– Вы это о чём?
– О главной причине, по которой я здесь. Повторюсь, все эти договорённости с Домотером, Пачелли – только прелюдия. А вот теперь речь пойдёт о главном. О том, для чего, собственно, я к вам и пришёл.
Хилл и Викерс прошли в сад, что располагался во дворе посольства, присели на скамью, по требованию старого разведчика, лицом к заданию, спиной к улице.
– Что случилось, Том? – Хилл достал фляжку, потряс её. – Нужно заправить баки.
– Печень ещё не беспокоит?
– Если бы ты здесь провёл столько, сколько я, тебя бы уже не беспокоили ни печень, ни селезёнка. Потому как они были бы просто заспиртованы. Выкладывай, зачем позвал?
– Джордж, у нас сидит «крот».
– Где «у нас»? В посольстве? В Лондоне? В лесу?
– Либо в нашей структуре, либо в окружении «бульдога».
– Ну, это нормальное явление. А ты думал, немцы будут сидеть сложа ручки и очень тактично вести себя с нами? Том, человек – существо слабое. И ты это знаешь, как никто другой. Тем более, у нас в парламенте есть свои, открытые сторонники Гитлера. Даже вербовать не нужно.
– Речь идёт не о немцах. О русских.
Хилл присвистнул.
– А вот это действительно новость. Открытых сторонников большевизма в парламенте точно нет.
– Мы давно подозревали, что кто-то передаёт Москве информацию о том, что происходит в Лондоне. Но данная утечка против нас особой роли не играла. До недавнего времени.
– Вы столкнулись с «дядюшкой Джо» на польском вопросе, – не спросил, утвердительно заявил Хилл.
– И это только начало. Чем ближе будет конец войны, тем Кремль захочет иметь больше информации о том, что происходит в Форин-офисе.
– Ты хочешь раскрыть «крота»?
– Нет. Я хочу его вычислить, чтобы перекачивать русским дезинформацию. – Викерс наклонился, поднял прутик, принялся им рисовать по песчаной дорожке. – Джордж, скоро твоя миссия здесь закончится. Месяца через два-три мы тебя отзовём.
– Хочешь отправить меня на пенсию?
– Нет. Ты мне больше подошёл бы именно здесь. Но у «бульдога» иные планы. Джордж, – Викерс вскинул голову, посмотрел на коллегу, – тебе нужно «подставиться». Официально о твоей отставке мы сообщим в скором времени. Тебе нужно будет выказать недовольство по данному поводу. Пойти на конфликт. Больше употреблять этого… – разведчик кивнул на фляжку. – Одним словом, сделать так, чтобы русские проявили к тебе сочувствие. И интерес. Здесь, в Москве, на полный контакт не иди. Пусть они тебя чем-нибудь подцепят, а возьмут за жабры в Лондоне.
– И через меня, таким образом, ты хочешь выйти на «крота»? Мудрёно, но вполне выполнимо. Насколько понимаю, игра будет длительной?
– Да. – Викерс выбросил прут и подошвой туфли растёр нарисованную на песке пирамиду. – После поражения Германии наша цель – СССР. Третью мировую войну сейчас никто не вытянет. А потому, мой дорогой друг, это будет война разведок. Игра предстоит увлекательнейшая.
На этот раз сбор состоялся в особняке Геринга. И по его инициативе. Несмотря на то, что все были ознакомлены с причинами собрания, рейхсмаршал решил сделать вступление к разговору:
– Господа, подведём небольшой итог. Мир принял двойника. Мало того, поверил в то, что фюрер жив.
– И тут нужно отдать должное нашим друзьям, Йозефу и Генриху, – заметил с места Борман. Герингу не понравилось, что его речь прервали, но рейхслейтер и не подумал остановиться. – Йозеф, фотографии с места взрыва просто потрясающие. Даже я, человек, который знает всё, и то поверил в то, будто взрыв произошёл не в бункере.
– Да, пришлось потрудиться. – Вяло отозвался Геббельс.
– Кстати, что с охраной? – с этими словами Борман обернулся к Гиммлеру. – Вы же понимаете, Генрих…
– Тут всё в порядке. – Рейхсфюрер стоял у окна, прислонившись к подоконнику. Этим он как бы дистанциировал себя от остальных. – Те, кто находился в непосредственной близости от кабинета фюрера в Вольфшанце, те, кто упаковывал его тело в ящик, – Борман при слове «упаковывал» вздрогнул: словно посылку, – те, кто нёс дежурство на пунктах связи, врачи – все ликвидированы. Остальные арестованы, находятся под стражей. Эти люди детальной информацией о том, что произошло на самом деле, не располагают, но на всякий случай будут казнены по решению суда.
– Простите, Генрих, – вмешался рейхсминистр пропаганды, – но на вашем месте я бы сохранил жизнь некоторым из них, на ваш выбор. Уверен, дело о покушении на фюрера ещё всплывёт, и неоднократно. А полное отсутствие свидетелей только насторожит историков и тех, кто будет данное дело исследовать. Пусть несколько человек, из тех, кто убеждён в том, что фюрер не погиб, останутся в живых. Легенда должна подпитываться фактами. А иначе она перестанет быть легендой.
– Я подумаю над вашим предложением. Далее. В Вольфшанце я сменил всю охрану. – Гиммлер кинул взгляд на Геббельса. – Естественно, после того как уничтожили сарай. Гестапо и следственная комиссия отрабатывают каждый эпизод со слов свидетелей покушения.
Борман спрятал улыбку: какие свидетели? Все свидетели убиты ещё десять дней назад.
– Как ведёт себя Бургдорф?
На эту реплику Геббельса отозвался Борман.
– Не отличить от фюрера. Я даже иногда ловлю себя на мысли, будто передо мной стоит Ади. Он отдал приказ об изготовлении специального значка за ранение при покушении. С личным автографом. Составил новый список постоянных участников совещаний.
– Конечно, не без вашей подсказки, Мартин? – оскалился Геббельс, однако рейхслейтер сделал вид, будто не понял оскорбительной шутки.
– Помимо этого Бургдорф активно работает со следственной комиссией. По его распоряжению, в соответствии с данными, полученными гестапо, – кивок в сторону Гиммлера, – были арестованы Линстов, Финк, фон Хассель… Одним словом, можно считать, двойник сжился со своей ролью. Повторюсь: он практически не отличим от Ади.
– Именно по этой причине мы с вами и собрались, – наконец-то смог вмешаться в ход разговора хозяин дома. – Друзья, лично меня Бургдорф начинает беспокоить. У него наблюдается явное совмещение себя с фюрером. Потеря собственной личности и переориентация на личность нашего безвозвратно ушедшего Адольфа. Надеюсь, каждый из присутствующих здесь понимает, чем это может грозить?
– Боитесь, кукла захватит власть? – тихо отозвался Гиммлер.
– Ну, этого-то мы как раз не допустим, – чересчур небрежно отмахнулся Геринг. – А вот если Бургдорф психически сломается и с ним начнутся истерика, невменяемость, неконтролируемость поведения – то нам всем это может грозить многим. Очень многим. Генрих, вы можете себе представить, что произойдёт, если информация о том, что фюрер – психопат, просочится в мировую прессу?
– До сих пор пресса, ни мировая, ни немецкая, вас не пугала, – едко заметил рейхсфюрер.
– Наши газеты мне безразличны и сегодня. Простите, Йозеф, – кивок головой в сторону Геббельса, – это не в ваш огород камень. Речь идёт об ином. На фюрере сконцентрированы все финансовые обязательства Рейха и партии, которые находятся как в Германии, так и за её пределами. Вы представляете, что произойдёт, если фюрера объявят сумасшедшим? И это при том, что его подпись должна стоять на всех государственных финансовых документах. Полный крах нашей экономики!
На этот раз Гиммлер промолчал. Потому как понимал: «боров» прав. Сумасшествие Бургдорфа станет сильным потрясением для всех. По информации Шелленберга из Рима, Ватикан заинтересовался его, Гиммлера, предложением. Но все финансовые расчёты Папа видел только и исключительно в долларовом эквиваленте. Причём расчеты святые отцы хотели иметь как наличными, так и в ценных бумагах нейтральных стран. И если с первым проблем не было, то со вторым, если страхи Геринга подтвердятся, проблемы будут. Сумасшествие Гитлера могло если не сорвать сделку, то основательно ей навредить.
Почти аналогично думал в ту минуту и Борман. Правда, в несколько ином направлении. «Ни один нотариус, как бы я его ни уговаривал, – размышлял рейхслейтер, внимательно наблюдая за товарищами по партии, – не признает завещание Гитлера, если тот не будет в здравом уме и твёрдой памяти. А мне этого допустить никак нельзя. Гитлер должен быть жив до последнего аккорда этой симфонии. Нет, неправильно, он должен быть не просто живым, а действующим, думающим, отдающим приказы и понимающим, что происходит вокруг него. Только тогда и только в этом случае он, Борман, достигнет своей цели».
О чём подумал в ту минуту Йозеф Геббельс, сказать трудно. Пожалуй, из всех присутствующих на той встрече Геббельс оставался единственным верным и преданным соратником покойного фюрера. Геббельс жил идеей национал-социализма. Он свято верил в дело фюрера. И даже когда того не стало, он поддержал идею с двойником только во имя одной цели: чтобы дело фюрера продолжилось. Пусть и без него, но с его именем. А потому Геббельс тоже не мог себе представить, чтобы Гитлера, вождя и цвет нации, вдруг обвинили в сумасшествии. Это стало бы крахом существованию самого Геббельса.
– Вы уверены, что всё так серьёзно? – Рейхсминистр пристально посмотрел на Геринга и снова утонул в большом кресле, в котором Геббельс расположился в начале разговора..
– Да, – уверенно кивнул головой хозяин дома. – О чём я вам недавно говорил.
– Йозеф нам сообщил, о вашем, Герман, предложении о применении психотропных препаратов. – Отозвался Гиммлер. – Мало того. Я проконсультировался со своим врачом. Он подтвердил, подобные лекарства действительно могут снизить риск раздвоения личности двойника.
– Вы доверились Керстену? – Борман в возбуждении вскочил со своего места.
– Керстен в курсе того, что фюрер мёртв. – Спокойно парировал рейхсфюрер. – Не забывайте, он был в тот день вместе со мной в Вольфшанце.
– Но…
– Мало того, предлагаю, чтобы курс лечения провёл именно мой врач, – продолжил невозмутимо Гиммлер. – По той простой причине, что в противном случае придётся посвящать в нашу, скажем так, тайну, кого-то ещё. Не забывайте, после курса лечения за куклой будет необходим медицинский досмотр. А это означает, придётся кого-то постороннего посвятить в нашу проблему.