— Когда я с тобой закончу, твоя рожа будет не лучше, — продолжая удерживать за головой руки ведьмы, другой рукой он надавил на ее живот. Юная женщина распахнула красиво очерченные губы. Ее прекрасное лицо сморщилось от боли и страха. — Как ты говорила — запрещено применять насилие к беременным до приговора? Приговорить тебя приговорили, стало быть, теперь можно.
Он ухмыльнулся, забираясь ведьме между ног. Та изо всех сил сжала колени. Ее черты искажали презрение и брезгливость.
— Ты пузатая винная бочка с дерьмом, — ведьма замотала головой, не в силах терпеть губы усатого на своем лице. — Как только такого тупого выродка держат на службе? Суда надо мной еще не было!
Против ее ожидания, стражник только ухмыльнулся вновь, обнажив передний провал между желтыми зубами.
— И не будет, сучка. О тебе уже все решили. И Лей свидетель, теперь ты моя!
Альвах опешил. Не было похоже, чтобы усатый лгал. Должно быть, злопамятный стражник действительно очень долго дожидался своего часа — и теперь дождался. Но как такое могло быть? По Уложению суд над любой ведьмой был обязательным, даже если его решение было предопределено.
— Ты лжешь, — собрав последние силы и преодолевая боль, Альвах рванулся прочь, не дав вновь завладеть своими губами. — Ты лживый ублюдок, клянусь именем Светлого, я донесу на тебя! Я донесу, ты слышишь..?
— Ори хоть на весь Ром, — как видно, стражнику доставляло удовольствие отчаянное сопротивление полуживой от ран и боли юницы. — Скоро тебя казнят. Но до того я возьму с тебя свое, подлая тварь! Кому говорят, повернись! Дай мне твою… чтоб тебя! Ты, шлюха, знаешь, с кем связалась? Я…
— Я вижу, здесь нарушаются заветы Светлого.
Альвах и навалившийся на него усатый вскинулись. На пороге стоял невысокий худощавый духовник, Лей знает как сумевший проникнуть в камеру бесшумно. Должно быть, этот духовник был хорошо знаком усатому стражу, поскольку тот заполошно вскочил.
— Вон.
Усатый ретировался раньше, чем отзвенел звук голоса духовного отца. Альвах закусил губу. Коротко выдохнув, он с третьей попытки присилил себя сесть, подтянув ноги и складывая руки так, чтобы прикрыть грудь. Духовник оглянулся на дверь, за которой исчез стражник, после чего неслышно подошел к глядевшей на него исподлобья ведьме и, помедлив, присел рядом с ней прямо на каменный пол.
Некоторое время они молчали. Ведьма обнимала себя за плечи. Духовный отец с кажущейся рассеянностью перебирал знак Светлого, висевший у него на шее.
— Дочь Лии, ты знаешь, зачем я пришел?
Альвах покосился, но вопреки воле духовника, на вопрос ответил вопросом.
— Это правда, что… суд надо мной… уже совершен? Ведь это против… против Уложения?
Духовный отец приподнял бровь. Впрочем, медлил он недолго.
— Ты знаешь силу своих чар. Справедливый суд над тобой невозможен, поскольку нельзя призвать в свидетели пострадавшую от твоей волшбы сторону. Едва де-принц Седрик прознает о том, где ты находишься, он предпримет попытку помочь тебе избежать справедливого возмездия. Мы не можем этого допустить.
Альвах криво усмехнулся.
— Ты лукавишь, духовный отец. Закон мне известен. Вы просто не имеете моего признания. Теперь ты пришел, дабы обманом получить то, чего другой следователь не смог добиться силой. Для того вы сперва подослали стражника. Чтобы мне увидеть в тебе… избавителя и… довериться тебе. Это ведь так?
Теперь уже духовник покосился на него, но промолчал, по-видимому, мгновенно просчитывая, что говорить дальше прозорливой ведьме. Однако много времени Альвах ему не дал. Он уже уразумел уже почти все и теперь у него оставался только последний вопрос.
— Какой смертью мне присуждено умереть? — уже твердо и спокойно, что не вязалось ни с чем в его теперешнем облике, спросил он.
Глава 35
Седрик Дагеддид снял через голову перевязь с ножами и швырнул ее на скамью. Он возвращался из очередного бесплодного похода, так и не встретив той, которую искал. Седрик маялся. Его сердце исходило в тревоге за прекрасную Марику. Он был уверен, что она в беде, и невозможность помочь приводила его в бессильное бешенство. Де-принц готов был проводить в седле сутки напролет и преодолевать столько преград, сколько понадобится для того, чтобы спасти невесту.
Но все его мужество пропадало втуне. Несмотря на отчаянные поиски, де-принцу не удалось напасть даже на след юной романки.
… Этот постоялый двор ничем не отличался от множества других таких же. Утомленный непрекращавшимися многонедельными поисками отряд Дагеддида размещался на постой. Сам Седрик, который весь день не находил себе места, заперся в комнате. Вскоре принесли ужин, но есть ему не хотелось. Несмотря на утомительный день, де-принц не мог даже присесть. Он мерил шагами комнату до тех пор, пока за окном окончательно не стемнело, а его ноги не налились тяжелой усталостью.
— Найдись, — пользуясь тем, что остался один и не в силах удерживать в себе то, что было на душе, беспокойно бормотал Дагеддид. — Прошу тебя, найдись. Я… клянусь именем Светлого, я больше никогда не буду к тебе жесток… Я никогда тебя не обижу и не сделаю тебе больно. Я… проклятие, Марика, найдись! Я не могу, не могу, не хочу и не могу без тебя…
В дверь громко постучали. Опомнившийся Седрик прекратил бессвязные горячие призывы и заставил себя присесть. Получив его разрешение, в комнату прошли двое. Одного — высокого, плечистого велла, де-принц знал. Это был его десятник. Второй оказался низкорослым, жилистым молодым венемейцем, уже плешивым, как и многие из этого народа.
— Ваше высочество, — десятник склонил украшенную гребнистым шлемом голову. Он был одним из немногих веллов, кто прошел службу в имперском Легионе и чрезвычайно этим гордился. Впрочем, воином он и в самом деле был отменным, за что Седрик его искренне ценил, несмотря на раздражавший романский шлем. — Этот человек прибыл из самого Ивенотт-и-ратта. Он утверждает, что у него имеются сведения о том, где найти… женщину, которую мы ищем.
Седрик сузил глаза.
— Говори, — приказал он венемейцу. Гость не внушал ему никакого доверия. Таких вестников де-принц только за сегодняшний день выслушал двоих. И всякий раз их «сведения» оказывались обманом. Но Седрик давно уже цеплялся за любую, даже самую призрачную надежду. — Что ты мне принес?
Венемеец бросил взгляд на десятника и, сделав шаг вперед, коротко поклонился.
— Приветствую ваше высочество, — старательно выговаривая слова, промолвил он. — Это ведь верно я слышал на рынке, что указавшему на место, где скрывается некая романская дева Марика, полагается четыре меры золотом?
Седрик так же коротко кивнул.
— Добавлю еще полумеру серебра, если Марика будет в добром здравии. Ты знаешь, где она?
Венемеец открыл рот, но вместо того, чтобы заговорить, хрипло закашлялся. Де-принц, морщась, терпеливо ждал завершения.
— Прошу прощения, ваше высочество. Я следую за вашим отрядом уже второй день. Едва успел нагнать… а ветра в Веллии суровы. Стало быть… если вы тверды одарить вестника…
— Если ты знаешь, где романка — говори, чтоб тебе провалиться! — не сдержавшись, гаркнул Седрик, с досадой треснув кулаком по столу. — Получишь золота столько, что не сможешь унести! Где она?
Венемеец бросил еще один беспокойный взгляд на подобравшегося десятника.
— Я… милостью Лея, я помощник палача, ваше высочество. Что при Ордене Инквизиции Ивенотт-и-ратта. Романку, которая… как это говорится по-ученому… проходила по документам, как Марика, доставили к нам почти два месяца назад. Ее… допрашивали на предмет обольщения вашего высочества при помощи магии. Она… созналась сразу в связи с вашим высочеством и утверждала, что ее ребенок — он, ну… — венемеец кашлянул. — Королевской крови. Но она не сознавалась в ведьминстве… ровно и в попытках… в попытках околдовать вас, ваше высочество. За два месяца она так и не созналась в том, что ведьма…
Помощник палача изменился в лице, умолкая. Седрик опомнился, стирая оскал, и возвращая морде хищного зверя, в которую превратилось его лицо, человеческие черты.
— Ее пытали? — негромко переспросил он, опустив голову и сжимая и разжимая пальцы в кулаке. — Два месяца?
Венемеец кивнул.
— Да, но она… не признала себя ведьмой.
Седрик прочистил горло.
— А… ребенок? — еще тише спросил он. — Она была в бремени…
— Пока цел, ваше высочество, — правильно понял его вестник. — Тока бы вам поторопиться. Ее арестовали по доносу, но суда не было. Свидетельство благородного мужа и… ее живучесть отставляют все сомнения в ее виновности. Опять же, главный свидетель — это вы, ваше высочество, а вас судьи… не решились пригласить на процесс… во избежание… недоразумений. Короче… решено ее сжечь без суда на Пустыре Очищающего Огня на третий закат после вынесения решения. Я, как услыхал, так и… ну, отпросился по семейным обстоятельствам. И — дунул за вами, ваше высочество. Если только… насчет награды…
— Сколько дней прошло после вынесения решения? — прервал его Седрик. Венемеец спешно кивнул.
— Два восхода, ваше высочество. Успеть будет трудно, даже если выехать прямо теперь. Собственно… казнь-то назначена на завтрашний закат.
Глава 36
Альвах опять трясся в повозке. Повозка отличалась от той, в которой его доставили во двор крепости Ордена. Эта сверху была крыта кованой крышкой, из-за чего больше напоминала сундук. Щели между металлическими прутьями были до того узкими, что дорогу сквозь них было не разглядеть. Бывший Инквизитор сидел почти в полной темноте. Однако он и так догадывался, куда его везли.
Прошло три дня с принятия решения по его судьбе. Судьба ему была умереть на третий закат после вынесения приговора — таковы были правила Уложений. А значит, последнее, что дано было роману увидеть в его жизни, был Пустырь Очищающего Огня. Место за стенами Ивенотт-и-ратта, где уже много лет подряд принимали огненную смерть изловленные Орденом ведьмы.