– Заткнись, говорю. Ублюдок. Собака.
Климов отвел кулак назад и врезал бродяге по морде. Вырубил его с одного удара. Тот проехался спиной по стене и боком повалился на кучу тряпок.
– Вот так бы сразу, – Климов вытер пот рукавом.
Он посмотрел на часы. Ого, уже четверть девятого.
На цыпочках, согнувшись, он кошачьими беззвучными шагами дошагал до окна. Вытянул руку, взял обрез с подоконника, обхватил ложе ладонью, палец положил на спусковой крючок. Прижавшись плечом к стене, выглянул во двор.
Под окном стоял вовсе не джип «Эксплорер». Обычная старенькая «Волга» с мятыми, кое-как покрашенными крыльями. Над открытым багажником машины склонились два молодых парня. Один вытащил из-под запаски какой-то пакетик, передал другому парню и получил деньги. Затем сел в машину, сорвался с места и уехал.
Человек, оставшийся на дворе, подошел к помойным бакам, развернул пакет. Климов увидел в руке молодого человека два тоненьких инсулиновых шприца, полные темной жидкости, видимо, раствора опия. Один шприц парнишка сунул во внутренний карман кожаной куртки, с другого шприца снял прозрачный колпачок. Затем задрал рукав, поработал пальцами, когда вены вздулись, воткнул иголку в предплечье. Сделав инъекцию, бросил пустой шприц за баки, быстрым шагом вышел со двора.
Климов сел на ящик. Где же Островский? Возможно, появившиеся во дворе наркоманы спугнули его? Климов отвернул пробку бутылки и сделал несколько глотков воды. Половина девятого. Надо ждать дальше.
Бомж зашевелился у стены. Сел, взмахивая руками, то ли чертей ловил, то ли комаров. Минут через десять бродяга окончательно пришел в себя. Выгреб деньги из-под майки, сосчитал. Долго облизывался, предвкушая удовольствие. Спустя ещё четверть часа бродяга подполз на карачках к своему благодетелю, попросил папироску.
– Меня вообще-то Гусем зовут, – затянулся сигаретой бомж. – Но для друзей я Володя. Кстати, я на тебя не в обиде. За это.
Бомж приставил палец к разбитому глазу.
Климов смотрел в окно. Теперь он уже не надеялся на встречу. Вечерние сумерки становились гуще и гуще. На набережной зажгли фонари. По мокрому асфальту расплылись круги желтого света.
Климов ждал ещё час пока, наконец, не понял, что здесь ему больше нечего делать. Не торчать же тут всю ночь, вдыхая едкий характерный запах кошачьей мочи, которым пропитался Гусь. Однако кое-какие меры предосторожности не будут лишними. Покидая склад, можно столкнуться с головорезами Островского за ближайшим углом, в подворотне или на набережной.
Бомж сидел на полу, сосал воду из бутылки, что принес Климов, курил, поплевывая на пол, словно тоже чего-то ждал.
– Выведешь меня через канализацию? – спросил Климов.
– Так ворота открыты, – щелкнул клювом Гусь.
– Мне надо через канализацию. Выведешь?
– Как нечего делать, – ответил бродяга. – Как два пальца.
– А мы в говне не утонем? А то я водолазный костюм дома забыл.
– Это сухой колодец. Старый. Давно брошенный.
Климов последний раз посмотрел на часы. Маленькая стрелка подобралась к десятке. Он сложил в сумку обрез, пистолет и пакет с патронами. Гусь поднялся, поковылял к выходу. Он ставил ступни елочкой, переваливался с боку на бок, видимо, за странный походняк бродягу и прозвали Гусем.
Спустившись в подвал, они прошли добрых полтора квартала извилистой подземной галереей, мало похожей на канализационный коллектор. На поверхность поднялись через бомбоубежище, оборудованное в подвале жилого дома. Климов порылся в кармане и выдал Гусю премиальные.
Через десять минут он сидел за рулем «Жигулей».
Климов добрался до дачи в половине двенадцатого ночи. Загнав машину в гараж, открыл веранду, плеснул в стакан водки, добавил апельсинового сока. И прикончил горько-кислое пойло в два глотка.
Затем он зажег свет во дворе, вытащил с веранды плетеное кресло. Упав в него, долго сидел, наблюдая, как вокруг светильника, висящего над дверью, вьется стая мелких мошек. Дождь закончился, плотные облака прорезал узкий серп молодого месяца. В его млечном свете густая листва старых яблонь поменяла зеленый цвет на темно синий.
Выкурив сигарету, он вытащил из сумки трубку телефона. Мобильник Островского ответил длинными гудками.
Климов набрал рабочий телефон. Та же самая музыка: бесконечные гудки. Домой в такой поздний час звонят влюбленные, на наблюдающие времени, или законченные хамы, или очень большие начальники, внимание которых – праздник в любое время суток. Климов не смог отнести себя ни к одной из этих категорий, поэтому отложил свой звонок до утра.
Он размазал по руке комара, уже напившегося кровью, поднялся с кресла. Побродив по веранде, треснул ещё полстакана водки, на этот раз без сока, чтобы крепче уснуть. Он запер за собой все двери, поднялся в спальню. Стянул с себя и бросил на пол куртку, упал поперек кровати и вырубился.
Утро началось с того, чем закончился вечер, с телефонных звонков. На этот раз по мобильному телефону Островского ответил грудной женский голос, записанный на пленку: «Абонент временно недоступен». Оба рабочих телефона продолжали молчать. Расхаживая по веранде, Климов набрал домашний телефон. Трубку снял подросток с резким неприятным голосом, услышав имя отца, позвал к аппарату кого-то из взрослых.
– Слушаю, – сказала женщина на другом конце провода.
– Это вас беспокоят из прачечной «Солярис», – промямлил Климов нарочито старческим голосом. – Господин Островский сдавал нам в чистку светлый костюм.
– И в чем дело? – сразу понятно, у дамы не то настроение, чтобы беседовать с несчастным стариком, работником прачечной.
– Я просто хотел сказать, что пятна от вишни, которые остались на лацканах… Так вот, они не вывелись во время чистки. Я могу поговорить с господином Островским?
– Кто это звонит? – голос женщины задрожал то ли от волнения, то ли от злости. – Кто это?
– Это из прачечной, администратор
Климов проклинал себя за неудачную ложь. Дураку понятно, что Островский сам не сдает костюмы в чистку. Да и название прачечной придумал не слишком убедительное, «Солярис». Есть, правда, клуб для голубых с таким названием. Но прачечная… Нет, это уж слишком.
– Понимаете, светлый костюм…
– Не морочьте мне голову, кретин, идиот несчастный, – женщина так разволновалась, что бросила трубку.
Свежий восточный ветер разогнал тучи, не оставив следа от вчерашнего ненастья. Дышалось легко. Климов долго бродил по участку, натыкаясь на запущенные грядки клубники, на оставленное ночью кресло, на клумбу многолетних цветов. Он тяготился одиночеством, тяготился тем, что не у кого попросить совета или помощи.
Эпилог
Около полудня вдруг зазвонил телефон.
Климов удивился. Кто бы это мог быть? Жене он строго запретил сюда звонить. Вероятно, ошиблись номером. Климов нажал на кнопку, поднес мембрану к уху. Голос Урманцева был совсем близко, будто звонил он не из Рязани, а с соседней дачи. Но голос какой-то странный, шепелявый.
– Ты меня слышишь? И хорошо. Я хотел тебе сказать пару слов. Хотел поставить тебя в известность, что охота окончена. Все дерьмо позади. Все в прошлом.
– Это как? – не понял Климов.
– Купи сегодняшние газеты, и ты узнаешь интересные подробности, – прошепелявил Урманцев. – Это происшествие наверняка должно попасть в утренние номера каких-нибудь газет.
– Брось эти штучки, – поморщился Климов. – Я сегодня плохо спал.
– Я не спал совсем, – ответил Урманцев. – Правда, я жив, можно так сказать. Жив, в общем и целом. У меня вывих плеча, трещина в ключице, вероятно, седьмое левое ребро сломано. И ещё мне трудно говорить… На дне Яузы я оставил пяток коренных зубов.
– Ты это серьезно? – Климов остановился с открытым ртом. – Ты хочешь сказать… Ты правду…
– Все найдешь в газетах, – сказал Урманцев. – Прощай. И если задумаешь с кем-то свести счеты, не пытайся меня найти.
Короткие гудки. Климов, позабыв о том, что в гараже стоит машина, выбежал за калитку. До автобусной остановки, где до часу дня открыт газетный киоск, не меньше километра. Он пробежал это расстояние пружинистой спортивной трусцой, сгреб все газеты, что ещё остались на прилавке.
Сев на деревянную скамейку, до блеска отполированную задами пассажиров и тяжелыми продуктовыми сумками, привычно осмотрелся по сторонам. Поблизости не было никого. Только мальчишка в коротких штанах гнутой палочкой катал впереди себя обод велосипедного колеса. Автобус на Москву ушел пять минут назад, а следующий приедет на круг только после обеда.
Климов открыл известную центральную газету, перевернул лист, уткнулся в колонку происшествий. И тут же нашел, что искал. «Засада на берегу Яузы», так называлась заметка. Климов проглотил несколько коротких абзацев.
Автор репортажа писал, что известный предприниматель Егор Островский, связанный с нефтяным бизнесом, вчера вечером попал в ловушку, устроенную бандитами на набережной Яузы. Островский тем злополучным вечером, видимо, собирался на важную встречу. Его джип «Эксплорер» сопровождали две машины, набитые вооруженные охранниками. Сам предприниматель надел бронежилет.
Весь вечер лил дождь, и набережная была скользкой, как ледяной каток. По словам свидетелей происшествия, когда кортеж предпринимателя выезжал на Салтыковскую набережную, с Красноказарменной улицы выскочил «МАЗ». Но полной ясности в этом вопросе пока нет. По словам других очеридцев, «МАЗ» уже стоял на углу Красноказарменной улицы и набережной, словно дожидался, когда появился джип. Тяжелый грузовик протаранил левую часть джипа. Машины сцепились бамперами, вылетели на тротуар, сбив чугунное ограждение, упали в реку.
Предприниматель и начальник его службы охраны Виктор Черных погибли на месте. Водителю джипа удалось спастись. Вероятно, бандиты тянули с предпринимателя деньги, но тот оказался несговорчивым и, главное, очень принципиальным человеком. Чувствуя опасность, он принял контрмеры. Но эти меры, как показала практика, оказались недостаточными.