Правда, и Вячеслав Михайлович не мог знать и предвидеть всего. Как, например, того, что «хозяин» рассчитывал на Варшавский «бунт» не потому, что хотел как можно скорее изгнать гитлеровцев из соседнего государства, а только лишь для того, чтобы подстегнуть к более активным действиям Рокоссовского и тем самым ускорить выполнение своего так долго вынашиваемого плана.
Впрочем, была и ещё одна, третья, тоже заинтересованная в Варшавском восстании, сила, о которой Молотов тоже помнил.
Ровно год назад, в Квебеке, после относительно бескровной высадки союзников в Италии, Черчилль и Рузвельт одобрили план «Рэнкин», план будущего Европы, в котором отдельной строкой предусматривалось и… вооружённое восстание в Варшаве силами Армии Крайовой. Таким образом, Польша входила в сферу интересов западных союзников. Только в данный момент сам собой напрашивался вопрос: чьи интересы сейчас выражает Миколайчик: Польши или Британии? Если Польши, то он должен быть не заинтересован в том, чтобы восстание началось в связи его неподготовленностью. Если же интересы Лондона, тогда есть все шансы выполнить приказ Сталина.
Пауза затянулась.
Вячеслав Михайлович, отложив в сторону пару листов, привычным жестом поправив на носу пенсне, уже хотел было высказать новую мысль, которая должна была превратиться в следующий удар по позиции польской делегации, но Миколайчик, сам того не подозревая, неожиданно сгладил нарастающий накал встречи:
– Естественно, мы должны, но не в состоянии отвечать за каждого гражданина нашей страны. – Польский премьер говорил медленно, так, чтобы переводчик успевал за ним. – Впрочем, так же, как и вы не в состоянии отвечать за каждого своего солдата. А на войне, как вам известно, случается всякое. А потому мы считаем, известные нам, единичные случаи никак не должны повлиять на наши взаимоотношения. Тем более, в тот исторический момент, когда гитлеровскому фашизму в скором времени должен наступить конец.
Мостик мира был брошен, и Молотов с явно выраженным равнодушием на лице, но с огромной радостью в душе принял позыв:
– Мы нисколько не сомневаемся в том, что ваша страна так же, как и Советский Союз, желает как можно скорее изгнать оккупантов со своей территории. Мы, со своей стороны, обязуемся оказать вам всемерную посильную помощь. Будь то оружием, продовольствием, техникой…
Букмастер чётко уловил момент, когда «красный» министр дал понять: Кремль заинтересован в том, чтобы Варшава поднялась. Нет, он не услышал ни одного конкретного предложения от главы Советского НКИДа, но тональность, эмоциональность речи министра, уверенность в высказываниях говорили об одном – Сталин ждёт!
Сейчас разведчик пожалел о том, что не успел пройти детальную инструкцию у Викерса. Он был знаком с проблемой в общих чертах. Знал о плане «Рэнкин» и о последующем за ним плане «Буря», который был разработан командованием Армии Крайовой и введён в действие приказом Сосновского 20 ноября 1943 года. Знал о содержании плана «Буря», в котором рассматривался целый комплекс диверсионных мероприятий как против немецких войск, так и против Красной Армии. Однако всего этого было недостаточно, чтобы чётко себе представить позицию Сталина. К примеру, Букмастер понятия не имел, каково соотношение сил Армии Крайовой и Армии Людовой? Не знал и того, имеет поддержку АК на всей территории Польши или только в каких-то определённых областях? И какова поддержка среди местного населения АЛ? Какова численность Красной Армии на Варшавском направлении? Поддерживает с большевиками связь Армия Людова или работает на свой страх и риск? Какова поддержка большевиков местным населением в уже захваченных красными территориях Польши? Без ответов на данные вопросы сделать полную выкладку по дальнейшему поведению «красных» в отношении Варшавской проблемы было крайне сложно.
Впрочем, Викерс и Мензис от него этого и не ждали. Их интересовал только и исключительно сам процесс. Из чего Букмастер сделал вывод: Англия, несмотря на вчерашнюю телеграмму Миколайчику, постарается в самое ближайшее время дистанцироваться от польской проблемы, оставив Варшавский вопрос один на один с Кремлём.
А Молотов тем временем продолжал:
– На данный момент Красная Армия стремительными темпами развивает наступление по всем фронта. Если вы возьмёте сводку нашего Информационного агентства, то увидите, что части Советской Красной Армии практически освободили основную часть оккупированных областей СССР и вышли к границам Европы.
«Призыв к действию, – догадался Букмастер. – Любопытно, а Миколайчик видит, чувствует, что его подталкивают к нему?»
– Мы как ваши союзники в деле борьбы с фашизмом рады данному факту, – отозвался польский премьер. – И мы тоже вносим свой посильный вклад в дело борьбы с нацизмом. К примеру, армия генерала Андерса…
Букмастер, вскользь взглянув на Миколайчика, принялся рисовать в блокноте женскую фигурку. «Всё, – мысленно подвёл итог встрече разведчик, – потекла вода. Миколайчик понял прозрачный намёк Молотова и ушёл в сторону. Даже несмотря на то, что “бульдог” дал “зелёный свет”. Струсил или позиция?»
А Миколайчик в данный момент действительно растерялся и испугался. Фактически все точки над «i» были расставлены. Британия и Советский Союз предоставляли гарантии поддержки будущему восстанию. Оставалось только одно: сказать «да». Но именно это слово премьер произнести так и не решился. Не нашёл в себе сил. Потому как прекрасно понимал: после того как простое, короткое слово будет произнесено, привычный мир, в котором он жил до сих пор, перестанет существовать.
4
Машина, въехав на территорию Парка имени товарища Сталина, а в народе по-прежнему именуемого Измайловским, притормозила. Жуков молча первым покинул автомобиль и скорым, размашистым, уверенным шагом, заложив руки за спину, направился по дорожке в глубь лесного массива. Старков последовал за ним.
Когда авто вместе с водителем осталось далеко позади, командующий, не останавливаясь, процедил сквозь зубы:
– Слушаю.
Глеб Иванович смахнул пот со лба:
– Товарищ маршал, если можно, давайте остановимся. У меня лёгкие…
– Так какого рожна делаете в органах с таким здоровьем? – В голосе Жукова послышались раздражение и злость, впрочем, Георгий Константинович успел взять себя в руки, не дать волю негативным эмоциям. – Выкладывайте. Только быстрее, у меня нет времени.
– Для начала, товарищ маршал, я бы хотел принести извинение за то, что обманул вас и Серова. Никто на Лидию Захарову дела не заводил, и о том событии, о котором я говорил Ивану Александровичу, никто, кроме меня и вас, не знает и знать не будет.
– Да вы что… – Вот тут Жуков едва не сорвался. Маршал навис над полковником. – Вы… – Рука командующего резко поднялась в намерении ударить чекиста. – Ты… Мешок дерьма… Да я тебя… Ты хоть понимаешь, что я…
Рука сжалась в кулак. Большой, тяжёлый.
– Товарищ маршал, – Старков и не подумал испугаться. Его голос по-прежнему звучал спокойно и хладнокровно, – поберегите эмоции для других. Я извинился только за придуманный мотив встречи. Всё остальное носит ещё более страшный характер, чем вы можете себе представить.
– Кто тебе рассказал о том, что произошло в тот вечер? – взгляд Жукова готов был испепелить полковника.
– Рокоссовский. Случайно. В разговоре.
– Маршал? И с тобой? – Георгий Константинович окинул худую фигуру Старкова презрительным взглядом. – Случайно в разговоре? Слушай, полковник, мне твоё враньё…
– Я вместе с Костей сидел в одной камере, – неожиданно для Жукова, дерзко и чётко произнёс чекист. – Когда вы, его однокашник, и одного слова в защиту друга не захотели сказать.
– Ты… – Жуков схватил Старкова за грудки. – Ты кто такой, чтобы мне тут указывать, что я должен был сделать, а что – нет? Да если бы не я, Костя давно гнил бы в земле.
– Не вы, товарищ маршал, а Семён Тимошенко. Я имею право называть его по имени. Он вытащил Костю. И он, а не вы, ходатайствовал за него перед Сталиным.
– А, сука, так ты на меня ещё и компромат собирал?!
– Руки! – с силой вытолкнул из себя Глеб Иванович, ни жестом, ни мимикой не показывая испуга. – Я вам не сявка и не сопливый связист, об которого вы вытерли ноги в сорок втором. Я с восемнадцатого с Феликсом в одной связке работал. И партийный стаж у меня поболе вашего будет. И на партбилете подпись самого Ленина стоит.
Старков с силой оправил гимнастёрку, так, будто стряхнул с неё руки главнокомандующего.
– Повторяю ещё раз: придержите свои эмоции. А генералу Серову я был вынужден соврать. – Глеб Иванович, с трудом переводил дыхание, а потому фразы получались рубленные, жесткие. – Хотя то, ради чего искал с вами встречи, касается и его. Впрочем, если бы не Костя, хрен бы я хотел с вами увидеться, товарищ маршал. Потому как вы мне лично крайне неприятны. Да, к сожалению, иного выхода нет.
Жуков, опешив от такого напора, сделал шаг назад. В подобном тоне с ним давно не говорили (Сталин – не в счёт). За последние годы Георгий Константинович привык к своему высокому положению, к тому, как по-плебейски покорно нижние чины, да и не только нижние, принимают его барскую манеру поведения. А тут полковник, сморчок – и на таких тонах, да с матюком… А сколько эмоций в словах, во взгляде старика! Жуков безотрывно смотрел в глаза полконику и видел в них презрение к нему, Маршалу Победы. Нет, Жуков скорее не понял, а почувствовал: неслучайно этот странный чекист захотел встречи с ним. Что-то действительно произошло, и что-то такое, о чём страшно подумать.
– Ладно, – Георгий Константинович расстегнул ворот кителя, – выкладывайте, что у вас?
– Сколько даёте времени?
– Сколько понадобится. Только чётко, по полочкам.
Старков облизнул пересохшие губы: «Вот и всё, пора “нырять в прорубь”».
– Товарищ маршал, прежде чем начну говорить, ответьте на один вопрос: вы уже общались с Рокоссовским по одному поводу? – Старков сделал усиление в голосе. – По ТОМУ поводу? Понимаете?