еще? Кто не смог подарить ей ребенка? Беременность ее излечила бы.
Розалия положила записку на тумбочку и взяла в руки пузырек со снотворным. Вода всегда стояла тут же, на тумбочке. Лекарства Розалия пила постоянно. Машинально она выпила свои две таблетки и запила их водой. Какое-то время полежала, глядя в потолок. Ее по-прежнему жгла обида. Но еще были колебания. Все-таки месяц. Целый месяц жизни…
И тут наверху, прямо над головой, засмеялся ребенок. Раздался топот, резвые детские ножки, пренебрегая запретом, несли смешливую Еву к заветному углу, где лежали игрушки. Розалия прекрасно знала расположение комнат и что где находится. Она живо представила себе картину: кудрявая белокурая девочка берет в руки куклу, чтобы поиграть в «дочки-матери».
– Ма-ма! – пищит кукла.
«Даже у этой… проститутки… даже у нее есть ребенок! Есть жизнь…»
Эту Лильку, как Розалия презрительно называла соседку сверху, она люто ненавидела. Незамужняя, раскрашенная и обвешанная дешевыми побрякушками, как какая-нибудь девица легкого поведения, очень уж общительная… И вы только подумайте! Даже у нее есть ребенок!
«А я, что бы ни делала… Нет, Бог меня не слышит. А ведь он потратил на меня времени больше, чем на кого-нибудь другого. Я ведь молилась часами, а сколько свечей зажгла у алтаря? Значит, его просто нет, Бога. Если бы он был, он бы не допустил такой чудовищной несправедливости».
Она машинально взяла из пузырька еще четыре таблетки, положила их в рот и торопливо запила водой. Ей хотелось уснуть, только бы не слышать этого счастливого детского смеха.
«Все равно все кончено, – думала она, допивая снотворное. – Сейчас или через месяц… Какая разница? Чего тянуть? Раз все меня бросили…»
В какой-то момент она испугалась. Умирать оказалось страшно.
– «Скорую»… – прохрипела Розалия и потянулась к лежащему на тумбочке телефону. Но рука бессильно опустилась.
И стало вдруг так легко… Где-то вдалеке раздался детский смех. Это была ее нерожденная девочка, та самая единственная беременность, закончившаяся выкидышем. Нет, она родилась, эта девочка! Там, на небесах, где живут ангелы. И теперь ждет ее, Розалию.
И, идя навстречу своей мечте, Розалия Выдан умерла счастливой…
Шторм (продолжение)
Войдя в спальню и увидев лежащую на кровати Хорькову, Ульяна сразу поняла, что случилось. Сначала она взяла в руки пузырек, он оказался пуст. Потом прочитала записку. Какое-то время Ульяна колебалась: что с этим делать? Позвонить в полицию? Юлию Хорькову? Но тогда он откажется убивать Жорика.
«Ей все равно уже не поможешь, – подумала она, глядя на мертвую женщину. – Она все равно умирала. Я поняла это, когда увидела лекарства. Такие выписывали свекрови, когда она тоже умирала от рака. Последняя стадия. Но зато теперь Розалия может помочь мне».
И Ульяна сымитировала убийство, так, как они с Хорьковым и договаривались, в тех же декорациях. Пустой пузырек и записку она положила в сумочку. На всякий случай. Тогда она не думала о том, что будет дальше, после того, как у следствия появятся результаты вскрытия. Ульяне хотелось, чтобы Жорик умер, а что будет дальше… Что-нибудь да будет. Она умная, она как-нибудь выкрутится.
Когда Хорьков ее обманул и поиздевался всласть, Ульяна разозлилась. Ей ничего не стоило «упасть», и, пока Ульяна сидела на корточках, разыгрывая растерянность и отчаяние, она достала из сумочки завернутый в носовой платок пустой флакон и подложила его под переднее сиденье «мерседеса». Ее душила злость, и было желание отомстить. И она отомстила.
Теперь она сидела в зале суда и наблюдала за тем, как Хорьков тонет. Разыгралась настоящая буря после того, как поднявшиеся на свидетельскую трибуну женщины рассказали всем, какой подлец этот Юлий Хорьков. И он пошел ко дну.
Против него были две весомые улики: пузырек из-под снотворного и ключи.
Доказать самоубийство Розалии можно было, лишь найдя человека, который после ее смерти вошел в квартиру и забрал подтверждающую это самоубийство записку. А потом навел беспорядок, забрал драгоценности покойной, которые дворничиха нашла наутро в урне, и подбросил Хорькову пустой пузырек из-под снотворного. Но войти в квартиру мог только тот, кто имел от нее ключи, ибо сама Розалия уже была мертва и дверь открыть не могла. Все люди на записи с камеры видеонаблюдения, заходившие в подъезд до того, как нашли тело Хорьковой, были идентифицированы, пронумерованы и опрошены. Никто из них в квартиру к Хорьковым войти не мог. У всех имелось стопроцентное алиби.
Так как и чем можно объяснить наличие ключей у Ульяны Схованской и ее приход? Особенно после показаний госпожи Домны? Последней неопознанной оставалась женщина, похожая на Софью. Теперь этот вопрос был снят.
Хорьков был подавлен. Он сам прекрасно понимал, что тонет. Историю с обменом убийствами все признали фантастической.
«Что же мне делать? – раздумывала Ульяна. – Подняться на свидетельскую трибуну? И что в таком случае будет со мной? А с Хорьковым? Сколько ему дадут по статье «доведение до самоубийства»? Скорее всего, если и дадут, то условно».
А вот ее отъезд тогда под вопросом. Она ведь положила на голову Розалии Хорьковой подушку. А до того тщательно спланировала ее убийство. Вошла в чужую квартиру, тайно, ночью. Да, она не убивала, но хотела убить. Сняла с мертвой женщины драгоценности. Если все это озвучить… Тут даже симпатия следователя Кликушина не поможет. Дело отдадут на доследование, и результат непредсказуем.
«Я хочу, чтобы Юлий Хорьков сел в тюрьму!»
В конце концов, то была воля умирающей. Даже такой человек, как Розалия Хорькова, заслужил того, чтобы с ним поступили по справедливости. Розалия жаждала возмездия. Что ж…
Ульяна достала из кармана записку и стала рвать ее в клочья. Хорьков, который последние полчаса не отрывал от Схованской глаз, увидел этот жест и вскочил.
– Она уничтожает улику! – закричал он, указывая на Ульяну. – Держите ее!
– Да что ж это такое! – разозлилась судья и грозно стукнула молотком. – Сядьте!
– Моя жена покончила с собой!
– У вас есть доказательства?
– Я же говорю, она их уничтожает! Схованская! – отчаянно закричал Юлий.
– Теперь вы пытаетесь убедить нас в своем безумии, Хорьков, – насмешливо сказал государственный обвинитель. – Подсудимого освидетельствовал психиатр. Юлий Каевич Хорьков признан вменяемым. Все расстройства психики, в том числе и псевдогаллюцинации, – это попытка ввести суд в заблуждение!
Покончив с предсмертной запиской, Ульяна с улыбкой помахала Хорькову рукой:
– Прощай, Юлий!
Приговор никого не удивил, некоторые даже сочли его мягким: десять лет в колонии строгого режима. Все же убийство было преднамеренным и тщательно спланированным.
«Ему и столько хватит», – подумала Ульяна, идя к выходу. На парковке она столкнулась с госпожой Домной. Гадалка стояла у своей машины, внимательно разглядывая соседнюю. Это как раз была машина Ульяны Схованской.
– И как она? – спросила госпожа Домна, кивая на сверкающую иномарку.
– Меня устраивала.
– Устраивала?
– Завтра утром у меня самолет. Я уезжаю в Америку. Навсегда. А машину, как и все прочее имущество, оставляю бывшему мужу.
– И не жалко? – прищурилась гадалка. – Она ведь дорогая.
– Нет, не жалко. Меня ждут сын и любимый мужчина. Мы уже купили дом. Дом моей мечты. А здесь меня ничего не держит, тем более какая-то машина. Судиться из-за нее и тем самым задерживать свой отъезд я не буду. Я все уже решила.
– Да, я вижу, моя консультация вам не нужна. У вас вид счастливой женщины.
– Это так.
– А может, погадать вам? Хотите знать свое будущее?
– Я его и так знаю. Оно зависит только от меня, а я все свои ошибки осознала и не собираюсь их повторять.
– Что ж… Тогда удачи! – и госпожа Домна приоткрыла дверцу своей машины.
Ульяна какое-то время колебалась, но потом все же окликнула ее:
– Постойте… – и госпожа Домна задержалась. – Раз уж дело прошлое… Я имею в виду смерть Розалии Хорьковой. Скажите, а почему вы показали, что женщина, похожая на компаньонку Хорьковой – ваша клиентка? Ведь это неправда. – Ульяна спокойно смотрела в глаза гадалке.
– А… Я, кажется, понимаю… Но поскольку, как вы верно заметили, дело прошлое… Ко мне ведь приходил следователь, мы долго беседовали. Под конец я сказала ему, что Хорьков сядет. Есть, мол, женщина, которая очень этого хочет и которая все для этого сделает. Так вот: эта женщина – я.
– Вы?!
– Именно. Не в моих интересах, чтобы Юлия Хорькова освободили в зале суда. Я ведь догадываюсь, что случилось на самом деле. Кто-то вошел в квартиру, взял предсмертную записку… Я даже знаю, как выглядела эта женщина. Грим и парик, да?
– Не понимаю, о чем вы.
– Да вы не беспокойтесь, – усмехнулась госпожа Домна. – Я ведь сделала все, чтобы Юлий Хорьков сел. Что мне мешало сказать правду?
– Но зачем вам это нужно?
– Мне нужно парковочное место. Меня абсолютно устраивает дом, в котором я живу вот уже год, я собираюсь сделать отдельный вход. Времена наступают смутные, от клиентов отбою нет. Когда будущее непредсказуемо, все хотят его угадать. Хотя бы путь, по которому надо идти. Ну а кто укажет этот путь? Ясновидящая. Но парковочное место я, увы, сотворить не могу. Мне с самого начала понравилось то, которое занимали Хорьковы. Оно – лучшее. Покойная Розалия знала толк во всем, что касалось движимого и недвижимого. Но выцарапать у нее хоть что-то… Вы же знаете, что это была за женщина. Но теперь место мое, – довольно улыбнулась госпожа Домна. – Все остальные меня побаиваются. Вдруг я порчу наведу? И я могу купить дорогую новую машину, такую, как ваша. Вот и присматриваюсь.
– Так вы из-за парковочного места?!
– Вам кажется, что это мелко? Но у каждого свои проблемы. Для меня это очень важно, а Юлий Хорьков мне никто. Да и, честно сказать, человечишка дрянь. Разве он не хотел убить свою жену? Хотел. Вы лучше меня это знаете. Сделаем вид, что так оно и было. Он заслужил все то, что с ним сегодня случилось.