Все-таки не смог удержаться, шагнул к ней и, схватив за плечи, прошипел, чувствуя, как внутренности скручивает от злости… и бессилия:
— А сейчас ты счастлива, Марианна? Одна, без меня? А сейчас ты свободно дышишь?
— Может, я пока не счастлива… но я свободна. Я буду счастливой. Обязательно. Без тебя. Верни мне детей, Ник, и я буду счастлива целиком и полностью.
Сердце ухнуло вниз. И будто что-то оборвалось вместе с ним. Что-то ценное, без чего дальнейшая жизнь не будет иметь смысла. Скорее всего, это была надежда. Надежда на то, что все рано или поздно встанет на свои места, и мы будем вместе. Надежда, которой теперь не стало, потому что любимая произнесла эти слова не от желания сделать больно. Нет. Это была правда, вымученная ею, выстраданная, и от этого более жестокая.
В этот момент подбежал Ярослав и попросился на руки. Подхватил его и подбросил вверх, вызывая заливистый смех. Прижался щекой к крошечной голове и поцеловал. Посмотрел на Марианну и еле сдержался от того, чтобы не прижать ее к себе. Столько тоски было в ее взгляде:
— Я никогда их у тебя не отбирал, Марианна. Это наши с тобой дети. Те бумаги о разводе…
Она взмахнула рукой, показывая, что не хочет говорить на эту тему, и я замолчал. Нет смысла оправдываться, если тебе уже вынесли приговор.
Передал ей сына и прошептал:
— Единственное, что мне надо — это видеть их тогда, когда я захочу.
Да, это было правильно. Дети должны жить с матерью. Им так будет лучше. Всем четверым.
Она вскинула голову, видимо, не веря услышанному:
— Я могу сейчас их забрать с собой? — спросила с недоверием, ожидая ответа.
Сглотнул, чувствуя, как душу заполняет гнетущее чувство безысходности. Смотрел на нее и все больше сжимал челюсти. Моя девочка. И все дальше от меня. Марианна вопросительно подняла бровь в ожидании ответа, и я кивнул, понимая, что своим согласием лишаю себя возможности видеться с ней. Хотя бы так, как сегодня. Из последних сил выдавил из себя улыбку для подбежавшей Ками и снова обернулся к Марианне:
— Ками, сейчас вы все вместе поедете с мамой.
Марианна привлекла Камиллу к себе:
— Поедем к Владу? Со мной. Я так сильно по вам соскучилась.
Камилла посмотрела сначала на меня, потом на мать:
— Почему с тобой? Ты разве не едешь домой с нами и папой?
Марианна ответила ей улыбкой и погладила ее по щеке.
— Нет, милая. Папа сейчас очень занят, и я живу у Влада. Вы поедете со мной, хорошо?
Я опустился на корточки перед дочерью и улыбнулся ей. Моя любимая принцесса. Чувствует, что что-то в нашей семье не в порядке. Несмотря на то, что Сэми, уверен, не рассказывал ей ничего о том, что сейчас творится. Камилла обняла меня за шею и прошептала на ухо:
— Папочка, я очень-очень хочу, чтобы мы поехали к нам домой. Все вместе. Папаааа, я не хочу к Владу.
Прижался губами к ее щечке, чувствуя, как впервые за столь долгое время увлажняются глаза. Зажмурился, приходя в себя:
— Солнышко, я обязательно приеду к вам и, — голос сорвался, — заберу вас с мамой домой. Но сейчас вы должны поехать с ней. Папе надо уехать ненадолго.
Маленькая чертовка хитро посмотрела на меня и невинным голосом произнесла:
— Тогда поцелуй ее. Как раньше. Папа, поцелуй маму.
Она переводила взгляд с меня на Марианну и снова на меня.
Я резко вскинул голову, встречаясь с Марианной взглядом. Всего лишь на мгновение в ее глазах блеснуло смятение и тут же исчезло. Она с легкой грустью улыбнулась Камилле и шагнула ко мне навстречу, зная, что я ждал именно ее решения. Остановилась напротив меня и подняла ко мне лицо.
Я резко втянул воздух через зубы и склонился к ней, сам не веря, что коснусь ее губ. Пусть даже на короткий миг.
Она задержала дыхание, я это чувствовал и… в самый последний момент отвернулась от меня. Мои губы коснулись прохладной щеки. Лучше бы она меня ударила в тот момент.
Притянул ее к себе за затылок и впился в ее рот, жестко, наказывая за произошедшее.
Она сжала губы, упрямо не отвечая на поцелуй, а когда я ее так же резко отпустил, повернула голову в сторону и быстрым движением вытерла губы. Достаточно быстро, чтоб не заметили дети и заметил я.
С таким же успехом она могла плеснуть мне в лицо настоем вербы или же вырвать сердце. Результат был бы одним и тем же. Она убила меня. Вот так просто, одним быстрым движением разодрала мою грудь и выбросила сердце на заснеженную землю. Только что не растоптала. Меня будто парализовало на месте. Смотрел на нее и не верил, что эта маленькая женщина передо мной и есть моя Любимая. Но это она и была. Вот только прежняя Марианна никогда бы не стала намеренно причинить мне ТАКУЮ сильную боль. А Марианна собрала детей и направилась к выходу из парка, оставив меня одного. Но, вспомнила что-то, обернулась и спросила… Не обо мне… не о нашей следующей встрече… черт, даже не о вещах детей, а о НЕМ. О гребанем охраннике.
— Ты говорил, что, возможно, у меня остались вопросы к тебе. Да, у меня есть всего лишь один — Дэн… он жив?
Я понял, что мои глаза полыхнули красным по тому, как она непроизвольно отшатнулась. Десна запекло, клыки вырвались наружу. И захотелось увидеть реакцию, сделать ей больно. Так же больно, как сейчас было мне от осознания того, что какой-то смазливый ублюдок дороже меня… Нарочито хищно улыбнулся, следя за ее реакцией:
— Ты сама прекрасно можешь ответить на этот вопрос, Марианна. Если только вспомнить, в каком состоянии ты видела его в последний раз.
В сиреневых глазах отразилась боль. Я сжал зубы и отвернулся. Все, что надо, я уже увидел. Но, вашу ж мать, лучше бы мне было ослепнуть.
Глава 17
Суд Нейтралов проходил в закрытой зоне, недалеко от того самого места, где содержались преступники, приговоренные к смертной казни.
Королевская семья уже второй раз находилась на подобном закрытом заседании суда. Фэй смотрела, как подъезжают автомобили с тонированными стеклами, как усиливают охрану по периметру, как заполняется стоянка и по колючей проволоке заграждения пробегают голубые искры охранной системы. Она отвернулась от окна, поправила прическу, ее черные волосы собраны в аккуратный узел на затылке, одежда соответствует профессии. Фэй любила элегантные строгие костюмы, всегда готова к поездке в клинику к очередному пациенту. При мысли о клинике по ее телу прошла дрожь. Проклятые мятежи. Все здание недавно сгорело дотла. Камня на камне не осталось. Около года уйдет на отстройку и ремонт больницы. На данный момент все перенесли в помещение старого университета. Фэй чувствовала нарастающее напряжение в здании суда. Это было естественно, так как собрались представители всех кланов, даже враждебных, и сам Асмодей был вызван на заседание. Он здесь, Фэй ощущала присутствие ненавистного демона, так же, как и присутствие его дочери. Конечно же, эта парочка даст показания против Влада и доказательства она тоже имеет. Впрочем, после сведений, добытых Николасом, им не поможет ни одно доказательство, но все же нервы эта тварь потреплет. При мысли о Мокану, своем непутевом племяннике Фэй вздрогнула. Уже долгое время она совершенно не видит его будущего. Ни одной картинки, глухая стена. Поначалу это сильно настораживало, и чанкр ждала чего угодно, но потом поняла, что, скорее всего, ее блокируют и ничего фатального произойти не должно. Впрочем, куда уж хуже. Это самоуверенный сукин сын хоть и совершил очередное геройство, только в этот раз он сжег за собой все мосты. Сжег настолько, что даже сам не понимает, чем это закончится для их с Марианной отношений. А вот Фэй поняла это еще в Асфентусе, когда Марианну привез Рино. И окончательно поняла, когда поехала с ними в Лондон. Одно то, что Марианна позвала Фэй с собой, говорило о том, что она больше не просто ему не доверяет, а даже боится.
Ведьма смотрела на них, пока сидела в машине, и сердце болезненно сжималось за обоих. Когда со стороны видно намного больше, чем думают эти двое. Их одержимость друг другом невозможно скрыть даже за вот этим диким отчуждением. Напряжение Марианны, ярость, боль в голосе и жестах Ника, когда еще до конца не пришло осознание, что это конец, но подсознательно он чувствует свое бессилие. И дети между ними. Несчастные, не понимающие, что происходит. Никто, кроме Сэми, который все это пропускает через себя и переживает не меньше, если не больше самих Ника и Марианны. Только Фэй уже знала, что это конец. Внутреннее ощущение, когда рвутся все веревки, стальные тросы, да что угодно. Рвется то самое, что держало этих двоих вместе, но всегда останется тонкая невидимая нить, ее не разорвет никто и ничто. У них одно сердце на двоих, и рано или поздно они сойдут с ума от разлуки.
Фэй отошла от окна и спустилась по широкой лестнице вниз. Все заседание напоминало то самое, которое прошло три года назад. Только тогда на скамье подсудимых был Николас. Сейчас судили короля.
Фэй слушала показания свидетелей, обвинение, защиту. Смотрела, как перешептываются в зале и смотрят на Анну. Обвинения были сняты одно за другим. Как позорные кандалы, как метки, которые смывались после слов каждого свидетеля защиты. После показаний Ника, Анны, самой Фэй. Мокану предоставил бумаги, обличающие не только Демона, но и некоторых судей. Нескольких из них уже вывели из залы. Начался ажиотаж и крики, споры. Заседание закрывалось на перерыв несколько раз и снова открывалось. Ее смутило, что во время этих перерывов Ник скрылся с главой Нейтралов в дальнем кабинете. Они не выходили оттуда около часа. Все время, пока длился перерыв. Фэй боялась, чтоб Ник не сказал чего-то лишнего. В ярости он способен многое испортить. Но Мокану вышел из кабинета с бесстрастным выражением лица и она успокоилась.
После подачи документов Асмодею запретили свидетельствовать, Эйбеля взяли под стражу до выяснения обстоятельств. Алекс выступила с обвинениями в сторону Влада, но она была очень сдержана и в конце признала, что все происходило добровольно. Записи видеокамер не показывали по просьбе как обвинения, так и защиты.