, что все, что ты говоришь мне — ложь, что в твоих глазах больше нет моего отражения, что я не живу в твоем сердце — да, я уйду. Если ты позволишь уйти. Только физически можно удержать тело, и это не страшно. Страшно, Ник, когда уже больше ничего не держит душу рядом с тобой. Я надеюсь это не про нас. Я очень хочу на это надеяться.
Именно сейчас я больше всего проклинал Влада из-за его идиотского поступка с дочерью демона. Не сделай он этого, мне ничего не стоило бы вырвать собственное сердце из груди, чтобы показать ей, ради кого оно билось. Но я не имел права сделать этого теперь, когда на кон поставлена жизнь Марианны и моих детей. Да, мне дороже, чтобы она дышала со мной одним воздухом и ненавидела меня, чем погибла, сгорая от любви ко мне. Как бы я хотел вспороть вены у нее на глазах, чтобы доказать, насколько моя кровь кипит только в ее присутствии.
Единственное, что я мог, это ударить со всей силы кулаком по стене, сдерживая Зверя от желания причинить боль моей женщине:
— Дьявол, Марианна. После десяти лет нашего совместного Ада и Рая ты все равно сомневаешься моих чувствах. Я прошу тебя. Слышишь? Прошу, не задавай вопросы. Просто доверься мне. Безоговорочно. Молча. Потому что, если я начну отвечать на них, все может полететь к чертям…
Она судорожно сглотнула:
— Я еще доверяю тебе. Только мне все труднее молчать. Я слишком долго молчала. Все эти десять лет, как ты говоришь Ада и Рая, я молчала и шла за тобой с закрытыми глазами. Только сейчас у меня такое чувство, что ты ведешь нас к обрыву, на дне которого я сверну себе шею.
— Проклятье, — сердце болезненно сжалось от ее слов, я прислонился своим лбом к ее лбу, и прошептал, закрыв глаза, — Малыш, я не знаю… Может, ты и права… Может, это и обрыв… Но даже если и так, знай, что я не дам тебе свернуть шею… Если мы и упадем, то только вдвоем… И я буду снизу…
Она неожиданно обхватила руками мое лицо, пока я с упоением перебирал ее волосы, успокаиваясь от простых прикосновений, выравнивая дыхание и пытаясь унять дрожь, охватившую все тело от ярости, бессилия, непонимания…
Вдруг раздался еле слышный шепот:
— Я больше не хочу падать, я жить хочу.
Мы одновременно открыли глаза, и Марианна вцепилась в воротник моей рубашки и закричала:
— Я, черт возьми, хочу жить, а не постоянно падать. Жить с тобой. Улыбаться, просыпаться рядом. Я устала падать, Ник. Я устала подниматься и собирать себя по кусочкам. Я. ХОЧУ. ЖИТЬ.
Нет, это не удар поддых. Это страшнее. И больнее. В десятки раз. Или в тысячи. Наверное, нечто подобное чувствуют пациенты, услышав от врача, что им ампутируют какую-то часть тела. И я сейчас был одним из этих больных, только что потерявшим последнюю надежду на полноценное выздоровление. Потому что та, от которого оно зависело, стояла передо мной, уже не скрывая ни своей усталости, ни слез… ни того, что сама потеряла веру в нас. Ту самую веру, которая давала мне дьявольские силы всегда.
Сделал шаг назад и криво усмехнулся, раскинув руки в стороны:
— Живи, Марианна, живи. Вот только, как ты поступишь, если я все-таки упаду?
Желудок скрутило в ожидании ответа. Затаил дыхание.
— Я буду молиться, чтобы этого не случилось. И без тебя я не живу, я существую. Хочу жить и смогу, это настолько разные вещи. Меня убивает, что ты знаешь об этом, и все равно ведешь меня за собой, а, точнее, ты меня тащишь, Ник. Насильно. Ты не даешь мне даже маленький шанс понять тебя.
Медленно выдохнул воздух. Не поймешь, Марианна. А если и сможешь понять, то не примешь. Не мой вариант.
Я смотрел на нее и понимал, что это все. Именно сейчас решится, открывается ли для меня еще один фронт, уже в собственном доме, или же Марианна в который раз станет моим союзником. Что изменилось в ней? Она столько лет доверяла мне без долгих раздумий… Разлюбила? Устала от меня? Глаза заволокло пеленой ярости, снес со стола посуду, обрушивая гнев на мебель:
— Черт побери, Марианна. Просто поверь мне. Не. Задавай. Вопросы. Не старайся понять. Ты узнаешь все потом. Обещаю. Я все сам расскажу. Но только потом. А сейчас просто поверь мне.
Ее глаза расширились от неожиданности. Марианна, как никто другой, знала, на что я способен в порыве гнева. И сейчас меня всего трясло. Как в лихорадке. Я сам не мог понять, почему. Смешались сразу несколько факторов: это и ярость, и раздражение ее упрямством, и страх потери тех крох доверия, что у нас были… и отчаяние от того, что пока я не мог раскрыть всех своих карт. Инстинктивно притянул ее к себе, и она обняла меня в ответ, прижимаясь плотнее. Мы простояли так несколько секунд, и я отстранился от нее, уже чувствуя, как начинаю терять контроль над Зверем, видевшим только один выход из ситуации: заставить согласиться с моими условиями через боль. Ее боль. Отступил еще на пару шагов назад, стараясь все же предотвратить жестокость, и прорычал:
— Поверь мне, или мы снова пойдем уже по пройденному кругу.
— У меня эти круги не кончаются. Не кончаются, понимаешь? Круг за кругом. Первый, второй, десятый. Даже в Аду их семь, а у меня они БЕСКОНЕЧНЫЕ.
Я хотел привлечь ее к себе, но она отшатнулась, скрестила руки на груди и дерзко посмотрела мне в глаза:
— Не прикасайся ко мне. Слышишь. Не прикасайся, чтобы успокоить меня. Это больше не работает, Ник. НЕ РАБОТАЕТ. Я не хочу, чтоб ты меня трогал. Я уеду сегодня же. Дай мне пройти. Мне больше не о чем с тобой говорить.
Сцепил зубы, сжимая руки в кулаки:
— Марианна, — хриплый голос срывался, — ни один из этих кругов ты не прошла в одиночестве. В этих котлах мы варились вместе. Всегда. Вдвоем.
Снова приблизился к ней и схватил за плечи, больно сжимая. Она попыталась оттолкнуть, и тогда монстр вырвался наружу. Я приподнял девушку над полом и буквально впечатал ее в стену. Марианна больно ударилась головой и тихо всхлипнула, а я сильно тряхнул ее и прорычал в лицо, отчетливо понимая, что его полностью сменила уродливая маска вампира с красными глазами:
— Никогда не разговаривай со мной в таком тоне, Марианна. Никогда. И это я решаю, есть ли у нас тема для разговора или нет и это я решаю, — сжал рукой шею, лишая возможности вздохнуть, — когда тебе надо уходить.
Диким усилием воли я заставил себя успокоится, унять зверя, и отпустил ее горло, глядя застывшим взглядом на следы от моих пальцев, которые оставил в приступе бешенства. Она обессиленно сползла вниз на пол. Этот разговор закончится срывом, я не контролирую себя рядом с ней от дикого страха потерять и от ярости на себя самого и проклятую, дерьмовую ситуацию в которой все мы оказались. Я должен оставить ее одну. Немедленно.
— Сейчас уйду Я, а ты можешь собрать свои чемоданы.
Пошел к двери, и уже в спину получил контрольное:
— Я их уже давно собрала.
Замер на секунду, потом решительно распахнул дверь и с оглушительным грохотом захлопнул с другой стороны, так что штукатурка посыпалась на пол.
Вот и все. Точка невозврата пройдена. И теперь есть только один курс — вперед. В бездну. В кровавое болото, которое мне так ненавистно и так хорошо знакомо.
Глава 6
После встречи с Элис на душе скребли кошки. Да, я была в шоке, когда мне запретили выезжать из поместья, но все еще находилась в неведении. В своей ракушке в которой тепло и уютно, в иллюзии, которую мой муж поддерживал во мне это время… в то самое время когда за гранью этого мира все рушилось, взрывалось, горело.
Элис рассказала мне то, чего не сказал Ник, то, о чем не заговорил со мной отец. Мы больше не семья. Мы какие-то жалкие клочки, разорванные и раскиданные по разные стороны баррикад. Отец и Фэй недоступны и от волнения я не нахожу себе места, Ник тоже не отвечает на звонки, вокруг меня хаос, от которого начинается паника и лихорадка.
Когда за мной захлопнулись ворота, я невольно оглянулась на Элис, словно чувствуя, что больше никогда ее не увижу… ведь завтра утром чистильщики будут выносить обугленные тела из ее дома. А сейчас мною все же овладел гнев, я редко испытывала эту глухую ярость, пожалуй, последний раз я злилась в детстве на Крис. Отец и мой муж все решили. Оба. Точнее Ник. Никто не думал обо мне, о моих чувствах, о чувствах Крис и о наших детях, нас разделили. Я прекрасно понимала, что означает раскол клана — это разделение семьи. Это полный разрыв и граница между территориями. Европейское Братство, которое досталось нам такой страшной ценой, снова является государством в государстве. Когда я вышла замуж за Майкла, объединили клан, совершили невозможное и вот теперь спустя десять лет мы там, где начинали и хуже всего — я посередине всего этого. Я на грани. Это жестоко. Не знаю, какие политические игры они затеяли, с чем не согласился мой Ник, но я все же не на его стороне. Впервые я не поддерживаю и не принимаю это решение — семью нельзя разделять, мы сильны, потому что вместе, потому что братьев Воронова и Мокану уважают даже в Мендемае, с нашей силой считаются остальные расы, а теперь… мы слабы по одиночке. Зачем Ник так поступил? Почему? Я больше не хочу быть в стороне, я хочу понимать, какого черта здесь происходит, и я потребую объяснений. Если он решил все за меня, я хочу знать почему я должна принимать это решение и почему он не посоветовался со мной?
Я вернулась в дом и решила ждать его столько сколько потребуется, хоть до утра, сутками, но он со мной поговорит и даст мне объяснения.
Шли часы, я нервно ходила по зале, поглядывала в окно, снова отметив, что ограда под током, я позвонила ему на телефон несколько раз, но мне отвечал автоответчик, а я ненавидела это. Ненавидела, когда он делал вот так — ставил между нами стену своего идиотского Мокануупрямства и мне оставалось только биться об нее головой.