Телевидение и интернет находились в ограниченном доступе. И они считались непозволительной роскошью для всех, кроме определенного круга лиц, к коим относились и вершители.
Я встал, понимая, что разговор окончен.
— Мне это не нужно, Думитру. Меня вполне устраивает моя нынешняя жизнь. Я могу быть свободным?
— Как знаешь, Морт. — Глава встал и склонил голову, отпуская меня. Ответил ему тем же жестом и направился вниз. В тюрьму. Сегодня я должен подвергнуть очередного пленника. Вампира из клана Северных львов, устроившего из одного столичного театра притон для наркоманов и любителей поиграть с едой в смертельные игры. Он продавал у себя "красный порошок", при этом храм Мельпомены был центром огромной раскидистой сети по распространению дури по всей стране.
А каждую неделю вампиры устраивали представления для своих зрителей, становившихся впоследствии их ужином. Шутливым девизом каждой постановки служило высказывание "Работаем за еду", и глупые смертные подкупались на дармовые цены билетов, буквально продавая за копейки свои жизни.
Я зашел в темницу, и ко мне тут же подскочил один из стражей:
— Пленник готов, Морт, — коротко доложил он. — Отрицает любую причастность к этому делу. Не согласен с выдвинутыми обвинениями.
Оно и понятно, актера поймали только накануне, и пока к нему никакие меры не применялись, все были заняты подготовкой к ритуалу.
Я прошел к стулу возле огромного стола с кучей металлических предметов на них.
Вампир был прикован голым к стене. Его фигура напоминала крест — раскинутые в сторону руки и раздвинутые ноги.
Бросил на него быстрый взгляд и приказал, обращаясь к стражам:
— Расковать.
Те принялись освобождать ублюдка, а он, настороженно следил за мной, справедливо не веря, что ему так повезло с инквизитором.
— Распять.
Северного снова схватили, и пока я выбирал инструменты для последующего разговора, стражи оперативно распяли его, не обращая внимания на дикие крики и проклятья пленника, вбив огромные гвозди в руки и ноги.
Наконец, он заткнулся, и я повернулся к нему. Лицо бледное, глаза бегают из стороны в сторону, затравленно оглядывая окружающую обстановку. Заметил, как я взял огромные ножницы и нервно сглотнул. Я подошел к нему:
— Итак, у тебя есть право выбора: или ты рассказываешь нам все о своих махинациях с дурью и организацией "кровавых спектаклей", или я медленно лишаю тебя сначала пальцев на руках, потом на ногах, после-носа.
Закованный гордо вздернул подбородок вверх. Я провел металлом по кисти рук, и он заорал от страшной боли.
— Как ты понимаешь, это верба. И, соответственно, ты навсегда лишишься своих пальцев. — Дотронулся до его носа, наблюдая, как зашипела и сразу покрылась волдырями кожа на нем. — И носа, ушей. Я превращу тебя в обрубок и брошу подыхать где-нибудь на улицах Парижа. А ты сможешь выжить без обоняния, вампир? Без рук и ног, без ушей, без глаз?
Молчание в ответ. Что ж, это было его решение. Раз — и большой палец левой руки полетел вниз. Истошный крик, и он уже лишен второго пальца. А потом, третьего и четвертого. Придурок не говорил ничего по делу, а только истошно орал, глядя распахнутыми от ужаса и дикой боли глазами то на свои обрубки на полу, то на кисти, истекающие черной кровью.
Когда закончил обрабатывать ноги актера, дал ему успокоиться и выразительно посмотрел на нос.
— Прошу Вас, — слезно начал умолять ублюдок, и я поморщился. Значит, не подействовало. — Отпустите меня. Я..я ни в чем не виноват… Я…я ничего…
Кивнул одному из стражей, и тот схватил вампира за голову. Одно движение — и вот уже безносый пленник заливается кровавыми слезами, отчаянно моля прекратить пытки.
— Я прекращу. Только ты должен рассказать мне все о своих каналах поставок, назвать имена лиц, сотрудничающих с тобой, и контакты, по которым ты связывался с ними.
Он обессиленно покачал головой и еле слышно прохрипел:
— Но я и правда ничего не…
И уже через секунду орал, как резаный, когда я отсек его член.
Отошел к столу, выжидая, пока этот идиот будет в состоянии говорить, а не булькать, захлебываясь своей же кровью. Взял в руки набор стрел, больше напоминающих собой длинные иглы. Развернулся лицом к Воронцову;
— Это мой набор для игры в дартс. Слышал о такой?
Недоумок заткнулся, видимо смутно осознавая, о какой "игре" я веду речь.
— Какого глаза тебе меньше жаль? Левого или правого?
Он, как рыба, ловил воздух ртом, по инерции закрыв глаза. Будто это могло их спасти.
Я потерпел минуту, давая ему еще одну возможность добровольно все рассказать. Но он промолчал, тем самым определив собственную судьбу.
Прицелился и попал точно в яблоко. Глазное. Еще один душераздирающий крик, и вот он начинает сдавать всех своих подельников. Одного за другим. Периодически замолкая на долгие-долгие минуты, так как говорить у него почти не остается сил.
По окончании допроса зашел в холодильную камеру и прихватил два пакета вампирской крови. Теперь я питался в основном ею. Хотя здесь у нас была и кровь ликанов, и кровь эльфов.
Поднялся к себе, почему-то обдумывая слова Думитру. Его предложение о переселении в отдельный дом. Нет, я не собирался даже рассматривать возможность согласия. Но ощущение, что неспроста он заговорил об интернете и телевидении, не покидала. Хотя откуда ему было знать? Откуда вообще кто-то мог догадаться о том, что я намеренно старался даже не заходить в то крыло комплекса, где стоял огромный домашний кинотеатр?
Сейчас не старался. А еще три года назад, как чертов наркоман, я ходил за дозой информации о внешнем мире. О той жизни, что больше никогда не будет моей. Особенно тяжело было в первые месяцы. Тоска по семье, по Марианне сводила с ума, лишая разума, заставляя кататься по полу в небольшой келье с закусанной рукой во рту, чтобы никто не услышал и не узнал, что у меня есть чувства. И что они заставляют бежать каждую свободную минуту к огромным мониторам, чтобы хотя бы издалека любоваться любимыми лицами детей, слышать спокойный голос Влада, рассуждающего о той или иной проблеме в стране и бизнесе…
И наблюдать, как моя женщина идет в обнимку с тем, кого я ненавидел больше жизни, позволяя прикасаться к себе, обхватить за талию, улыбаясь ему. И не опровергая слухи о связи с ним. На всех каналах, в любых поисковых системах Марианна Воронова всегда запечатлена рядом с Дэном Ветровым. Счастливая пара, улыбающаяся со всех экранов.
Черт побери, как же это было больно. Наблюдать за ними, находясь здесь. Осознавать, что та, которую ты любишь, теперь уже с другим. Она не вышла за него замуж, но это не имело значения. Она была рядом с ним. И не только она. Почему-то, когда я уходил, труднее всего было свыкнуться с мыслью, что в жизни Марианны рано или поздно появится другой мужчина. Что он будет делить с ней радости и беды, наслаждаться ее телом, и ему она подарит свою душу. Но вот что чувствует отец, когда видит совершенно постороннего мужчину рядом со своими детьми, я тогда не представлял. Эту бешеную потребность вцепиться в горло урода, посмевшего прикоснуться к моей дочери или взять на руки моего сына.
Это уничтожающее чувство, что тебя предали те, кому ты доверял безоговорочно. Только здесь, среди скал, я понял, что единственные, кому я доверял, были мои дети. Только в их любви я никогда не сомневался ни на грамм.
И после этого видеть, как они нашли замену мне, было самым настоящим адом. Адом, в котором я горел каждый день, увлекая за собой пленников и стражей на тренировках. Тогда-то и вырывался Зверь, чтобы отыграться на них за все те страдания, что исполосовали его черную душу на тоненькие кусочки. Душа умерла. Я действительно Мертвый. Какое меткое определение.
Снова кандалы и метания по полу в попытках успокоиться, доказывая самому себе, что так будет лучше. Что им нужен мужчина рядом. Чтобы оберегал и защищал.
"Ты сам ушел, Морт. Ты не должен никого в этом винить" Да, я не имел права никого обвинять. Понимал, что во всем виноват сам. Но боль от этого не становилась слабее, и холод все не покидал тело, которое даже сейчас, по истечении пяти лет, не могло никак отогреться. И каждый день я тщетно мечтал о том, чтобы сдохнуть и избавиться от этой непрекращающейся агонии, ломающей изнутри, выкручивающей кишки и тугими пальцами продолжавшей сжимать горло.
Единственное, что я знал наверняка, — когда-нибудь именно так и будет. Когда-нибудь я избавлюсь от боли навсегда… когда сам превращусь в тлен.
Глава 22
Последний раз я ехала сюда пять лет назад… ночью, в снегопад. Но я бы нашла эту дорогу с закрытыми глазами. Чем ближе подъезжала к особняку, тем быстрее билось сердце. Оказывается, это не просто — приехать к своему прошлому, к тому самому, от которого бежала, сломя голову. Я бы не возвращалась в это место, если бы не вещи, которые привезли с дома на нейтралке. Его я тоже продала. Серафим сказал, что там есть важные документы, расчетные листы, договора. Что нужно перебрать бумаги, а он сейчас не может этим заняться. Конечно, не может, он занимается совсем другими делами… намного важнее для меня, чем какие-то бумажки… Серафим заботится обо всех путях к отступлению после того чудовищного преступления, которое мы собрались совершить. Скрытие всех следов и улик, а если сказать словами самого Серафима, "прикрытием вашей задницы". Да, за эти четыре годы мы сблизились. Даже подружились. Как бы странно это не звучало. Если учитывать, что этот тип каждый день "убивал" меня раз… надцать всеми различными способами, а я ругалась на него похлеще сапожника и ненавидела каждый раз, когда он говорил "вы убиты, госпожа Марианна… вы красивый, обворожительный труп, лежащий на коврике в спальне Асмодея… кстати, вы помните, что он не гнушается мертвецами?"
В этот момент мне хотелось выцарапать эти серые глаза. Но Серафим давал мне знания. Очень ценные, глубокие, интересные. Он провел много лет в Азии. Его слабость — это холодное оружие. Он ловко владел любым видом ножей, мечей, кинжалов. Эти знания ищейка отдавал мне, и, я бы сказала, отдавал очень профессионально. Мне казалось, что на этом свете нет ничего, чего не знал бы этот тип. Анатомию демонов, их способности, скорость удара когтей, время действия смертельного яда, на сколько миллиметров проникают в кожу клыки. Блокировка проникновения в мозг. Теперь я понимала, почему королевские ищейки, находящиеся у него в подчинении, самые лучшие солдаты Братства — он выбирал их сам. Что ж, мой бывший муж не держал бы возле себя бесполезного помощника, а Серафим пробыл с Николасом бок о бок несколько столетий.