– Я тоже, – пришлось согласиться мне, а вот на Романа Андреевича полученное известие произвело самое благотворное впечатление. Он хмыкнул и заявил:
– Очень интересно.
– Что тебе интересно? – разозлилась Женька.
– Алиби. Соображай, Петровна: два мента готовы подтвердить, что Аверин в 21.20 был жив-здоров, сел в свой «мерс» и укатил восвояси. И Анфиса Львовна милицейскую машину приметила, когда в парк намылилась.
– Ну? – бестолково промычала подружка и покосилась на меня, точно я должна была ей все объяснить. Объяснить я ничего не могла, потому что сама не понимала, чему Роман Андреевич так радуется.
– Какое ключевое слово во всем вышеизложенном? – задорно подмигнул он и ответил: – Правильно, «милиция», – и скомандовал: – Подъем!
Через двадцать минут мы уже сидели в машине неподалеку от места работы Ярцева и наблюдали за двумя дверями: центральной (мы с Женькой) и боковой, эту дверь взял на себя сам Роман Андреевич, переместившись из машины в кусты. Предварительно он позвонил в это славное учреждение и убедился, что Ярцев на месте. А я позвонила Толику и сообщила его автоответчику, что иду в милицию наводить в стране порядок, потому что гражданская совесть не дает мне спокойно спать.
В половине шестого из центрального подъезда возник Ярцев, я сделала знак Роману Андреевичу, таившемуся в кустах, он не спеша вернулся в машину, и вскоре мы отправились вслед за Ярцевым, который на синих «Жигулях» направлялся к центру города. Возле магазина «Пеликан» он остановился и в течение получаса делал покупки, затем отвез их на улицу Лебедева-Полянского, дом шесть, где, как выяснилось, проживал, и пробыл в своей квартире до 20.45. Именно в это время он вновь появился во дворе и сел в вызванное им такси. Когда оно покинуло двор, мы пристроились сзади на значительном расстоянии. Такси свернуло на Гороховую, мы с Женькой озадаченно переглянулись, а вслед за этим глухо простонали: машина остановилась напротив дома, где жил Козырев.
– Что делается, – возмутилась подружка. – А еще должен был жениться на тебе.
– Кто? – насторожился Роман Андреевич.
– Да этот гад… Не переживай, он сначала крутил любовь со мной, а когда меня кокнули, переметнулся к Анфисе, но это все по сюжету, не взаправду, и ты в голову не бери.
Роман Андреевич посмотрел на Женьку так, точно она окончательно свихнулась. Если честно, я в этом почти не сомневалась, да и за свое здоровье всерьез беспокоилась, перестав соображать, где заканчиваются наши фантазии и начинается суровая правда жизни. Мы проехали метров триста и свернули в переулок, пристроившись возле чужого забора. Нужная нам часть улицы хорошо просматривалась отсюда, так что, если Ярцев воспользуется центральным входом, мы его не провороним. Но в длиннющем козыревском заборе могла быть еще калитка, и даже не одна, хотя, если Ярцев вошел через центральную, чего бы ему через нее и не выйти? Не успела я об этом подумать, как эта самая калитка распахнулась. Роман Андреевич завел мотор, а Женька хмуро сказала:
– А этому чего здесь нужно?
Я вытянула шею и смогла увидеть художника Валахова, он двигал по направлению к троллейбусной остановке, зажав под мышкой пакет.
– Кто это? – спросил Роман Андреевич, поворотом ключа прекращая работу двигателя.
– Один псих и по совместительству художник. Понять не могу, что он здесь делает? Точнее, как его могли сюда впустить?
– Козырев купил его картину, – напомнила я. – «Обнаженную».
– О, черт, не говори о ней. Жуткая гадость.
– А Козырев так не считает, Валахов на радостях, должно быть, решил продать ему что-нибудь еще, вот и притащился. Николай Петрович в прошлую встречу нам на уши лапшу вешал: на самом деле в нелюбимом доме он появляется довольно часто. Как считаешь?
– Так же. Врал, гад, от первого слова до последнего. Жену укокошил… странно, что мы до сих пор живы. Тьфу-тьфу, – торопливо сплюнула через плечо Женька и стала шарить глазами в поисках чего-нибудь деревянного.
– Постучи по своей голове, – посоветовала я, здорово разозлившись: Женькин язык нас точно до добра не доведет.
Однако распри пришлось срочно прекратить, потому что показался Ярцев, в доме он пробыл не более двадцати минут и сейчас сильно спешил. Вышел к остановке, взмахнул рукой и сел в остановившуюся зеленую «копейку». Само собой, мы пристроились сзади. Через пятнадцать минут «копейка» въехала во двор новенького дома так называемой индивидуальной застройки: внизу гаражи, квартиры в двух уровнях плюс мансарда. Пластиковые окна, двери из настоящего дуба, у каждой квартиры отдельный вход с улицы. О таких домах я, конечно, слышала, но бывать в них не посчастливилось, а менту Ярцеву здесь вообще делать нечего. Хотя после его гостевания у Козырева особенно удивляться не приходилось.
Он отпустил машину и зашагал к третьей справа двери. Достал ключи, по-хозяйски открыл дверь и вошел.
– Неужто он здесь квартиру отхватил? – забеспокоилась Женька. – Это ж сумасшедшие деньги, откуда они у мента, даже если он насквозь продажный?
– Это квартира Аверина, – хмыкнул Роман Андреевич.
– Откуда ты знаешь? – начала Женька, но осеклась под его укоризненным взглядом.
– А зачем туда поперся Ярцев? – не смогла удержаться подружка от очередного вопроса.
– А это мы сейчас узнаем, – порадовал Роман Андреевич и кивнул мне: – Анфиса, садись за руль.
Я пересела, а Роман Андреевич направился к кустам сирени, густо произраставшей на противоположной стороне улицы.
– Как думаешь, зачем он там? – почему-то шепотом спросила Женька.
– Тебе сказали: сейчас узнаем.
– А как мы узнаем? – насторожилась подружка.
– Это надо у Ромашки спрашивать, он теперь главный.
– Анфиса, он ведь его не того? Ведь Ярцев мент, хоть и продажный. За мента поди много дают.
– Чего? – не сразу поняла я.
– Годов, – разозлилась она. – Тюремного заключения.
– Отстань с глупостями, зачем Ромашке тюремное заключение, если он, считай, подполковник. Роман Андреевич лучше знает, как обходиться с продажными ментами.
– А вдруг Ярцев не продажный? Вдруг навещал по работе Козырева? Допрашивал, к примеру. А к Аверину на квартиру приехал с целью сбора информации для следствия.
– Нет никакого следствия, – возразила я. – Аверин погиб в автокатастрофе. Сколько денег Козырев отвалил, мне неизвестно, должно быть, много, но менты сошлись на том, что его смерть – несчастный случай. А на допрос к подозреваемому не ходят, его вызывают к себе.
– Ага, вызовешь к себе Козырева… – Тут Женьке пришлось заткнуться, потому что появился Ярцев. – Среди бела дня по чужим квартирам шарит, – вновь перешла на шепот подружка, оправившись от его неожиданного появления. – Совсем совесть потерял.
Спокойно и уверенно Ярцев двигался в нашу сторону. Из кустов показался Роман Андреевич, в три шага поравнялся с ментом, по-дружески его обнял и повел к машине. Обалдев от увиденного, мы не сразу сообразили, что ноги мента не касаются асфальта, а сам он как бы парит в воздухе, закатив глазки и чуть приоткрыв рот. Ромашка сунул его на заднее сиденье, устроился рядом, продолжая по-дружески обнимать бесчувственное тело, и сказал мне:
– Поезжай прямо. Здесь неподалеку имеется долгострой, он нам очень подойдет.
Долгострой в самом деле имел место: окруженный шатким забором пятиэтажный дом. Рамы вставлены, но стекла уже выбиты, подъездную дверь сорвали с петель, на одной из лоджий выросла березка, худенькая и трогательная. Вместо ворот в заборе была дыра, в нее мы и въехали. Я остановилась возле подъезда и вопросительно посмотрела на Ромашку. К этому моменту он сковал руки Ярцева наручниками, а на голову ему нахлобучил вязаную шапку, натянув ее до самого подбородка. Теперь, если Ярцев и откроет глазки, вряд ли чего увидит. Ромашка сделал нам знак рта не открывать и приказал отрывисто:
– Ждите возле Главного почтамта. – Вышел, выволок свою жертву и, закинув Ярцева на плечо, скрылся в доме.
Я торопливо покинула данное место и через пять минут тормозила возле здания Главпочтамта, точно выполнив приказ.
– Анфиса, – жалобно сказала Женька. – У Ромашки пистолет, своими глазами видела…
– Ему положено, – отмахнулась я.
– Белым днем с пистолетом расхаживать?
– Уже смеркается, – поправила я.
– Но ведь он его не укокошит?
– О себе думай. Роман Андреевич знает, что делает, а мне вся эта история до смерти надоела, я хочу в отпуск, а еще хочу жить спокойно. Поняла? И не тревожь меня больше глупыми разговорами.
Ждать пришлось довольно долго, то есть, лежи мы дома на диване, нам бы это долгим не показалось, но здесь мы выполняли ответственное задание, и каждая минута шла за десять. Мы вконец измучились, почти не разговаривали, смотрели в окно и по очереди вопрошали:
– Вдруг что-нибудь случилось?
Когда мы созрели для того, чтобы нарушить приказ, покинуть машину, пробраться на стройку и провести разведку, к великой нашей радости, появился Роман Андреевич. Я выскочила ему навстречу, спросив испуганно:
– Все в порядке? – И удостоилась объятий и торопливого кивка. После чего Ромашка устроился за рулем, я на заднем сиденье, а Женька сказала обреченно:
– Ты его укокошил.
– Очень мне надо, – обиделся Роман Андреевич. – Я с ним малость поболтал, парень жив и здоров и завтра выйдет на работу, если, конечно, с шапкой на глазах и скованными руками со стройки выберется. А он выберется, шишек немного набьет, но это ему только на пользу.
Мы двигались по направлению к моему дому, и я позволила себе расслабиться, потому что доверяла Ромашке, и, если он говорит, что мент жив, с какой стати мне в этом сомневаться?
– Ну и что ты узнал? – начала приставать Женька.
– Труп Аверина из офиса вывез Ярцев. Помнишь милицейскую машину? Козырев позвонил ему и приказал срочно решить данную проблему. Вот наш мент и отправился с двумя доверенными лицами. Как ты с крыльца сиганула, они видели и насторожились. Быстренько забрали труп. Доверенные лица на милицейской машине вывезли его в гараж Ярцева и вернулись назад. Ты пришла, потопталась в офисе и, не обнаружив жертву, удалилась, а они преспокойно сдали офис на сигнализацию. Сам Ярцев, прихватив из кармана Аверина ключи от машины, отбыл на «Мерседесе» все в тот же гараж. А в пятницу они ни свет ни заря устроили небольшую аварию, дождались, когда «мерс» основательно выгорит и от трупа останутся только головешки. Козырев и менты понимали, что в офисе Аверин кого-то ждал. Последний его звонок был тебе, вот ты и попала в поле их зрения. Но особенно порадовать Ярцева не могла, оттого тебя и оставили в покое, решив, что ты ничего не знаешь.