Их не взяли и как улики. По окончанию заседания Суд вынес вердикт, который запрещал Асмодею появляться в мире смертных, отнимал у Эйбеля все полномочия проходить выборы в ближайшее столетие. Влад был полностью оправдан, но решения о возвращении трона не было принято до самого окончания заседания. Здесь же, в здании суда прошло голосование и большинством голосов Воронова снова провозгласили Королем. Все присутствующие склонили головы перед своим правителем. Заседание объявили закрытым. Фэй смотрела на счастливые лица родственников, на триумфальный выход короля из залы суда. На ненависть в глазах демона и понимала, что это еще не конец. Будет ответный ход, обязательно будет. Пусть не сейчас, а через время.
В доме Вороновых готовились отметить свадьбу и возвращение короля. Только Фэй не чувствовала радости, у нее было стойкое ощущение, что эта война хоть и закончилась, но финальный удар еще не нанесен. Произойдет нечто масштабное, но что именно, она пока не осознавала и не видела, просто внутри росла тревога. Особенно когда понимала, что далеко не все счастливы в этот день, но точки поставлены окончательно и бесповоротно.
***
Я улыбалась гостям отца, стараясь поддерживать беседу, иногда бросала взгляды на широкие стеклянные двери, точно зная, что он придет и мне ужасно не хотелось, чтобы это застало меня врасплох… Меня разрывало от желания ЕГО увидеть и одновременно хотелось бежать отсюда так быстро, насколько смогу.
Увидеть Ника означало новую боль, борьбу, войну с самой собой, а я устала воевать. Мне было проще, чтобы он был где-то далеко. Вне физической досягаемости от меня.
Я сдерживала себя невероятным усилием воли, кусала губы, сжимала пальцы рук, чтобы не думать о том, что скоро он приедет и нам придется увидеться снова. Ближе к полуночи я уже была готова сбежать снова, куда угодно. Снять гостиницу, переночевать в машине, я даже собралась извиниться перед отцом и уехать прямо сейчас, но его новый партнер из Европы вдруг заинтересовался работой моего фонда и все же отвлек на себя внимание. Он расспрашивал о благотворительных акциях, в которых мы раньше принимали участие и какова реклама для спонсоров фонда. По каким каналам европейского телевидения говорят про наш фонд и насколько он известен. Я терпеливо отвечала на вопросы этого напыщенного индюка, одетого с иголочки, с блестящими от геля волосами и скользкой улыбочкой мачо, а он бросал весьма красноречивые взгляды в вырез моего строгого черного платья или на ноги, а иногда весьма откровенно смотрел мне в глаза и проводил кончиком языка по своим тонким губам.
— Вы лично сопровождаете спонсоров на подобные мероприятия?
— Обычно ее сопровождаю я. А спонсоры добираются сами на своих иномарках или общественном транспорте.
Я вздрогнула и резко обернулась — Ник стоял у меня за спиной и, прищурившись, сжимал зубами сигару. Он сверлил взглядом англичанина и тот мгновенно стушевался. Его глазки забегали.
Я мгновенно занервничала… сильно. Мне казалось, я чувствую его близость физически, каждой клеточкой своего тела… и это невыносимо. Особенно, когда он настолько красивый, как недосягаемая мечта, которая была у меня в руках и вдруг стала не мечтой, а кошмаром… и все же этот кошмар манил к себе с такой силой, что у меня свело скулы и заболели глаза. От его красоты.
Черные волосы небрежно растрепаны, слегка зарос и эта синяя рубашка, оттеняющая его глаза, с распахнутым воротом, в вырезе видна сильная шея и тонкая цепочка, на которой покачивается мое кольцо… то самое, что я бросила ему в лицо в порыве ненависти. До боли захотелось провести ладонью по заросшей щеке, большим пальцем по капризной нижней губе, зарыться лицом там, на плече, где пахнет его кожа и волосы, и в изнеможении застонать от его близости… Боже. Это наваждение. Это проклятие. Это зависимость на грани с безумием.
— Я имел в виду, присутствуют ли спонсоры на подобных мероприятиях? — как-то невнятно ответил англичанин и нахмурился. Похотливый блеск в его глазах тут же погас. Еще бы. Когда Зверь пронизывал его насквозь, внушая подсознательный ужас и панику.
Я посмотрела на Ника, потом снова на Питерсона, и кивнула:
— Да, обычно присутствуют.
Резко встала с кресла. Как всегда, сердце предательски билось в тысячу раз быстрее, когда он рядом. Только если я сейчас не уведу Ника подальше от Питерсона, то этот разговор превратится в перепалку, а мне нужны спонсоры в фонд. А еще я не хочу портить прием в честь столь важных событий для отца, а Ника это не остановит, если он придет в ярость.
Я хотела позвать Ника и вдруг поняла, что у меня сел голос, даже произнести его имя вслух больно. Потому что он больше не мой. Не мой муж, не мой мужчина… не мой любимый… чужой. "Николас Мокану никогда и никому не принадлежал"… а мне тем более.
— Ник… нам нужно поговорить, у тебя есть несколько минут для меня? — выдавила я и почувствовала, как от его ответа вся кровь бросилась мне в лицо, а потом отхлынула. Ник медленно повернулся ко мне, все это время он сжигал презрением Питерсона, который явно мечтал исчезнуть. Как всегда, невыносимый взгляд синих глаз, пронизывающий, тяжелый окутал меня гипнозом, похожим на марево наркотика. Только дышать становилось все труднее и труднее, зная, что Ник настолько близко, мне стоит сделать несколько шагов, и я рядом, просто смотрю ему в глаза, один раз… а потом еще и еще… бег по кругу.
— Не минута, Марианна. Вся моя вечность принадлежит тебе.
Ложь… его вечность никогда не принадлежала мне. Она принадлежала ему самому, а я… я ее украшала, не более того.
— Не здесь, — кивнула в сторону двери, ведущей в коридор, и пошла вперед.
Я знала, что он смотрит на меня сзади. Наглый взгляд чувствовала кожей. Я немного нервничала. Его близость не просто волновала, она напрочь лишала смелости и решимости. Мы поднялись по лестнице, ведущей в левое крыло особняка, и я остановилась перед одной из комнат для гостей, замялась. Остаться с ним наедине слишком рискованно.
Ник резко распахнул дверь, пропуская меня вперед.
— Проклятье, малыш, ты так прекрасна, — выдохнул он, и его глаза блеснули в полумраке.
Это было очень неожиданно, я даже вздрогнула. Сердце перестало биться. Оно замерло. Ни одного удара. В горле пересохло, и я непроизвольно сжала пальцы, до боли в суставах.
Смотрела на Ника и видела, что он изменился… неуловимо. Так, как умел меняться мой муж, при этом всегда оставаясь ослепительно красивым… до боли в груди.
Бывший. Бывший… Эхом отдалось в голове, и я болезненно поморщилась. Он стоял в дверях. Не входил. Медленно втянула воздух, не зная, что спросить, смущенная его комплиментом.
— Как ты? Тебе уже лучше?
Я отвела взгляд, стараясь не смотреть ему в глаза. Мне нужно время, секунды, чтобы собраться с мыслями и избавиться от дикого желания бросится ему в объятия.
— Твоими стараниями, малыш.
Выдохнула так же медленно, как и вдохнула. Он действительно в полном порядке. В самом что ни на есть порядке. И я рада этому, очень рада. Ник прислонился к косяку двери, и я все же посмотрела ему в глаза. Когда-нибудь, хоть когда-нибудь я смогу это делать спокойно? Без дрожи во всем теле, без болезненного желания сломаться, послать свою гордость к дьяволу, жажды быть с ним, закрывая глаза на все. Когда-нибудь я смогу. Просто нужно время.
— Я хотел поблагодарить тебя за это. Честно говоря, я хотел сделать это еще вчера. Но у нас вышел немного другой разговор на тот момент… любимая. А когда я очнулся, тебя не было рядом, ты уехала с Фэй, — прозвучало спокойно, даже слишком.
Только его взгляд кричал совершенно другое, он не понимал, ПОЧЕМУ меня не оказалось рядом, я видела в глубине его глаз упрек. Я и сама в чем-то себя упрекала… но не в том, что не была рядом с ним, а, наоборот, в том, что не смогла уехать вчера и осталась на это прием в честь свадьбы и возвращения отцу всех его полномочий в Братстве… Где-то в глубине души… на подсознательном уровне я жаждала увидеть Ника, это неконтролируемое желание, оно разъедает изнутри, сжигает силу воли. Я могу сколько угодно лгать отцу, я могу лгать даже Нику, но не могу лгать себе. Меня сжирает эта ненормальная зависимость, она превращает всю мою уверенность в прах.
— Не стоит благодарить. Я бы сделала это и для отца, и для Габриэля. Ты тоже моя семья, я не могла оставить тебя умирать. Да и лучше иногда что-то сказать позже, чем никогда, Ник. Благодарность принята.
Я слегка одернула платье, заметив, что его взгляд опустился к моим ногам, а потом медленно, скользя по всему телу, вернулся к лицу, задержался на губах. Глаза потемнели, стали насыщенно синими, он вдруг спросил хрипловатым голосом, от которого на спине выступили капельки пота:
— Так это все, о чем ты хотела поговорить, малыш? Спросить, как я себя чувствую? Или испугалась, что я перегрызу глотку этому ублюдку англичанину, который пялился на тебя, как на десерт со сливками?
Я медленно выдохнула:
— Нет не только это, — я собралась силами и продолжила. — Мы уезжаем завтра утром, Ник. Я и дети, оттуда уже пришлю тебе бумаги с адвокатом на счет встреч с детьми.
Кивнул головой, прошел к мини-бару, достал оттуда бутылку виски и наполнил бокал. Повернулся ко мне, наверняка, он прекрасно заметил напряжение, сковавшее мое тело, и бледность, и крепко сжатые губы.
— Присылай своего адвоката, Марианна… — отпил из бокала. — Ты хорошо подумала насчет отъезда?
Внутри всколыхнулось это чувство, когда до боли знакомые жесты, привычки переворачивают душу… они настолько родные, что практически срослись со мной самой. Его привычки. Я буду тосковать и по этим мелочам… особенно по ним.
— Да, я давно обо всем хорошо подумала, Ник. Не волнуйся, ты будешь видеться с ними, когда захочешь.
Отставил в сторону стакан и шагнул ко мне, сокращая расстояние между нами:
— А с тобой? С тобой я тоже буду видеться, когда захочу, Марианна?
Встретилась с ним взглядом и внутри все перевернулось. Я знала этот взгляд… боже, я все в нем знаю. Все, и одновременно ничего, сглотнула и спокойно ответила: