Серов неприятно прищурил глаза:
– А вы не думали над тем, что я могу вас сейчас задержать, привезти к себе и вытряхнуть из вас всё, что вы знаете?
– Вы вправе поступать, как вам хочется. Только что это изменит? По поводу дела я пришёл к вам сам, без меня вы и понятия не имели, что на вас шьют статью. Ну, предположим, выдам вам имя своего человека? Что дальше? Надавите на него? Чем? К тому же он вас тут же сдаст «танцору». Ликвидируете? А где гарантия, что дело не дублируют? И где гарантия, что от вас не ждут именно такой реакции? Иван Александрович, вы же умный человек, посудите сами: если бы я хотел нанести вред Жукову, разве стал бы искать встречу с ним?
Серов задумался. Логика в словах старика имелась. Да и то, что тот хотел увидеться с Георгиевичем ради своей выгоды, Серову тоже было понятно.
На что Старков и сделал ставку, потому как прекрасно знал, что собой представляет сидящий рядом с ним человек. Если бы Глеб Иванович начал говорить о том, будто хочет помочь маршалу не за деньги, не за звание, не за награды, а просто потому, что так нужно, генерал бы его не понял. Серов был не из тех, кто мог ради товарищей лечь на амбразуру дота. Иван Александрович всё и всегда делал с расчётом. В Украине с расчётом подружился с Хрущёвым. В Москве – с Меркуловым и Кобуловым. То есть с людьми, которых прекрасно понимал и которые были «в масть» ему. Потому-то Глеб Иванович и подвёл «материальное обоснование» под разговор.
А Серов продолжал размышлять. И мысли генерала крутились не вокруг того, чем и как он сможет помочь другу-маршалу, а о том, чем ему лично будут грозить последствия, если он сейчас вытолкает старика в шею и ничего не скажет Жукову? И какие бы выводы он сейчас ни делал, какие бы подходцы ни придумывал, всё сводилось к одному: посадят вместе с Жорой. Особенно после сегодняшнего разговора с Берией…
– Хорошо, – выдавил из себя Серов, глянув на ручные часы. – Я передам Георгию Константиновичу вашу просьбу.
– Желательно не откладывать…
– Сам знаю. Всё одно, раньше, чем через два дня, он в Москве не будет…
– Насколько мне известно, он ещё не вылетел на фронт.
Брови генерала в изумлении подскочили:
– Откуда у вас такая информация?
Глеб Иванович продумал и этот ход. Он прекрасно понимал: нужно приоткрыться, это сыграет в его пользу.
– От Поскрёбышева. – На самом деле, информацию передал Тугин, который действительно её узнал от секретаря Сталина.
– В таком случае почему бы вам не договориться о встрече через него?
– Хотите, чтобы я и ему пересказал о той вечеринке, в особом отделе армии? – И тут же, без всякого перехода, Глеб Иванович добавил: – Только, Иван Александрович, у меня к вам большая просьба: о решении товарища маршала сообщить лично мне, не по телефону и не через посыльного. Сами понимаете…
Серов хмыкнул:
– Понимаю. Поступим иначе. Если Георгий Константинович решит встретиться с вами, ровно в двенадцать дня эта машина, – рука генерала хлопнула по коже сиденья, – будет ждать вас возле станции метро «Кировская». Если увидите, что машины нет, значит, товарищ маршал отказался от встречи.
– А если водитель просто не успеет…
– Я сказал: ровно в двенадцать дня! Без всяких «если». Володя, – Серов высунулся в дверное окошко, – поехали!
Старков, не прощаясь, открыл дверцу и покинул авто.
– Всё. Перекур с дремотой. – Андреев лёгким движением сильного, гибкого тела, откинулся на спину. – Сархамов, – тихо, еле слышно приказал капитан одному из разведчиков, – твоя вахта. И ветками голову прикрой, чтобы линзы не сверкали. – После чего командир разведчиков пояснил Киму: – Море спокойное, хватит и одного наблюдателя.
Сбоку послышался лёгкий, едва слышный шорох кустов, вслед за которым показалась голова, прикрытая капюшоном маскировочной раскраски:
– Товарищ капитан, немцы загоношились.
Ким узнал одного из бойцов, отправленных в дозор, охранять базу. Его точка наблюдения находилась метрах в семистах от рыбацкого посёлка, в котором базировалось небольшое подразделение противника. Именно их часовые и производили осмотр побережья.
– Точнее! – Андреев подполз ближе к солдату.
– У них там сбор объявили. Подогнали грузовики. Вроде как выезжать собираются.
– Может, отступают? – сделал предположение Ким, за что и был награждён полупрезрительным взглядом командира разведгруппы.
– Это эсесовцы. Эти просто так, ни за хрен собачий, позицию не покинут. Судя по всему, рубка за Тукумс началась.
– Думаешь, хотят поддержать?
– Сомнительно. Скорее всего получили приказ эвакуировать объект. Хреновато теперь нашим придётся…
– Что за объект? – вскинулся Ким.
– А леший его знает! Какой-то пункт подготовки. Мы на него месяц назад наткнулись. Теперь с ним люди Лесника работают. – Заметив непонимание во взгляде Рыбака, Андреев перевёл: – Партизаны.
«Разведшкола, – догадался Ким. – Официальная версия его пребывания в прифронтовой полосе. Так вот кто должен был выполнить приказ Фитина! Партизаны. А Гавриленко об этом ничего не сказал. И о том, что группа Андреева ходила по этим местам, ни словом не обмолвился. Забыл? А может, не успел: собирались-то в спешке».
Тем временем командир разведчиков поманил к себе бойца.
– Как только фрицы начнут уходить, дай знать.
Голова в капюшоне исчезла.
– Олег, так вы тут были? – поинтересовался Рыбак, когда Андреев снова повернулся лицом к нему.
– Ползали. – Разведчик отвернулся, что-то начал искать по карманам. – Нужно было «прощупать» местность перед наступлением. Ты вот что, люба моя, давай отдыхай. Два часа. Потом сменишь меня. А то ночью весь спектакль проспим.
Кима долго уговаривать не пришлось. К тому же он и сам был рад остаться наедине с невесёлыми думами, которые накатили на него.
Рыбак аккуратно сполз в овражек, в кусты, прижав к телу автомат, лёг под зелёный пушистый куст.
Андреев соврал. Капитан это понял потому, как тот невнятно-быстро ответил на его вопрос, и тут же приказал отдыхать, видимо, опасаясь, продолжения разговора. Или по иной причине, что скорее всего.
Ким припомнил детали из полусуточного общения с разведчиком, на которые ранее не обратил внимания. К примеру, вспомнился такой факт: откуда командир разведчиков мог знать о том, что дно каменистое? На картах никаких указаний нет. Выходит, капитан «щупал» дно. Для чего? Чтобы захватить рыбацкий посёлок, покрытие дна залива знать необязательно. И об аквалангах Ким ни с кем не говорил. Ни с Гавриленко, ни с Андреевым. Конечно, не факт, что акваланги будут. Это была одна из версий, когда они со Старковым обсуждали, каким способом немцы смогут доставить Шилова к побережью. Но он-то о них молчал. Никто, кроме Кима и Старкова, понятия не имел, с какой стороны должен прийти диверсант. А Андреев озвучил только одну правильную версию, что Шилов придёт именно со стороны моря. Сразу же отбросив другие плавсредства. Почему-то он не сказал ни о лодке, ни о плоте, ни о бревне, в конце концов, а именно об аквалангах. «Ладно, – мысленно проговорил Ким, – предположим, Глеб Иванович мог посвятить в нашу версию майора. Но он чётко помнил: Гавриленко, отправляя группу на задание, говорил с капитаном при нём, и ни о чём подобном не было сказано ни слова. Был только приказ помочь взять диверсанта. Точка! Что ж, выходит, либо Андреев – эдакий новоявленный Вольф Мессинг, либо…»
Рыбак с силой сжал челюсти. Да так, что хрустнуло.
Ответ мог быть только один: группа Андреева готовилась к захвату диверсанта ещё до звонка Глеба Ивановича своему другу, майору Гавриленко.
Отец Домотер встретился с Шелленбергом и Канарисом в кафе «Виа Кондотти». Это знаменитое чопорное заведение выбрал Шелленберг. Канарис решил, что его молодой спутник таким образом захотел показать свою эрудированность и показушную интеллигентность. Однако на самом деле Вальтеру дорогое литературное кафе, которое в разные периоды истории посещали Стендаль, Гоголь, Ференц Лист, Бодлер и Вагнер, посоветовал генерал Вольф. Это было одно из немногих заведений, с которым его люди были детально знакомы и где они могли спокойно проконтролировать действия Канариса, чтобы тот, не дай бог, не ухитрился исчезнуть посредством запасных выходов, проходных дворов и так далее.
Кафе выглядело немного эксцентрично: пыльно и потрёпано, так, будто со времён посещения его теми именитыми личностями помещение никто ни разу не прибирал. Но в этом-то и заключался шарм заведения. Посетитель, войдя вовнутрь, ощущал прикосновение к подлинной, незалакированной истории. За что и цены были соответствующие.
Официант, скорее похожий на князя, нежели на обслуживающий персонал, принёс три эспрессо и горячие бутерброды.
Пока оформлялся заказ, отец Домотер открыто изучал обоих немцев, отмечая самые мельчайшие детали. Молодой импонировал больше. Он был уверен в себе, расслаблен, постоянно шутил и сам смеялся над своими шутками, пока ждали напитки.
Старик молчал, тяжело развалившись в кресле, всем своим мягким, обессилевшим телом заполнив его.
«Этот не боец, – тут же решил святой отец. – На него ставку делать нельзя. Непонятно, зачем они приехали вдвоём? Мальчишка мог бы и сам справиться».
А Канарис тем временем внимательно осматривал помещение. Он понимал: это последний шанс уйти от Шелленберга и Вольфа. Контакт с Мадридом через отца Витторио провалился. С этим крутолобым святошей Вальтер быстро найдёт точки соприкосновения. И тогда ему конец.
Взгляд адмирала вторично окинул зал. Помимо них в помещении находилось ещё семь человек. Две девушки. Матрона в возрасте. Официант. И три человека Вольфа. Последние разместились по периметру. Один пристроился у стойки, двое расселись за спинами разведчиков. Причём сели так, чтобы вся троица была под их наблюдением, но одновременно не могли слышать разговора. Профессионально.
– Итак, господа, я весь внимание. – Отец Домотер слегка пригубил из своей чашки сладкий напиток, не притронувшись к бутерброду.