— Я уже сказал, я пришел поздравить своего брата со свадьбой. И не с пустыми руками. У меня для него подарок.
Вытащил из кейса папку с документами и положил на стол. Он тут же взял ее, и, не открывая, посмотрел на меня разноцветными глазами:
— А подарок ты, судя по всему, передаешь через меня?
Ухмыльнулся:
— Мы с ним в последний раз не совсем хорошо расстались… Так что пусть он полежит пока у тебя. Послушай, Рино, — я наклонился к нему, положив руки на стол, — вчера сюда пришла моя жена…
Он медленно улыбнулся, так как ждал этого вопроса, и откинулся на спинку кресла:
— Ты ошибаешься, Николас, Изабэлла Мокану никогда не появлялась в Асфентусе, сколько себя помню.
Схватил его за воротник и встряхнул, испытывая неуемное желание врезать по ехидной морде:
— Не зли меня, Рино. Ты отлично понял, о ком я спрашиваю. Отвечай, Марианна здесь или нет?
Он вздохнул и выразительно посмотрел на мои руки, всем своим видом давая понять, что и слова не скажет, пока не отпущу. Сучий потрох. Что в нем всегда восхищало — это бесстрашие. Оттолкнул его назад и убрал руки.
Рино налил себе еще виски и отошел к окну:
— Вчера под вечер она действительно появилась здесь, Николас. Я привез ее. Она позвонила мне из приграничной полосы.
Я уже знал это, но услышать подтверждение было невероятным облегчением.
— И как она? В каком состоянии?
Он выразительно посмотрел на меня:
— Если ты о физическом состоянии, то она цела и невредима. Ей повезло добраться сюда до темноты, Мокану. Точнее, повезло, что кто-то раздобыл для нее мой номер. Некий ловкий ублюдок… Иначе…
Он замолчал, но мы оба понимали продолжение фразы. Иначе она не прошла бы и ста метров по этой территории. В горле моментально пересохло, когда снова перед глазами появились жуткие картинки, не покидавшие сознание всю ночь и весь день.
— Не лучшая идея была приехать сюда после всего, что произошло, Мокану.
— Да к черту все, — махнул рукой. — Я же вовремя, и мой брат женится. Я с подарками.
Плеснул себе виски и отпил из бокала:
— Черт, ну когда же мы сможем лицезреть саму госпожу Воронову?
За спиной послышался шорох, кто-то вошел. Я развернулся и застыл на месте.
Так бывает, когда ты вроде жив, но и умер одновременно. Когда твое сердце останавливается, будто бы навсегда, но вот уже стучит, все больше набирая темп, звуча в ушах набатом, разрывая барабанные перепонки. Из легких словно разом выкачали воздух. Этого не могло быть на самом деле. Все тело заколотилось дрожью. В висках зашумело, а окружающий мир просто перестал существовать. Я сделал один шаг на негнущихся ногах, даже не заметив, как выпал бокал из рук.
— Аnnа… — собственный голос звучал хрипло. Я приблизился к той, кого никогда не ожидал увидеть. К той, которую когда-то похоронил. Похоронил с остатками собственной человечности. А перед этим… Перед этим стиснул зубы и душил, убивая не только ее, но и себя вместе с ней.
Глаза застилали слезы. Разум отказывался понимать реальность происходящего. Поднял руку и провел по светлым волосам.
— Аnnа… mоjа Аnnа — голос сорвался. Рывком притянул ее к себе и лихорадочно шептал, вдыхая запах ее волос и умирая от осознания того, что снова держу ее в своих объятиях. — Аnnа… mоjа dziеwсzуnа…
Она вдруг с силой оттолкнула меня, в ее глазах читались непонимание и гнев. Первым желанием было притянуть ее обратно… и прикасаться. Бесконечно прикасаться, доказывая себе каждую секунду, что это не сон. И сейчас всего лишь в шаге от меня та самая Анна, которую я любил. С молочно белой кожей и пронзительными сиреневыми глазами. Вот только в них нет ни радости… ни узнавания. Это как удар под дых. Она не узнает МЕНЯ?
И только тогда я начал воспринимать действительность. Только тогда я понял, что бывает больно и мертвым. Больно так, словно кто-то выкручивает твои внутренности с особой жестокостью.
Судьба в очередной раз вскрывает вены, громко смеясь мне в лицо и наслаждаясь потоками черной крови, стекающей по рукам.
Моя Анна — жена Влада…
— Какого дьявола ты здесь делаешь, Мокану?
Голос Влада, полный злобы, резонансом ударил по ушам.
Он стоял прямо передо мной за спиной девушки.
— Анна…
— Моя жена, — отчеканил Влад и рванул ее за руку к себе. — А ты убирайся к дьяволу, Мокану. Тебя сюда никто не звал. Ты предатель и тебе не место рядом с опальным королем. Давай, вали в Лондон к Эйбелю. Отпляши на костях тех, кто умер, защищая Братство сегодня, а ты трусливо прятал свою задницу. Давай, Мокану, убирайся. Ты для меня сдох в тот момент, как отрекся от нас.
Я переводил взгляд с него на нее, все еще пытаясь понять происходящее. Она стояла передо мной во плоти, в черном платье рядом с моим братом, а я все не хотел признавать, что это значит. Девушка прижалась к Владу и подняла голову, заглядывая ему в глаза. А я чувствовал, как медленно начинает оживать тело и проясняются мысли. Бросил взгляд на бледное от ярости лицо Влада — он стиснул зубы, видимо, сдерживая себя от того, чтобы не броситься с кулаками. В глазах горела такая же ненависть, что и у тех, кто стоял внизу. Вот только теперь она обжигала, причиняя дополнительные муки. Кивнул головой:
— Я все понял, брат. Мне все ясно.
— Я тебе не брат. У меня нет братьев предателей. В моей семье нет предателей, Николас Мокану.
И снова больно. В очередной раз за эти дни. За эти годы. Видимо, есть те, кого сотворили для страданий. Чтобы вся их жизнь была нескончаемой пыткой, доставляющей самые изощренные муки. И не стоило кривить душой, я отлично понимал, за что удостоился этой именно этой роли. Я ее честно, мать их так, отработал. Да. Я тварь и чудовище. Но предателем я никогда не был. Впрочем, какая нахрен разница, что вы все думаете обо мне.
Усмехнулся и подошел к ним. Я не мог уйти сейчас, когда передо мной стояла Анна… Но и остаться не мог. И причиной был не Влад. А недоумение в ее глазах.
Влад сильнее прижал ее к себе.
— Убирайся, пока я не вышвырнул тебя лично.
Кинул на него взгляд, полный бешенства, еще немного — и Влад испортит свою свадьбу собственными похоронами. Девушка напряглась, со страхом глядя на меня, и злость отошла на второй план, уступая место сожалению.
Улыбнулся, с грустью наблюдая, как сильно она льнет к Воронову:
— Ты нисколько не изменилась… ты такая же. Живая… Анна…
И вышел, оставляя за спиной свое прошлое и настоящее… После того, как отошел шок, я ясно ощутил запах Марианны. Совсем рядом. Скорее всего, в потайной комнате. И при мысли, что она могла видеть происходившее, на душе становилось невыносимо тоскливо. Только что я неосознанно совершил еще один шаг в пропасть, которая становилась все глубже. Пропасть отчуждения между нами.
***
Теперь я уже знала, что в Братстве происходят страшные вещи. Отец все мне рассказал. У нас еще не было времени поговорить об Анне, о той новости, что он сообщил мне. Точнее, у меня сейчас не было сил воспринять эту новость. Я, конечно, была безумно рада, что отец счастлив, а я видела это счастье в его глазах в тот момент, когда он смотрел на свою юную жену. А меня преследовало знание о том, кто она такая. О том, что во мне живет ее душа и что она была первой любовью Ника. Он оплакивал ее долгие пять веков. И я знала об этом. Конечно, Фэй объяснила мне все, что произошло с Анной за это время, рассказала о браке отца и том, как он из фиктивного стал настоящим. Мне оставалось только пожелать им счастья и порадоваться за них. И я радовалась, какая-то часть меня… а другая часть… она вспоминала маму… детство, вспоминала себя ребенком. Ничто не вечно в этом мире… как не вечна и мужская любовь. Нет, я не осуждала отца за то, что он снова счастлив. Такова жизнь. Все течет и меняется, кого-то лечит время и другие увлечения, страсть. Мне не верилось, что такое возможно для меня. Я хотела бы забыть Ника, чтобы время вылечило и меня, только я, скорее, умру, чем смогу забыть того, кто меня убил морально. В этот раз окончательно и бесповоротно. А потом эта свадьба, я не смогла на нее пойти, отец и не настаивал, кроме того, мы скрывали, что я здесь, опасаясь, что мой бывший муж узнает и явится сюда.
Опасались? Меня одолевал истерический смех, когда я понимала, что это в любом случае будет. Он придет за мной. Быстрее, чем все ожидают. Так и случилось. Я почувствовала его всем существом. Нюхом, кожей, каждой клеточкой своего тела, которая остро реагировала на его присутствие дикой зависимостью. Я заперлась в комнате, так и не решаясь выйти, меня трясло как в лихорадке. А потом все же вышла, крадучись, оглядываясь по сторонам, я прошла темным коридором к кабинету и услышала голоса. Его голос. Внутри все омертвело, когда до меня дошел смысл сказанного им… не мне… я уже знала, кому, особенно когда поняла, что они говорят по-польски. Ник узнал Анну. Я слышала, как охрип и срывается его голос, сползая по стене, смежной с кабинетом. Мне захотелось заткнуть уши руками и заорать. Его Анна… его маленькая Анна… его женщина. Живая. Это уже не боль — это, наверное, агония расстрелянного в упор животного. Слышать, как он говорит с другой женщиной вот этим срывающимся голосом, это все равно, что гореть живьем, и я горела. Потом голос отца, упреки, ярость, ненависть. Столько ненависти во всех. Это невыносимо. Это больше, чем можно вытерпеть.
Закрыла уши руками и бросилась к себе, заперлась на ключ, забилась на диван и, прикрывая лицо руками, просто дрожала от холода, ледяного холода, сковавшего всю меня. Нет, он даже не пришел за мной. Узнал про Анну, вот почему он здесь, а меня и не искал. Какая я самоуверенная и жалкая. Никогда не любил… никогда. Любил образ… похожий на нее. Вот почему меня терзал… а ее нежно любил. А я суррогат, копия, подделка с душой той, которую он так и не забыл. Потом пришла Фэй, она долго гладила меня по голове, баюкала как ребенка, что-то говорила мне, а я просто замерла в ее объятиях и тихо приходила в себя. Отогреваясь очень медленно, заставляя сердце перестать биться совсем. Пусть заткнется, проклятое, пусть разорвется или превратится в камень. Фэй долго просидела молча, а потом вдруг обхватила мое лицо руками и заставила посмотреть ей в глаза: