Сейчас штатив с фотообъективом стояли в углу, на столе. Рядышком расположились ванночки для проявителя и закрепителя. Старков поднял голову: фотографии с помощью простых бельевых прищепок сохли на верёвке, натянутой из угла в угол.
Глеб Иванович быстро принялся рассматривать каждую из них. «Шилов и Ким. Не то. Он с Кимом. Он с Шиловым. Не то. Шилов работает на ключе. Не то. Снова Шилов. Рассматривает комплектующие детали для самодельной мины. Опять не то.
О, что-то новенькое! Берия. Съёмка второго дня. Берия в комнате. Сидит. Берия стоит у дачного домика. Улыбается».
Старков вспомнил: в тот день нарком жаловался на пораненную левую руку. Да, действительно, на втором снимке чётко видно, левая рука Лаврентия Павловича перебинтована. Совпадает. Шаг к следующему снимку. Снова Берия. Мочится на куст сирени. На лице блаженство. А вот ещё одно любопытное фото. Помощник помогает застегнуть наркому ширинку. На самом-то деле Берия тогда сам не смог справиться с тугими петлями, с пораненной рукой. Но вот со стороны кажется, будто двое (Старков кашлянул) встретились в лесу для интимных утех.
ФЭД ткнул пальцем в фото:
– Ну и дела. Нет, оно понятно, всё было иначе. Это если видеть все кадры. Но вот в отдельности…
Губы же Старкова улыбка даже не тронула. Теперь стало понятно, почему рыженький фотограф так испугался за плёнку и решил её спрятать. «Дурашка, не того боялся».
На восьмой фотографии рука старика дрогнула. Вот оно, то, чего мальчишке следовало бояться на самом деле. То, из-за чего он погиб.
Глеб Иванович нервно провёл рукой по щеке, будто смахивая паутинку: с чёрно-белого снимка на чекиста смотрел сам Лаврентий Павлович Берия. И не просто смотрел. Улыбался. Одновременно сжимая в крепком рукопожатии руку диверсанту Шилову.
Отец Домотер вошёл в знакомый кабинет Папы. Тот, как обычно, работал над документами.
– Чем порадуете, Эдуардо? – Папа указал рукой на стул, стоящий напротив, с другой стороны стола.
– Начну с того, что предложение господина Шелленберга заслуживает внимания. – Священник перед встречей тщательно продумал ход будущей беседы. Некоторые моменты он решил, понятное дело, скрыть. Но выставить на обозрение то, о чём речь во время встречи и не шла. Но это было то, что могло заинтересовать Папу, чтобы тот не отказался от предстоящей операции по отправке немцев. Ложь, рассчитанная на то, что Папа никак не сможет проверить отчёт. Вызывать Шелленберга к себе тот не станет. Иначе зачем задействовал его, Домотера? Канарис во время договорённостей отсутствовал. В кафе присутствовали только люди Вольфа. Как ни крути, Папе придётся поверить на слово.
– Предложение Шелленберга? – перебил Пачелли священника. – И как второй? Он что, совсем не проявил инициативы?
– К сожалению, адмирал нас покинул в самом начале беседы. Ему стало плохо. Как вы просили, лично моё мнение: стоит иметь дело только с молодым человеком.
Папа понимающе покачал головой.
– Что предложил Шелленберг?
– Вы оказались правы. Он просит нашей помощи в выезде небольшого числа сотрудников структур германской безопасности в пределы стран Южной Америки.
– И только?
– Вполне возможно, потом последует просьба помочь представителям и других… скажем так, специальностей. Но на данный момент господин Шелленберг ограничился узким, хорошо знакомым кругом людей.
– Ну что ж, как для начала, так сказать, в виде пробы, мы поможем людям Гиммлера.
Домотер вздрогнул. До сих пор имя рейхсфюрера СС не упоминалось в беседах ни с немцами, ни с Папой. Ни разу. Это имя тщательно обходили и Шелленберг, и Пачелли, и он сам. Подразумевалось, что Домотер станет помогать простым офицерам германской армии, которые попали в сложное положение. Кто будет финансировать данное предприятие, откуда будут браться деньги и ценности – вопрос второго плана. Покупатель никогда не интересуется, откуда у перекупщика появились те или иные вещи. Главное, чтобы они у него были.
Пачелли тоже понял, что допустил ошибку, когда озвучил имя рейхсфюрера. Этим он подставил себя. До сих пор Папа, по мере возможности, дистанцировался от верхушки нацистской Германии. Они существовали как бы параллельно. Не мешая друг другу и не помогая. Теперь же тем, что он озвучил имя Гиммлера, он выдал себя с головой: впервые Папа Пий XII, пусть даже и перед одним человеком, пусть даже и преданным человеком, распахнул свою изнанку. Нужно было как-то выходить из создавшегося положения.
– Как Шелленберг видит перемещение беженцев из Германии в Италию? – прокашлявшись, изменил течение беседы Пачелли.
Домотер всё понял и поддержал Папу.
– Есть идея воспользоваться перевалом Бреннер.
– Козьими тропами? Что ж, для небольшого количества людей этого вполне достаточно. Финансовая сторона, о ней говорил Шелленберг?
– Они готовы оплатить все расходы.
– В таком случае, Эдуардо, беритесь за дело. Какую нужно помощь, я вам окажу. Можете на меня рассчитывать. И держите в курсе всего.
– Слушаюсь, Ваше Святейшество.
Ким с силой ударил Андреева в плечо:
– Чёрт, напугал.
– Тихо. – Капитан приложил палец к губам. – Не смотри, что дождь. Здесь слышимость, как в театре. Или в Александрийском парке. В Белой Церкви. Никогда не бывал? Нет? Побывай. Есть там одна постройка, стоишь в разных концах, метров пятьдесят друг от друга, говоришь шёпотом, а слышно, будто рядом.
– Ты мне баки не заливай, – прошипел Ким, свернувшись в клубок, чтобы голос уходил в одежду. – Зачем вернулся?
– Из любопытства.
– Не понял.
– А тут и понимать нечего. Здорово придумал, будто тебя фрицы схватили. Самойлов поверил. Доложил в штаб. Там сейчас паника. Вот меня обратно и вернули. Тебя выручать. Приказали хлопнуть рыбачий посёлок, чтобы тебя вытащить.
– Ясно. А ты, значит, меня раскусил?
– И давно. Я ещё когда мы уходили понял, что ты какую-нибудь гадость придумаешь.
Ким услышал сарказм в голосе Андреева, который тот и не подумал скрывать.
– А чего зубы сушишь? Иди докладывай своему руководству.
– Успеется. – Командир разведчиков придвинулся вплотную к Рыбаку. – Слушай, капитан, а ну-ка, как на духу, скажи: какого лешего ты решил влезть во всё это дерьмо? Только чур не врать. Самойлова вон как ловко обвёл, а мне заливал, мол, никакой подготовки не имею… Бегун-стайер! – Андреев сплюнул в траву. И глубже втянул голову в капюшон: дождь припустил сильнее.
– Много будешь знать – не успеешь состариться.
– А ты за меня не беспокойся. О себе подумай. И о том мужике, кого ждёшь.
– Что ты хочешь? Правду? А тошно от той правды не станет? Тянет тут из меня жилы…
Разведчик провёл рукою по лицу, стирая капли воды:
– Ну, что ж, не хочешь – не говори. Дело твоё. Только Самойлов не даст тебе встретить твоего человека. Точнее, дать-то, может, и даст, только ляжете вы на песочек, в рядочек. С дырочками от пуль. Оба.
– Тебе что-то известно?
– Предположим.
– Что?
– Мах на мах. Ты мне рассказываешь, кого ждёшь. Я выкладываю, что знаю.
Ким с минуту думал. И как ни крутил, какие варианты ни пробовал, всё одно выходило, часть правды нужно открыть капитану. Это был шанс. Пусть даже минимальный.
– Я жду друга, – после долгой паузы, проговорил чекист. – И не просто друга. Этот человек выполнял особое задание. Там, – Рыбак кивнул головой в сторону залива, – в Германии. Теперь возвращается на родину. Хочет вернуться.
– А в Москве, значит, не желают его возвращения?
– Вроде того.
– Понятно. Конкуренция? Или?..
– Или. – Ким вздрогнул: Андреев, сам того не понимая, только что попал в «десятку».
– Любопытно. – Капитан сунул в рот травинку, принялся её жевать передними зубами. – Только у меня такое чувство, люба моя, врёшь ты всё. Либо не договариваешь. Выбирай.
– Да пошёл ты.
Ким отвернулся. Вот тебе и поговорили. «Идиот, – обругал себя Рыбак, – зачем сказал всё это? Для чего? Союзника хотел заиметь? Да, – со злостью сам себе ответил Ким, – захотел! Потому как этот капитан прав в одном: хреновато им с Серёгой в скорости придётся. Будут вдвоём против людей Самойлова, а теперь ещё и Андреева. А скинуть вдвоём две группы опытных разведчиков – пупок развяжется».
Лёгкий удар в бок привёл Кима в чувство.
– Ладно, Союз Молодёжи, извини. Понимаю, многого сказать не имеешь права. Только и меня пойми: не хочется как-то складывать голову непонятно за что. Или кого. Говоришь, наш?
Ким понял, речь шла о Шилове.
– Нелегал.
– И должен живым попасть в Москву?
– Нет. – Ким посмотрел в глаза Олегу. – В том-то и дело, что должен исчезнуть. Живым. Единственный шанс. Именно потому я и приехал. Чтобы он не успел рвануть в столицу. Если упущу и он самостоятельно доберётся до Москвы, ему никто не сможет помочь.
– Что же он такого натворил, что одни желают его смерти, а другие хотят спрятать?
Ким промолчал и на этот раз.
Андреев потёр указательным пальцем перебитую в детстве горбатую переносицу, выплюнул травинку.
– Хрен с вами. Только не думай, будто ради тебя. Мне глубоко плевать и на тебя, и на твоего корефана. Мне яйца Гавриленко хочется промеж дверей зажать. Да так, чтобы он, сука, верещал от боли. Долго. И до хрипоты.
– Про полковника после расскажешь. Меня сейчас интересует, какой приказ у Самойлова?
– Правильно мыслишь. – Олег кивнул головой в сторону леса. – Самойлов – дружок Гавриленко. Доверенное, так сказать, лицо. Жополиз, одним словом. Когда-то на чём-то попался, вот с тех пор задницу нашему «особисту» и вылизывает.
– Ближе к теме.
– Да куда уж ближе, – выдохнул капитан. – Сначала твоего дружка должен был встретить я и сдать его Гавриленко.
– То есть ты знал, что он придёт морем?
– Конечно, знал. А тут ты объявился. Как снег на голову. На рассвете я дал сигнал: «груз не прибыл». Видимо, тогда у Гавриленко и появилась мысль сменить меня.