— Не нужно… — голос сорвался. — Не так, папа. Не нужно меня защищать. Не унижай меня этой защитой. Какая же я жалкая, если не справилась с этим сама. Просто подумай обо мне — это сбросит меня еще ниже, чем я сейчас. Брошенная жена, лишенная прав мать, которая посылает в защиту своего папу. Я не хочу быть настолько жалкой. Не начинай войну. Прошу тебя. Просто помоги. Поговори с ним.
Я с мольбой смотрела ему в глаза, потом обхватила ладонями его лицо снова:
— Мне не принесет радости, если вы поубиваете друг друга. Это наше. Личное. Между нами. Не показывай ему, насколько мне больно и какая я сломанная. Ради меня. Прошу тебя. Мы расстались, дай каждому из нас время смириться с этим. Просто помоги увидеться с детьми.
Он погладил мои щеки большими пальцами, и я видела, какими черными стали его глаза.
— Я поговорю. Обещаю тебе. Мы справимся. Ты со мной, а, значит, с тобой больше ничего плохого не случится. Идем в дом. Идем, милая. Фэй тоже с нами. И не только Фэй… мне многое нужно тебе рассказать.
Я устало улыбнулась и тяжело вздохнула. Все будет хорошо. Не сейчас, но позже обязательно будет. Я не верила себе сейчас, но очень хотела верить. Есть те, кто любят меня и кому я нужна. Ради них я поднимусь с колен, гордо выпрямлюсь и начну жить сначала. Обязательно. Не оглядываясь на прошлое, я стану другой — сильной, гордой и независимой ни от кого.
Только в доме отца меня ждал новый удар… я бы не сказала, что это сломило меня, но внутри стало еще холоднее. Я смотрела на девушку с глазами, похожими на мои собственные и чувствовала, как отец сильнее сжимает мои плечи. Разве она не должна быть младше лет на шесть? Что она вообще здесь делает?
— Милая… это Анна. Ты помнишь ее… Анна — моя жена. Я знаю, что у тебя сейчас возникло много вопросов, и я обещаю, что отвечу на каждый из них. Пока что просто прими ее… — а потом тихо добавил, выбивая почву у меня из-под ног. — Анна ждет ребенка от меня… у тебя скоро будет брат или сестра.
Я не могла сказать ни слова. Переводила взгляд с Анны на Фэй, потом на отца и в висках пульсировало только одно — папа женился… на Анне… той самой Анне.
***
Я не знаю, сколько времени просидел в тот памятный день в своем кабинете. Я не знаю, как отключился там в обнимку с полупустой бутылкой виски. Нет, я не спал. Я был одновременно и трезвым, и пьяным. Я не принимал в тот день красной дури, что столь долгое время служила мне верой и правдой, позволяя отстраниться от того измерения, в котором я существовал, уходя в мир бредовых фантазий моего извращенного сознания. Но, несмотря на это, я словно находился под ее действием. По крайней мере, ощущения были аналогичные.
Я довольно хорошо помнил и количество выпитых бутылок, и количество выкуренных сигар. Оказывается, я считал их.
И еще, я чертовски хорошо помнил те мысли, что метались в воспаленном мозгу. И все они крутились вокруг той, без которой мое существование давно уже не имело смысла. Марианна. Моя девочка. Моя жена. Моя женщина. МОЯ. Я слышал эти мысли в своей голове. Я будто видел их перед собой, закрывая глаза. Казалось, при желании я мог бы пощупать их. Эти мысли. О ней. И о нас.
Я помню, как сидел и пил уже прямо из горла, вспоминая все те слова, которыми называл ЕЕ там, на границе. Как кричал на НЕЕ. Как ненавидел ЕЕ в тот момент, желая убить и больше не видеть этих пронзительных сиреневых глаз, и, в то же время, сходя с ума от мыслей, что она может оставить меня одного. Я ведь не слушал ЕЕ. Как всегда. Как всегда, я слышал только себя. И даже ту боль, что отражалась во взгляде любимой, я истолковал как игру. ГРЕБАНУЮ ИГРУ. Черт побери, Мокану, давно пора привыкнуть, что в грязные игры в нашей семье всегда играл лишь ты один.
Перед глазами то и дело появлялись лица наших детей. Сэми, Ками, Яр… Дети, практически оставшиеся сиротами при живых родителях. Успокаивающие мысли, что так сложилась политическая ситуация на данный момент, или что так пока будет безопаснее всего для них, в наглухо пропаренном алкоголем мозгу уже не казались столь верными. Все чаще в голову лезли ехидные вопросы: а что, если бы ты, Мокану, пошел другим путем? Что, если Воронов был прав? Что, если стоило дать Асмодею открытый бой, а не действовать исподтишка, теми же подлыми методами, что и верховный демон? И не помогало даже понимание того, что сейчас у меня на руках имелись внушительные доказательства причастности Эйбеля к деятельности судей по передаче Нейтралам не самой выгодной для Черных Львов информации, по сути, откровенной клеветы на клан.
Я предполагал, что эта крыса захочет дополнительной страховки. И установил за ним слежку, в ходе которой ко мне попали доказательства его сговора с некоторыми судьями. Условия сделок были одинаковы для всех: судьи скрыли бы при необходимости от Нейтралов информацию о реальной деятельности Эйбеля. Либо же информацию, предоставленную нами, переиначивали на свой, опять таки удобный для этого подонка, лад.
Различались цены договоров. В одних случаях вознаграждением выступали материальные блага, в других — продвижение по должности, в третьих — прекращение шантажа. И это сотрудничество стало бы, в конце концов, тем самым гвоздем в крышку гроба правления Влада. А, точнее, похоронило бы всякую надежду на возможность возврата трона Воронову.
Влад… Только бы он понял послание, отправленное ему. Хотя, в умственных способностях брата никогда не приходилось сомневаться. Прочесть — то он прочтет и расшифрует, но прислушается ли к совету, вот в чем вопрос? Что-то подсказывало, что нет. Слишком многие предавали его в последнее время, чтобы он доверился словам анонима, отправленным на электронную почту Рино. "В логове змеи слишком много яда, сунешься и превратишься в тлен. На рассвете гадюки злы и опасны, а чуть позже можно получить противоядие, и змея перестанет жалить. Терпение и вера вознаграждаются".
Полукровка тоже не дурак, остается надеяться, что хотя бы он удержит Влада от того опрометчивого хода, который брат собирался сделать. Черт возьми, атаковать демона в его же логове. Все чаще ловлю себя на мысли, что плохо знаю собственного брата.
Прикурил сигару, осознавая, что мысли снова поворачивают совершенно не в то русло, которое хотелось бы. Но сил противостоять этому не было. Как обычно, я проигрывал самому себе по всем статьям, если речь шла о Марианне. Убивало то, что я понятия не имел о ее точном местонахождении. Да, она в Асфентусе, но, дьявол побери, если это место для такой женщины, как она. Пристанище самых грязных отбросов нашего мира. Вечно голодных, пьяных и похотливых. Как она сможет добраться до отца? Знал ли он об этом бегстве? Вряд ли, иначе на той стороне, наверняка, ожидали бы его люди. В груди появилось сосущее чувство тревоги. Застонал, представив, что может ожидать мою девочку в этом проклятом месте. А я не мог ничего сделать. По крайней мере, не сегодня. Эту долбанную стену не перейти никак. Собственная беспомощность давила на мозги, опустошая изнутри. И снова вызывая приступы ярости, с которыми не справлялся даже виски.
В очередной раз непрошеным видением вторглось воспоминание о том злосчастном поцелуе на скамье. И не давала покоя мысль о том, какого хера тогда она вытворяла это с ублюдком, что сейчас испускал дух у меня в подвале? Девочка захотела новых ощущений? Или же это была отчаянная попытка построить отношения с кем — то другим? Забыть меня? Или же так моя жена хотела расплатиться за помощь в побеге? Снова начала подниматься злость при мысли об этом.
Появилась потребность увидеть эту запись снова. Усмехнулся этому желанию. Идиот, как будто там могло что-то измениться за эти несколько часов. Ты и так знаешь наизусть весь сюжет этого короткометражного фильма…
Щелкнул пультом, включая телевизор и попутно — ноутбук. Встал и подошел к бару, доставая последнюю бутылку виски. Но так и застыл на полпути, услышав жизнерадостный голос репортерши:
— …на которых заснята Марианна Воронова, бывшая жена знаменитого бизнесмена Николаса Мокану, в довольно компрометирующей ситуации с одним из охранников своего бывшего мужа.
А дальше шла та самая запись, о которой я думал минуту назад. С силой сжал горлышко бутылки.
Проклятье. КАК? Откуда у этой твари появились эти кадры?
А журналистка продолжала вещать, даже не подозревая, что это был последний ее репортаж:
— …согласилась дать нам интервью относительно бывшей жены своего новоиспеченного мужа.
— Какого черта??
А на экране появилось изображение Изабэллы, сидящей в каком-то ресторане и этой самой журналистки:
— Ну, что я могу сказать по поводу этой записи… Именно поэтому мой муж Николас в свое время и оставил Марианну. Она, скажем так, была не самой верной женой. А Мокану не привык ни с кем делиться.
Изабэлла усмехнулась, кокетливо поправляя прическу.
— Изабэлла, скажите, пожалуйста, правда ли, что дети Николаса от первого брака живут с вами?
— Да, это правда. Вы же понимаете, Кьяра, что мой муж, как ответственный и любящий отец, не мог позволить, чтобы его детей воспитывала обычная шлюшка…
— Ох, как Вы… Прямо так и… ммм… шлюха?
Эта мразь повернулась к камере и, злорадно улыбнувшись, кивнула:
— Да. Именно так. Уж поверьте, это не первый и далеко не единственный случай, когда дочка Воронова изменяла своему бывшему мужу. Мокану не раз вытаскивал ее из постелей своих охранников и партнеров по бизнесу. Просто даже его терпению, видимо, все-таки пришел конец…
Я, не отрываясь, смотрел в телевизор, не веря тому, что только что увидел. Даже не понимая, что эта дешевая тварь уже заткнулась, а программа давно закончилась.
Очнулся, когда раздался какой-то хлопок и звон стекла — лопнуло горло бутылки в моих руках, и виски потекло по руке вниз.
Ярость наполнила все клетки организма. Клыки буквально вырвались наружу, прорвав десна. Воздух вокруг приобрел цвет. Красный. Яркий, насыщенный цвет крови той журналюги, что уже подписала себе смертный приговор.
Я подошел к телефону и набрал Серафима: