– Почему?
– А он мне не доверяет. А тут ещё ты… Недурак, догался, что мы можем спеться.
– Предположим. А с чего решил, будто и меня, – Ким снова кивнул головой в сторону залива, – хотят ликвидировать?
– Так сам Самойлов проболтался. Меня ведь к нему в подчинение кинули. А он решил ввести в курс дела.
– А ты, значит, сразу ко мне?
– Зачем? Самойлов думает, будто я со своими бойцами с северо-западной стороны встал. Я так и сделал. А после махнул к тебе.
– По моему поводу, предположим, ясно. А за что не возлюбил этого вашего Гавриленко?
– Имеется причина. И достаточно уважительная.
Через час, после посещения отцом Домотером Папы, Пачелли вызвал к себе отца Ляйбера.
– Роберт, есть результат?
– Да, Ваше Святейшество.
Священник протянул Папе листы бумаги, исписанные мелким каллиграфическим почерком.
– Практически слово в слово. У Кросетты хорошая память. Единственно, имеются пропуски в тех местах, где она не смогла точно перевести на итальянский язык некоторые фразы немца. Но в целом картина полная.
– Разговаривали на немецком языке?
– Да, Ваше Святейшество. Отец Домотер им владеет в совершенстве.
– Можно было написать и на языке оригинала, – заметил Папа.
– Простите, Ваше Святейшество, учту на будущее.
Папа просмотрел записи.
– Вот, – указательный палец Пачелли ткнул в бумагу, – тут говорится о салфетке. Вслух сумма так и не была озвучена?
– Совершенно верно. Господин Шелленберг побоялся назвать цифры.
– Пять тысяч… – тихо произнёс Пачелли, вторично просматривая запись беседы, сделанную доверенной особой отца Ляйбера после посещения той кафе «Виа Кондотти». – Пять тысяч… Роберт…
– Я вас слушаю.
– Чей приход в Бреннербате? Не припомните?
– Отца Арриго, Ваше Святейшество. Его тоже вызвать в Рим?
– Нет. – Пачелли отрицательно качнул головой. – Сделайте вот что. Отберите молодого, наблюдательного и, самое главное, преданного вам лично человека и порекомендуйте его отцу Арриго. Скажем, в качестве временного помощника. В целях обучения. Подумайте, что мы можем сделать для самого отца Арриго, чтобы повысить его авторитет. Но так, чтобы это не вызвало подозрений. И пусть тот молодой человек сообщает вам обо всём, что будет происходить в приходе. И не только в приходе.
– А как быть с отцом Домотером?
Папа ответил не раздумывая. Он уже принял решение:
– Продолжайте наблюдение. Только так, чтобы он ничего не заподозрил. Ничего! Домотер должен находиться в полной уверенности в том, что мы ему доверяем. Отдайте распоряжение: в случае, если он почувствует присутствие наших людей, немедленно прекращать слежение и уходить. И докладывать обо всех встречах, которые у него состоятся. Особенно – в ближайшие дни.
По просьбе Старкова ФЭД сделал семь копий одной и той же фотографии. Все семь теперь стопочкой лежали на столе перед Глебом Ивановичем. Рядом со стопкой также лежало ещё одно фото, с изображением одного Берии на фоне той самой дачи, где проходил подготовку Шилов. Сбоку стола разместилось восемь бумажных пакетов.
Глеб Иванович отхлебнул из чашки кипяток, посмотрел в окно и принялся писать письмо.
Из оперативных сводок: «В течение 1 августа западнее и юго-западнее города Псков наши войска продолжали вести наступательные бои, в ходе которых заняли более 60 населённых пунктов. Северо-западнее и западнее города Иелгава войска 1-го Прибалтийского фронта овладели уездным центром Латвийской ССР городом и железнодорожной станцией ТУКУМС, городом и железнодорожной станцией Добеле… Таким образом, наши войска перерезали все пути, ведущие из Прибалтики в Восточную Пруссию.
К 1 августа войска левого крыла 1-го Белорусского фронта вышли к Варшаве с юго-востока. 2-я танковая армия при подходе к предместью Варшавы – Праге встретила ожесточенное сопротивление врага, занявшего подготовленную ранее оборону»
Натан Гельман прибыл к Абакумову без предупредительного звонка. В полной уверенности, что генерал его примет. Так и произошло.
Абакумов, едва майор вошёл в кабинет, вскочил из-за стола, скорым шагом прошёл к двери и лично плотно закрыл её.
– Ну? – с нетерпением проговорил Виктор Семёнович.
– Есть интересная информация, товарищ генерал.
– Выкладывай.
Подчиняясь кивку головы начальства, Гельман присел на край стула.
– За последние полтора года капитан Рыбак действительно не покидал столицу. Работал с «нелегалами». С кем из «нелегалов» он контактирует, узнать не удалось. Информация полностью засекречена, а моё любопытство, сами понимаете… Но есть одна деталь: год назад Рыбак работал с одним очень любопытным персонажем. Бывшим ЗК, уголовником. До сорок третьего года никакого отношения к нашим структурам не имеющим.
– Действительно любопытно. Фамилия уголовника?
– Шилов. Имени и отчества узнать не удалось. За что сидел, кто осудил – тоже. Но известно одно: судили его и проходил отсидку в Украине. Все документы, к сожалению, во время оккупации оказались в руках фашистов.
– Откуда узнал, что он сидел? – Абакумов задавал вопросы хлёстко-чётко.
– Майор Нефёдов, начальник охраны на даче управления, где проходил подготовку Шилов, вспомнил этот персонаж. Имени, к сожалению, его не знает. Да и то, что у того фамилия Шилов, узнал случайно, из разговора ЗК со Старковым. Запомнил. Так вот, Нефёдов утверждает: Шилов использовал в разговоре тюремный сленг.
– Не факт, – заметил Абакумов. – Шилова могли специально «натаскать» разговаривать «по фене». К тому же, вполне возможно, он вовсе и не Шилов. Что ещё привлекло внимание?
– Шилова готовили по программе террориста-одиночки.
– Вполне приемлемо для подпольной работы и партизанского движения.
– Но, товарищ генерал, Рыбак до сих пор работал только и исключительно с «нелегалами». Партизаны – не его вотчина.
– Мы сегодня все занимаемся не только своим делом. Так что подготовка этого, как ты выразился, ЗК ни о чём не говорит. Ещё что-нибудь имеется?
– Прошлой ранней осенью, или поздним летом, Нефёдов точно не помнит…
– Только без лирики!
– Простите. – Гельман упруго вскочил на ноги. – Год назад Шилова фотографировали. Фотограф был из нашего управления. Лейтенант Фёдор Волков. Нефёдов припомнил, как того привозил Старков.
– И?
– После этого фотограф погиб. Убили во время драки. Зарезали. По показаниям дела, защищал девушку, попал под нож.
– Бывает.
– Но и это не всё. Вскоре, после смерти Волкова, умерла его мать. Сердечный приступ. А два дня назад застрелился сосед фотографа. Все жили на одной лестничной площадке. По показаниям соседей, старик был неравнодушен к матери Фёдора Волкова.
– И всё?
– Так точно.
– Послушай, Гельман, тебе нужно романы писать. Может, профессию поменяешь? Что за хрень ты мне тут несёшь? Одного из-за девушки зарезали, второй из-за бабы застрелился… Ещё и капитана каким-то кондёбером пришпандорил! Фантазия разыгралась?
– Товарищ генерал, – майор вытянулся в струну, – я выполнял ваше распоряжение. Собирал, обобщал данные…
– И что собрал? Слухи?
– Никак нет. Я опросил местных пацанов по причине того, что соседи были перепуганы и не смогли дать чётких показаний. Так вот, мальчишки сообщили: в тот день, когда старик грохнул самого себя, простите, застрелился, в подъезде шурудили наши люди.
– Они что, крысы: шурудили? Подбирай выражения, майор. Откуда информация? Кто эти «наши люди»?
– Я имею в виду НКВД. Пацаны описали внешность их начальника. Совпадает с внешностью Щербакова, старшего оперативной группы…
Абакумов провёл широкой ладонью по лицу начиная со лба вниз.
А вот это было действительно любопытно.
Щербаков в последнее время часто посещал Берию. Об этом Виктор Семёнович знал от секретаря наркома. Мало того, именно после посещения Щербаковым Берии у того случился сердечный приступ.
Виктор Семёнович бросил взгляд на часы, стоящие в углу кабинета. Час ночи. «Кремлёвский рабочий день» в разгаре. И тут же вернулась прежняя мысль.
«Берия – Щербаков – фотограф – Старков – некто Шилов… Фотограф погибает год назад, а сердечный приступ у наркома происходит два дня назад. И происходит именно после того, как Щербаков посетил дом погибшего фотографа. Какое отношение имеет Берия к фотографу? Снова выпавшее звено. И два оперативника, что выехали в Прибалтику, молчат. Чертовщина какая-то».
Андреев отвинтил крышку фляжки, сделал пару глотков.
– Я, когда Гавриленко тебя к нам привёз, сразу понял, что-то не так. А потом Панин… Узнал сержанта?
– Узнал. Мне ему ещё магарыч нужно выставить за прошлое.
– Успеешь.
Рыбак всю дорогу, пока они шли к побережью, пытался вспомнить, где он видел того сержанта, которого Андреев окликнул насчёт кухни. И лишь когда группа Андреева оставила его одного, когда он, повторяя след в след, шаги разведчиков, переместился на новое место, только тогда Ким вспомнил, где он мог ранее видеть рыжего мужика с вялой, на первый взгляд, фигурой.
Панин в сорок втором, в составе группы разведчиков, возвращал его из второй командировки. Они тогда с большим трудом преодолели линию фронта. Из полного состава группы выжило три человека, в том числе и сержант. Именно он его, Кима, раненного в плечо, обессиленного от потери крови, перетянул на себе в расположение наших частей.
Обо всём этом Панин, судя по всему, рассказал Андрееву.
– Извини, что соврал по поводу того, что не ходил в тыл.
– Ладно, забыли. Так вот, если бы не Панин, я бы ещё, наверное, сомневался. Но, когда Егор доложил, что ты собой представляешь, тут у меня внутри и ёкнуло.
– Ты вот что, Олег, давай по порядку. А то я тебя не понимаю.
– А тут понимать нечего. Сука наш Гавриленко ещё та! Он за те полтора года, что у нас трётся, «схарчил» командира полка, двух ротных, одного командира отделения. Я уже молчу про рядовой состав. С роту наберётся. И откуда такая гнида объявилась?